Ташкент проезжал Джемаль-паша, он упомянул Мунаввара Кары в письме к своему товарищу по изгнанию, триумвиру Талаат-паше [213]. Свидетельством реального положения дел было и то, что Джемаль-паша удостоился почетного караула из марширующих оркестров всех новометодных школ города [214]. Очевидно, что в старых городах Туркестана советский строй приобрел своеобразные черты.
Рыскулов был чужаком на этой сцене, поэтому должен был заключать союзы с местными деятелями. Одна из немногих сохранившихся публикаций Мусбюро, помимо газеты «Иштирокиюн», – брошюра «Размышления Навои о человечестве», где проводилось резкое различие между улемами, продавшими ислам власти (и взглядами официальных правителей о себе как о тени Бога на земле), и такими великими мыслителями, как Ибн Араби, Джами, Бедиль, Руми и Навои, которые стояли за правду и справедливость (хя/< ва уацицат) и предрекали борьбу с продажной властью [215]. Брошюра вышла без указания авторства, но есть основания полагать, что оно принадлежит Фитрату [216]. Очевидно, что джадиды и мусульмане-коммунисты типа Рыскулова сотрудничали между собой. Однако в целом, несмотря на то что Рыскулов и его последователи рассматривали нацию как основополагающую категорию, они не использовали язык тюркизма и не ссылались на Тимура. И все же в момент своего триумфа, пусть и недолгого, они успели провести ряд важных решений в тюркистском духе. В январе 1920 года на V Краевой конференции КПТ при поддержке мусульманского большинства Туркестан был переименован в Тюркскую Советскую Республику, а КПТ – в Тюркскую коммунистическую партию, и было заявлено, что «Тюркская Советская Республика должна… организоваться по такому типу, который вполне бы отвечал бы бытовым, историческим и экономическим требованиям коренного населения [края]» [217].
Рыскулов пришел к идее национальной антиколониальной революции, пользуясь современным большевистским политическим языком: «Одним из важнейших условий к достижению этой цели [коммунизма] Коммунистическая партия выставляет самоопределение угнетенных… народов… в целях разоблачения лживости политики в отношении последних капиталистических держав». Еще одним важным аспектом классовой борьбы, которая являлась основополагающей для революции, было освобождение «угнетенного Востока… авангарда мировой революции». С приближением краха капитализма Восток должен был стать ключевым союзником западного пролетариата. Туркестан, будучи неотъемлемой составной частью Востока и местом, где можно было извлечь всевозможные уроки для политической работы на остальном Востоке, играл в этом смысле решающую роль.
Если Советской России… приходится показывать рабочему классу западных капиталистических стран правильность и необходимость Советской формы строя, то приходится еще больше усилий приложить к тому, чтобы показать неоспоримость и истинность этих положений к угнетенному Востоку именно правильным осуществлением их на деле, на первом опыте переустройства социальной жизни мусульманства как в Туркестане, так и в других своих частях…
Поэтому советская политика в Туркестане имела глобальное значение.
Грубая колонизаторская деятельность царизма… вкоренила в коренное население чувство ненависти и недоверия к господствующей нации, и теперь при Советской власти, если будут пренебрежительные отношения пролетариата этой господствующей нации к пролетариату угнетенных наций… неизбежно создадутся в них недоверие даже к пролетариату господствующей нации.
Но именно это и происходило с 1917 года. Следовательно, решение состояло в том, чтобы установить советскую власть в Туркестане таким способом, который принимал бы во внимание как значимость этого региона для мировой революции, так и своеобразие его колониальной ситуации. Резолюция Мусбюро провозглашала: «Туркестан… считать страной тюркских народностей… и остальной процент русских, евреев, армян и т. д., представляющих из себя пришлый элемент». Туркестан следовало преобразовать (в соответствии с Конституцией РСФСР) в Тюркскую Советскую Республику – национальную республику коренных национальностей. Территориальную же основу Туркестана необходимо было заменить национальной. Наконец, «в интересах международного объединения трудящихся и угнетенных народов» конференция призвала к объединению с этой Тюркской республикой и другие тюркские республики, уже существующие в Советской России, и выразила надежду, что впоследствии к ней присоединятся и будущие республики соседних стран (Бухара, Хива, Афганистан, Иран). По всем этим причинам резолюция ратовала за предоставление Туркестану широкой автономии.
Таким образом, Рыскулов связал колониальное угнетение с классовой борьбой и сделал национальное самоопределение ее неотъемлемой частью. Более того, он поместил Туркестан во главе геополитических задач советской власти и ее восточной политики, интересы которой требовали предоставления Туркестану широкой автономии. Этот антиколониальный риторический ход сочетался с масштабным национальным посылом, превращавшим Туркестан в национальную республику тюркских народов, единство которых рассматривалось как важнейший аспект интернационализма, а русских переселенцев – в «пришлый элемент». Колониальное угнетение, безусловно, трактовалось в классовом смысле, но нация здесь преобладала над классом. Весь «Восток» был угнетен и действовал как «авангард мировой революции». На колониальной периферии Российской империи революция имела смысл только как национальная инициатива.
Утверждения Рыскулова и Мусбюро во время русской революции транслировали и многие другие коммунисты-мусульмане: на нерусских колониальных окраинах империи революция имеет смысл только как национальная антиколониальная борьба; в угнетенном состоянии пребывает весь колониальный мир; обязанность русской революции – уничтожить колониальное угнетение внутри страны и освободить колониальный мир за ее пределами, а коммунисты-мусульмане Советского государства занимают в этом начинании особое место. Революция являлась средством национального освобождения и модернизации. Это был, по меткому выражению А. Бенигсена, «мусульманский национал-коммунизм» [218], наиболее известный представитель которого – М. X. Солтангалиев (Султан-Галиев), татарский коммунист, достигнувший уровня члена коллегии Наркомнаца, а в 1923 году обвиненный в тайном руководстве националистической «антипартийной» фракцией. Однако мусульманский национал-коммунизм не представлял собой цельной теории (или «уклона»), проводимой в жизнь конкретной организацией во главе с Солтангалиевым. Наоборот, отдельные деятели самостоятельно приходили к нему. Нариман Нариманов из Азербайджана сформулировал взгляды на нацию, ислам и революцию, удивительно схожие со взглядами туркестанца Рыскулова [219]. Мусбюро не входило в состав более крупной сети организаций, но охватывало только Туркестан. Организации коммунистов-мусульман существовали в Европейской России с первых месяцев революции. I Всероссийский съезд мусульман-коммунистов был созван в Москве в ноябре 1918 года и избрал Центральное бюро мусульманских коммунистических организаций Российской коммунистической партии, хотя название его вводило в заблуждение, так как бюро являлось по преимуществу татарским. Туркестан в тот момент был отрезан от России и очень далек, его проблемы слишком отличались от проблем Волго-Уральского региона, чтобы иметь с последним общее дело [220]. В ноябре 1919 года состоялся второй съезд, который назывался уже II Съездом мусульманских коммунистических организаций народов Востока, но снова прошел без сколько-нибудь заметного участия туркестанцев [221]. Хотя Мусбюро вело кое-какую переписку с Центральным бюро мусульманских коммунистических организаций, последнее не являлось для него главным направлением организационной или политической деятельности [222]. В течение 1919 года Рыскулов почти не имел прямых контактов с коммунистами-мусульманами за пределами Туркестана. Лишь в
