Бессараб так был силен в своей аренде, что Лупул, превзойдя всех волошскнх
арендаторов угодливостью, изворотливостью, подкупами и предательством не мог
ничего ему сделать. Турки щадили ростовщика Лупула, и боялись покуситься па нрава
воина Бессараба. Так наступило то время, когда Владислав IV поддался своим
политическим ласкателям и возмечтал о господстве над христианским Востоком. Был
еще жив тогда великий Конецпольский. Из его неизданной покамест переписки,
сохранившейся в Императорской Публичной Библиотеке, мы знаем, что он смотрел на
Лупула с благородным презрением, и не доверял его преданности Польше. Но Лупул,
не любя ничего, кроме себя, полагался вполне на государство, создающее подобных
ВОИНОВ И ПОЛИТИКОВ. Лупул, в этом отношении, был тот же Петр Могила,
воспитавшийся в созерцании торжества Польши над Москвой, Турцией, Шведами.
Шляхетский Народ не дошел еще тогда до погибельного унижения верховной власти.
Заграничным наблюдателям Польша казалась еще чем-то таким, как изобразил ее
красноречивый Оссолинский перед папою в присутствии представителей католической
Европы. Василь Молдавский взирал на нее, как на безопасное убежище в случае грозы
со стороны Турции, и с этоии целью стал подражать политике своих
предшественников, Могил, умевших, подобпо князю Василию, соединять православие
с противоположными ему верами в брачных союзах. Со своей стороны Польша, в лице
своих панов, искала сближения с князьями откупщиками, и один из богатейших её
представителей, князь Януш Радивил, с рыцарским постоянством домогался три года
руки старшей дочери господаря Василия, Елены. В январе 1645 года дал наконец
Василий Молдавский согласие на брак евоей православной дочери с магнатом. Свадьба
была царственная.
134
ОТПАДЕНИЕ МДЛОГОССШ ОТ ПОЛЬШИ,
Жених явился с двухтысячным почтом. Торжество длилось две недели. Молодых
венчал митрополит Петр Могила в разволоченной и разукрашенной церкви Трех
Святителей. Кальвинист Радивша, полевой литовский гетман, полукальвинист и
полуыусульманин Лупуд, господарь Волощини, полуправославнив, полуиаишст Петр
Могила, митрополит киевский и галицкий, молили втроем троих великих святителей о
небесном благословении дома, столь высоко поднявшагося в земной славе своей, и
небеса сияли, казалось, будущим счастьем над этим домом.
Между тем человеческие кривды и глупости достигли своей крайности и в Польше
вместе с просвещенною его Литвой, и в Волощине, где так блистательно княжил
творец румупекой будущности, и в области, избранной самим Петром Могилой для
полонизации иеополонизованпой Русн. Все вместе сделало возможным появление на
исторической сцене такого лицедея, как Хмельницкий, и даже освятило его ПОДВИГИ В
глазах многих. Василь Молдавский продолжал бороться с Бессарабом и, может быть,
поборол бы его, но интересы того и другого столкнулись с интересами Козицкого
Батька, и ои выступил против них обоих, как лев при дележе звериной добычи.
Прочный фундамент ему был нужнее, чем кому-либо, а такого фундамента не обещала
ему земля изменчивой, лукавой, малодушной черни. Две великия реки, горы с запада,
море востока: вот что могло снасти Козицкого Батька, воиорвых, от его детей,
вовторых, от ободранных панов-нзгнаипиков, и втретыих от негодующей иа козацкую
волышцу Москвы, противницы всех веч, всех панских сеймов и чериецких рад.
Об этом убежище мог ои мечтать еще в то время, когда, после пплявецвого
трехдневиого пьянства, козаиш воображали, что гетман ведет их с Татарами за Белую
Воду. беспокойно посматривая тогда па Вислу, иа Москву реку и иа Босфор,
неожиданно увидел он перед собой послов Лунула.
Волошсвий господарь, как и мультаиский, увлекся было мечтой Владислава IV о
Турецкой войне и, под влиянием своего зятя, Радивнла, решился свергнуть с себя
турецкое вассальство. Ои только ждал перехода Поляков через Дуиай. Но Турецкая
война исчезла, как мираж, и могущественная недавно Польша очутилась под ногами у
Козаков. Заподозрениын в неверности Порте, Лунул в борьбе с Бессарабом прибегнул к
помощи победителей папского войска.
.
1S5
Хмельницкий тогда же, должнб быть, возымел мысль, которую преследовал до
последней возможности с крайним упорством и риском: столкнуть обоих борющихся
господарей-откупщиков с их мест, купить престолы их для себя да для своего сына и
основать в заднестровской Малороссии княжество, невозможное в днепровской. Для
этого ему нужно было всячески ладить с Портою, и он до тех пор не вошел с Лупулом
ни в какую сделку о помощи, пока тот не представил ему разрешения Порты на призыв
Козаков против Бессараба. Отправленный в Волощину с надежными козаками Тимофей
Хмельницкий, под опекой Тогай-бея и его Татар, помог Лупулу взять верх над его
противниками, но зато потребовал от него через Тогай бея руки младшей дочери его,
Рокеанды. Лупул отвечал на грубое сватовство гордо. Руки Роксанды искали
знатнейшие польскорусские дома, в том числе Петр Потоцкий, сын коронного великого
гетмана, и князь Дмитрий Вишневецкий, племянник Иеремии. Что сравнительно с
ними значил неотеса Тимопико Хмельпиченко? Но иначе думал и чувствовал Козацкий
Батько. О Хмельницком поэт мог бы сказать, как о Мазепе:
Что ни единой он обиды,
С тех пор как жив, не забывал...
Пе простили господарю отказа и побратимы старого Хмеля. На возвратпом пути из-
под Зборова, крымские и буджакские орды ограбили по дороге Бессарабию. Вступаясь
за своих подданных, волошский господарь послал за хищниками погоню.
Обремененных ясыром и другою добычею догнать и разбить било не трудно. Орда
потерпела поражение и лишилась добычи своей при селе Братуленах, у Резины и в
Лопупшне. На языке хищников по ремеслу, это называлось „великими кривдами со
стороны Волоховъ", и эти-то кривды припомнили они, валяясь в логах у султан-галги,
когда не состоялся их поход в Московщину.
За свою личную кривду Хмельницкий, как видпо, готовился отомстить Лупулу
целый год. При посредстве Тогай-бея сватался он мирно; теперь снаряжал к Василю
Молдавскому сватов, которых Поляки прозвали кровавыми.
Но сперва в Яссах появилось его посольство с таким же гордым требованием,
каким был господарский отказ. Это было еще в то время, когда козаки, вместе с
достойным Батьком своим, гремели против того, кто сидит на Москве.
135
.
Василь Молдавский знал, что козаки и Татары делают; он, без сомнения,
догадывался, что они и потом будут делать, как бессердечный философ обогащения и
грубой силы, вечно работавший умом над эксплоатацией окружавшего его мира.
Поэтому с новыми сватами заговорил он другим, смиренным и льстивым языком. Он
отвечал, что не может принять предлагаемой ему чести единственно потому, что боится
оскорбить своего повелителя, султана, выдав дочь за молодого Хмельницкого.
Новый авантюрист поймал старого пройдоху на слове, и победил его
превосходством интриги. Сила козацкая перевесила в Стамбуле силу подкупов: князь-
господарь получил не только дозволение, но даже приказание.
Тогда Лупул обратился к польскорусской воинственности, ко* торую в Збараже
проявил блистательно князь Вишневецкий, а в Белоруссии—князь Радивил. Что
значила реляция, распространенная в Европе о непобедимом победителе под Зборовн
м, оп знал как нельзя лучше; но, взвешивая силу руинпиков с силой культурников,
каковы пи есть одни и другие, он должен был провидеть, что Польши хватит еще
надолго не только в борьбе с козаками, по и с Москвой. Полагаясь па своих родных и
приятелей, он отказал сватам Хмельницкого, песмотря даже па султанское повеление.
Случайно ли, или по предусмотрительности Хмельницкого, вторичный отказ
пришел к нему в то время, когда он стоял против Москвы во всеоружии козацкого
согласия и татарского панибратства.
О Ииозацком Батьке дети его сказали бы, что на Баси ля Волошина он важк'пм
духом дьиине; а чти это был за дух, ми зпасм из летописи старинного козакомапа,
который вкладывает Хмелю Хмельницкому в уста такия слова: „Оддай, господарю,
дочку за мого сына, а не оддасн, дак я тебё изотру, изомну и прах твий роспесу по
вбздуси"!
По характеру Малорусса, каков он есть ныне, пет ничего обиднее, как предложить
красавице свою руку, а тем паче руку сына, (о сердце здесь папраспо говорить) и
получить гарбу з. Можно поэтому судить, как обиделся Кояацкий Батько, когда сго
