Мясковский же писал к своему брату, что 16 октября прибыл к Потоцкому ханский ага
в сопровождении Васька из Чигирина, хорунжого Хмельницкого, да Федора Брагиля,
писаря его. Они отправляли посольство публично (publice). Отдав письмо от хана, ага
требовал объяснения (expostulo ѵаи): о собрании столь великого войска, о котором у
них представляют, будто бы оно, по своей огромности, стоит тремя лагерями; о
наступлении на Козаков; о несоблюдении ни в .чем относительно их Зборовского
постановления: чему хан очень удивляется, и требует хранить братство с
Хмельницким, считая кривду его своею собственною. •
„Пан Краковский" (пишет Мясковский) „отвечал, что в нашем отечестве давнишний
обычай ежегодно, жолнера, получающего жалованье, держать в обозе под открытым
небом, а не в домах. Но этот обоз не причиняет козакам никакой кривды. Мы стоим в
20 милях от козацкой линии, и ничего враждебного не замышляем, хотя козаки
поступают с нами неприятельски: ни слова, ни присяги не держат; не выходят не
только из Брацлавского, но и из Подольского воеводства; имений наших не пускают;
особенно я-—слова пана Краковскаго—имея за Днепром 150.000 доходу, не
.
.141
получил еще и гроша, также его милость пан коронный хорунжий и многие другие.
Оловом, козаки делают, что хотят, и слуг наших, и шляхты, братии нашей, множество
перебили в ото время тирански.
„На ото хорунжий Хмельницкого дерзко (arroganter), не допустив переводчика
толмачить, возразил: Не покажсцця воно, милостивый нано гетмаие: не наше козацьке
дило розбивати мужнкив: се ваши опришки справляют. Федор поддержал его. (Вот из
чего молва сделала невозможную сцену между Потоцким и козаком Кравчеаком).
„Пан Краковский*1 (продолжает писать брат к брату, поучая Малоруссов отличать
былое от небывальщины) „представил доказательства справедливости своих слов: ибо
и его собственных слуг за Днепром убили теперь несколько человек, и других перебили
козаки, убили и наиа Воляновского, и папа Костыка, на которого конях ездит Нечай, а
прочих подарил Хмельницкому*). Спор продолжался с полчаса, и когда переводчик все
это пересказал ясно аге, тот сказал: Я сумею (bde lo umiai) рассказать об этом хану, и
которая сторона виновна перед другою, и кто не соблюдет Зборовского постановления,
против того будет стоять хан: так и велел он мне сказать.
„При этом послы отдали, с низким поклоном письмо от Хмельницкого, в котором
письме он настоятельно просить о распущении вриска, присовокупляя, что он
принужден держать на Синих Водах Татар с великими издержками, доставляя из
Украины стации, пока не разойдется войско.
„После того послы были публично на обеде; их угощали с почетом (byli na obiedzie
publice, traklowani honorifice), и после этого посольства уехали в Варшаву".
По словам Мясковского, между Потоцким и Хмельницким уже недели полторы
перед тем были дружеские сношения, а неделю тому назад Потоцкий отправил с
каким-то тайным поручением к хану Бечинского с Атталыком. Грозы как будто и не
было на горизонте, но она чуялась в воздухе, потому-то и носились переделываемые
каждым слухи о Хмельницком. Но никто не предвидел козакотатарского набега на
Волощину, о котором а долженъ
*) Это показывает, что Хмельницкий разыграл перед Киселем такую же комедию с
Нечаем, какую перед Ляшком с Кривоносом.
,142
.
был прервать повествование, чтоб осветить истинным светом взаимные отношения
трех интригующих сил в виду четвертой, лупуловской.
За неимением более точных известий о козацких похождениях в Волощине,
приходится и мне повторить слухи, долетавшие до анонимного мемуариста, который,
как можно догадываться, был адгерентом дома Замоиискнх и жительствовал в
Замостье.
„Вскоре" (пишет он) „полковники Носач, Пушкаренко и Дорошенко с 16.000
Козаков ворвались к Волохам и соединились под Сорокой с 20.000 Орды иуреддин-
оултана. Татарская голота, как муха на мед, бросилась на грабеж Волощишы. Там люди
зажиточные, есть что грабить, а если будут обороняться, то собственною кровью
заплатят.
„Волошский господарь Лупу.ш, не имея столько войска, чтоб отразить внезапный
набег Татар и Козаков, отослал жену и детей в замок Немец, за реку Серег, и велел там
сделать засеку в густом лесу, в буковине, а сам скитался в неприступных горах,
ущельях и нетрах. Поэтому неприятели не воевали, а сплошь грабя, опустошали край
огнем и мечем, гоеиодарскую столицу сожгли, как сожжена из-за Елены Троя, и всю
Волощину разорили. Господарь Василий посылал людей на высокие деревья, велел
смотреть, в которой стороне видать огонь, и соображал руиины. Было у него несколько
приближенных Поляков. ИИо совету двоих из них, Кутнарекого и Доброшевекого,
опытных в домашних и военных делах, решился он окупиться, и послал переговорить с
неприятелем.
„Орда уже довольно награбила; козаки опасались Поляков, сто• явших обозом на
водошской границе; поэтому иуреддин-султан вступил охотно в переговоры, и получив
800.000 битых талеров, еверх подарков старшине, выступил из Волощини.
Хмельницкому также было полезно разграбление Волошины: ибо господарь обещал
ему отдать дочку за его Тимошка, лишь бы только дал ему после этой руины немного
осмотреться. Он до того был прижат к стене, что прежде у нею присватывались, а
теперь сам он сватался ради мира. Отсчитав жестоким сватам такую громадную сумму,
оплакивал он выжженный и разоренный край свой, и поступил по давнишнему обычаю
Волохов, которые заискивают благоволения у всех и кланяются сильнейшему.
Несчастное положение их было таково, что сысподу дым выедает глаза, а сверху на них
каплет.
.
143
„Удавались эти штуки Хмельницкому* (продолжает эхо современной молвы,
Аноним). „Счастливый десперат, он заохачивал Турцию к протекции над собою, Орду
отвлек от Московской войны, Москву, обманутую видом предательской приязни,
сделал неприятелями Поляков, волошского господаря оклеветал, и не пропустил
никакого случая повредить Польше. Великое диво! человек низкого происхождения
одним природным умом доходил до таких предательских штук и прозорливых мыслей,
что не только обманывал глупое посольство, но обманывал и великих монархов и,
словно помраченных чернокнижными чарами, вооружал и соединял на Поляков.
Татары, от природы довольно проницательные, поверили, что Поляки, будучи не в
силах одолеть Козаков, хотят выгубить обезоруженных под предлогом Зборовского
трактата. Россиянин, устрашенный татарским могуществом, принял протекцию над
козаками для обеспечения своего Московского царства; а Турок, желая завоевать
Украину, предложил им протекцию, и ослабив постоянною войною Поляков, надеялся
покорить их своей власти. Так-то* (заключает с глубоким вздохом современник-
мемуарист) „одной головы Хмельницкого с его столь быстрым умом было достаточно,
чтобы причинить Речи Посполитой такия тяжкия страдания,— того Хмельницкого, о
котором все знали, что это был такой великий пьяница, что никогда не просыпался, и,
однакож, он один был автором и выполнителем столь страшных руин, бед и
кровопролития*.
Совсем иной взгляд на козацкие подвиги и единоверной Молдавии усвоили себе от
Козаков наши предки Малоруссы; а как от формации мнений зависят судьбы
человеческих обществ, то заслуживают внимания историка и те мнения, которые
поворачивают общественный ум вспять, вместо того, чтоб устремлять его вперед.
Козацкия воззрения не оставляют козацких потомков доныне, как и шляхетския—
шляхетских. Малорусская историография до настоящего момента угощает публику вот
какими взглядами на героя пожогов, руины и человекоистреблеиия:
„Вся страна пылала. Яссы, оставленные жителями, были разорены и сожжены
козаками и Татарами. Гетман чувствовал себя в положения торжествовавшего
победителя, могущего требовать покорности от своего противника, так недостойно его
обманувшего и так грубо оскорбившаго* *).
*) Еиевсвая Старина, 1887, март, 491.
144
.
В том крайнем положении, до которого была доведена страна и собственная семья
Лупула, он был принужден откупиться и от Козаков, как откупился от Татар, обручить
Роксанду с Тимошком Хмельниченком и дать в залог четырех богатейших бояр, в том
числе и своего племянника, как удостоверение, что тотчас после Рождества Христова
1650 года будет свадьба. Но при всей иизкопокдонности своей в бедственном
положении, при всем своем корыстолюбии и свойственном корыстолюбцам
