Политические симпатии Куницына были, конечно, на стороне конституционной монархии. Он считал ее, скорее всего, естественным продолжением власти родительской. Но ведь и для родительской он считал необходимыми определенные ограничения. И, конечно же, он нес своим воспитанникам идеи свободы и справедливости.
Куницыну дань сердца и вина!
Он создал нас, он воспитал наш пламень,
Поставлен им краеугольный камень,
Им чистая лампада возжена…
– писал Пушкин.
Теперь обратимся к «Запискам» М. И. Глинки: «Отец мой не щадил для меня издержек, и потому поместил меня с тремя другими одинакового со мною возраста воспитанниками с особенным гувернером (В. К. Кюхельбекером) в мезонине того же дома…» [с. 12].
Кюхельбекер Вильгельм Карлович – поэт, декабрист; родился 10 июня 1797 года в Гатчине, умер 11 августа 1846 года в Тобольске. По собственному утверждению, он – немец по отцу и матери, но не по языку: «До шести лет, – говорит он, – я не знал ни слова по-немецки, природный мой язык – русский». Но обстановка, в которой протекли его детские годы в имении отца в Эстляндской губернии, рано проявившаяся склонность к фантазии и восторженности, увлечение рыцарской поэзией, а затем обучение в г. Верро (Эстляндская губ.) делали мальчика Кюхельбекера совсем не русским юношей. В Царскосельский лицей он поступил с нетвердым знанием русского языка. Блестяще окончив курс в Лицее, он вместе с Пушкиным и несколькими другими лицеистами был определен в Коллегию иностранных дел. Кроме того, он был старшим учителем русского и латинского языков в Благородном пансионе.
Вильгельм Карлович Кюхельбекер
«…Учитель русской словесности, соученик и один из друзей Александра Пушкина, Дельвига и Баратынского, поклонник Карамзина, обожатель Жуковского, благороднейшее, добрейшее, чистейшее существо», – отзывался о нем соученик Глинки, уже упомянутый нами Николай Андреевич Маркевич.
Вместе с Глинкой и Маркевичем в пансионе воспитывался младший брат Пушкина – Лев. И Александр Сергеевич, живший тогда совсем рядом, по другую сторону Калинкина моста, очень часто навещал в пансионе и брата, и своего лицейского друга. «Вечером, – вспоминал Маркевич, – я к нему [Кюхельбекеру] явился в бельведер. У него были А. Пушкин, Дельвиг, Баратынский и Пущин…» [165].
Кюхельбекер был удивительно деятельной натурой: он состоял секретарем в Обществе учреждения училищ по методе взаимного обучения, давал частные уроки и был деятельным членом Вольного общества любителей словесности, наук и художеств.
В этом обществе Кюхельбекер прочел свое стихотворение «Поэты», в котором были строки, обращенные к отправленному в ссылку Пушкину:
И ты – наш юный Корифей, —
Певец любви, певец Руслана!
Что для тебя шипенье змей,
Что крик и Филина и Врана? —
Лети и вырвись из тумана,
Из тьмы завистливых времен.
Разразился грандиозный скандал. Кюхельбекеру грозила высылка из Петербурга. Его друзья постарались организовать ему поездку за границу.
Для Благородного же пансиона это оказался поворотный момент. На место Кюхельбекера пришел учитель, казенное преподавание которого не могло удовлетворить приученных к свободному мышлению воспитанников. В пансионе под предводительством Льва Пушкина произошел бунт. Учащиеся требовали возвращения Кюхельбекера. Начальство было напугано. Льва Пушкина исключили из пансиона. В протесте воспитанников увидели больше, чем нарушение дисциплины.
Министр народного просвещения А. Н. Голицын писал попечителю пансиона С. С. Уварову: «…беспорядок сей не может быть почитаем временным токмо и нечаянным, но ясно доказывает слабое управление начальства в сем заведении…» [166].
В результате прогрессивную часть профессуры уволили и преподавание пришло в упадок.
Кюхельбекер же в августе 1820 года отправился за границу в качестве секретаря при обер-камергере А. А. Нарышкине. После пребывания в Германии и Южной Франции в марте 1821 года он приехал в Париж, где в антимонархическом обществе «Атеней» читал публичные лекции о славянском языке и русской литературе. Их содержание вызвало неудовольствие правительства, и Кюхельбекеру было предложено немедленно возвратиться в Россию. Нарышкин прервал с ним всякие сношения. Возвратившись в Петербург, Кюхельбекер остался без средств и под подозрением по поводу лекций в Париже. По ходатайству А. И. Тургенева и графа Нессельроде, ему удалось получить место в Тифлисе при генерале А. П. Ермолове, вместе с которым осенью 1821 года он выехал на Кавказ. Но и здесь случилась неприятность: в следующем году у него вышла крупная ссора с одним из приближенных Ермолова, кончившаяся дуэлью. Кюхельбекеру пришлось оставить службу. Он уехал в Смоленскую губернию и до половины 1823 года прожил в имении своей сестры (селе Закупе). Материальная необеспеченность заставила Кюхельбекера искать какой-либо службы, и он два года с небольшим провел в Москве, существуя на средства, которые доставляли ему уроки. В Москве же он вместе с князем В. Ф. Одоевским издал 4 книги сборника «Мнемозина».
В этом сборнике приняли участие, кроме редакторов, такие крупные писатели, как Пушкин, Грибоедов, Баратынский, кн. Вяземский и др. В «Мнемозине» же Кюхельбекер поместил и свои интересные воспоминания о заграничном путешествии.
1825 год Кюхельбекер провел без определенных занятий частью в Москве, частью в Петербурге. Осенью этого года он вернулся в Петербург и поселился у своего приятеля князя Александра Одоевского. Здесь он присоединился к участникам восстания 14 декабря. Вечером этого рокового дня, покинув столицу, Кюхельбекер провел несколько дней в имениях своих родственников (в Псковской и Смоленской губ.) и намеревался бежать за границу. Но тотчас по прибытии в Варшаву был узнан, арестован и отвезен в Петербург. Приговором суда его отнесли к первому разряду государственных преступников и приговорили к смертной казни с отсечением головы; но по ходатайству великого князя Михаила Павловича был помилован: смертную казнь заменили 15-летним заключением в крепостях, а по истечении этого срока пожизненной ссылкой в Сибирь. В заключении Кюхельбекер пробыл 10 лет, затем сослан на поселение в Сибирь, где ослеп и умер от чахотки.
Интересно проследить взгляды Кюхельбекера на современную литературу.
В начале 1820-х годов Кюхельбекер выдвигает лозунг «высокого искусства»; от «карамзинистов» – Пушкина и его друзей – уходит к классикам – «в дружину славян».
«Люблю и уважаю прекрасный талант Пушкина, но, признаться, мне бы не хотелось быть в числе его подражателей… Мы, кажется, шли с 1820 года совершенно различными дорогами, он всегда выдавал себя… за приверженца школы так называемых – очистителей языка, – а я вот уже 12 лет служу в дружине славян под знаменем Шишкова, Катенина, Грибоедова, Шихматова» [167].
Литературная деятельность Кюхельбекера имела главным образом теоретическое значение. Художественная его практика неизменно, начиная с Лицея, служила мишенью для насмешек, не всегда справедливых: кое-что из «попыток» Кюхельбекера вошло в литературу (так, он первый употребил в трагедии белый пятистопный ямб, которым написан пушкинский «Борис Годунов»). Большой интерес представляет и дневник Кюхельбекера.
Пушкин в 1830-х годах помог публикации нескольких произведений Кюхельбекера.
А еще в лицейские годы он так обращался к другу:
