В разное время бытовали и менее известные, в большинстве своем теперь забытые словечки и выражения, связанные с чаем. Поляков сообщает ряд выражений 1850-х годов: «чайничать; чаи гонять; на теплые воды; растопить пятиалтынный; под машину; путешествие на кривую лестницу» и т. п.
Подобные «чайные» выражения создавались и позже. В годы Гражданской войны и разрухи бытовала шутка: «Совсем бы чай пить — вода и угли есть, только чаю и сахару нет». На ухудшение качества грузинского чая в 1970-е годы народ ответил анекдотом: «Один пьет чай и спрашивает: „Почему это чаинки всплывают?“ А умный человек отвечает: „Они всплывают, чтобы посмотреть на того дурака, который пьет грузинский чай“». Когда в 1980-е годы были перебои с чаем в магазинах, то про его отсутствие говорили: «Опять чайхана» (чай-хана). Сегодняшний чайный фольклор более грубоват и менее остроумен: вместо «пить чай» говорят «включить Чайковского», уговаривают выпить вторую-третью чашку таким присловьем: «Водопровод работает, туалет — тоже».
Домашний чай
В XIX — начале XX века чаепития разделялись на два разряда: домашний чай и в заведении. Поляков отмечал, что «превосходство остается на стороне последнего». Мнение это основано на наблюдении, но все-таки очень субъективно и верно лишь отчасти — в отношении отдельных групп любителей чая. Домашний чай также имеет много привлекательного, может быть, даже гораздо больше, чем чаепитие в трактире. Поэтому начнем с него.
Домашний московский чай обычно описывается в мемуарах и литературе окрашенным в идиллические тона. Достаточно вспомнить уже цитированные строки из «Евгения Онегина», к ним можно добавить еще несколько строк из этого же романа, строк ироничных, но с доброй улыбкой:
Богат, хорош собою Ленский
Везде был принят как жених;
Таков обычай деревенский;
Все дочек прочили своих
За полурусского соседа;
Взойдет ли он, тотчас беседа
Заходит словно стороной
О скуке жизни холостой;
Зовут соседа к самовару,
А Дуня разливает чай,
Ей шепчут: «Дуня, примечай!»
Потом приносят и гитару;
И запищит она (Бог мой!):
Приди в чертог ко мне златой!..
Пушкинская эпоха в русской литературе — преимущественно эпоха стихов, проза только начинала вставать на ноги, поэтому то, что лучше было бы сказать прозой, излагали стихами. Именно таким произведением является стихотворение П. А. Вяземского «Самовар», в нем очень много информации, мыслей, соображений — это фактически точный и многосторонний анализ феномена московского (и шире — русского) домашнего чаепития. Стихотворная форма — очень коварная вещь: с одной стороны, она своей краткостью и афористичностью способна прочно внедрить в сознание читателя какую-то мысль, с другой — стихотворный ритм провоцирует скользить по волнам ритма, упуская содержание, поэтому обратим внимание прежде всего на содержание стихотворения Вяземского.
Самовар известен в России с начала XVIII века. «Водогрейный, для чаю сосуд, большей частью медный, с трубою и жаровней внутри» — так определяет его В. И. Даль. Самовар — главный предмет чайного стола, в XIX веке довольно часто вместо «пить чай» употребляли глагол «самоварничать», известна старинная частушка со словами: «Эх, чай пила — самоварничала…» Самоварниками и самоварницами называли, по свидетельству Даля, любителей чая, «чаепийц».
Более популярный сейчас чайник появился позже самовара, он служил при самоваре подсобным средством: в него клали заварку, наливали воду из самовара, а затем из чайника разливали уже по чашкам. Назывался он «посудиной», а «чайником», по объяснению Даля, называли «охотника до чая». Позже это название перешло на «посудину». В «Толковом словаре живого великорусского языка» Даля приведены оба эти значения слова «чайник», но главным значением указан как раз «охотник до чая» и лишь вторым, побочным — «посудина с ручкой и носком, для заварки, настою чая». Эти сведения — небольшой фактический комментарий, почему Вяземский назвал самовар «неугасимым дедом». А далее приводим центральный фрагмент из его обширного стихотворения «Самовар».
…Самовар родной, семейный наш очаг,
Семейный наш алтарь, ковчег домашних благ…
В нем льются и кипят всех наших дней преданья,
В нем русской старины живут воспоминанья;
Он уцелел один в обломках прежних лет,
И к внукам перешел неугасимый дед.
Он русский рококо, нестройный, неуклюжий,
Но внутренно хорош, хоть некрасив снаружи;
Он лучше держит жар, и под его шумок
Кипит и разговор, как прыткий кипяток.
Как много тайных глав романов ежедневных,
Животрепещущих романов, задушевных,
Которых в книгах нет — как сладко ни пиши!
Как много чистых снов девической души,
И нежных ссор любви, и примирений нежных,
И тихих радостей, и сладостно мятежных —
При пламени его украдкою зажглось
И с облаком паров незримо разнеслось!
Где только водятся домашние пенаты,
От золотых палат и до смиренной хаты,
Где медный самовар, наследство сироты,
Вдовы последний грош и роскошь нищеты, —
Повсюду на Руси святой и православной
Семейных сборов он всегда участник главный.
Нельзя родиться в свет, ни в брак вступить нельзя,
Ни «здравствуй!», ни «прощай!» не выполнят друзья,
Чтоб, всех житейских дел конец или начало,
Кипучий самовар, домашний запевало,
Не додал голоса и не созвал семьи.
……………………………………………
Поэт сказал — и стих его для нас понятен:
«Отечества и дым нам сладок и приятен!»
Не самоваром ли — сомненья в этом нет —
Был вдохновлен тогда великий наш поэт?
В стихотворении Вяземского изображено, конечно, дворянское домашнее чаепитие.
Не менее привлекателен и скромный разночинский домашний чай в изображении Полякова: «…Вообразите себе морозный зимний вечер, теплую хорошенькую комнату, любезную хозяйку дома, которая со всем радушием отогревает вас чаем, разумеется, если вы где-нибудь были и озябли, и, наконец, какое наслаждение, когда хорошенькая, маленькая ручка женщины разливает чай: не правда ли, что это прекрасно? Даже самый чай получает какую-то особенную прелесть; и теплота, наполняющая ваш желудок, сообщается всему вашему организму и располагает вас к неге, подобно той, о которой говорит Пушкин»:
Где, в гареме наслаждаясь,
Дни проводит мусульман…
Также много привлекательного находит Поляков и в летнем домашнем чаепитии на свежем воздухе:
«Какие разнообразные, исполненные жизни, картины представляет чай, за которым собираются целые семейства родных, друзей и знакомых… Вообразите себе прекрасный летний вечер, сад, беседку, в которой посредине стола, окруженного чашками, стоит, как русский удалой мужик, шапку набок, разинув рот, как бы запевая „Не белы-то снеги“, светло вычищенный самовар величиной, примерно сказать, в ведро или более; клокочущая влага, наполняющая его, постепенно переходит в чайник, потом в чашки, из которых окончательно уже разливается по желудкам присутствующих…»
Оригинально чаепитие купеческое. В рисунках и литографиях XIX века нередко встречается изображение купцов за чайным столом. Во всех них присутствует нечто раблезианское, так же как и в описании А. Н. Островского вечернего всеобщего чаепития в Замоскворечье:
«В четыре часа по всему Замоскворечью слышен ропот самоваров; Замоскворечье просыпается (от послеобеденного сна. — В.М.) и потягивается. Если это летом, то в домах открываются все окна для прохлады, у открытого окна, вокруг кипящего самовара, составляются семейные картины. Идя по улице в этот час дня, вы можете любоваться этими картинами направо и налево. Вот направо, у широко распахнутого окна, купец, с окладистой бородой, красной рубашке для легкости, с невозмутимым хладнокровием уничтожает кипящую влагу, изредка поглаживая свой корпус в разных направлениях: это значит, по душе пошло, то есть по всем жилкам. А вот налево чиновник, полузакрытый геранью, в татарском халате, с трубкой жукова табаку — то хлебнет чаю, то затянется и пустит дым колечками. Потом и чай убирают, а пившие оный остаются у окон прохладиться и подышать свежим воздухом».
Н. Ф. Щербина купеческую страсть к чаепитию помянул в сатирической «Эпитафии русскому купцу»:
С увесистой супружницей своей
Он в бане парился и объедался сыто…
О, сколько им обмануто людей
И сколько чаю перепито!
Семейным чаепитием можно считать и старый обычай, посещая кладбища, пить чай на могилках родных.
