Михаил Иванович Глинка
В нашей программе «Вечера на Фонтанке» Михаилу Ивановичу Глинке должно было принадлежать первое место. Именно со знакомства с материалами о нем зародилась идея проследить жизнь и деятельность интересных личностей, чья судьба так или иначе пересекалась с Фонтанкой.
В самом низовье Фонтанки, за Калинкиным мостом, на левом ее берегу стоит двухэтажное здание буквой «П», в центре – корпус с мезонином, перекрытым треугольным фронтоном, а между подходящими к самой набережной реки флигелями дома – садик со старинными липами. Типичная городская усадьба конца XVIII века в стиле русского классицизма – дом надворного советника Отто. Современный его адрес: набережная Фонтанки, дом № 164.
В начале 1817 года Министерство просвещения постановило открыть при Главном педагогическом институте, существовавшем в Петербурге с 1804 года, Благородный пансион. По положению это было привилегированное учебное заведение для дворян, призванное давать своим питомцам такое общее образование, которое открывало бы им доступ к ученым занятиям по той или другой специальности, а также готовить молодых людей к государственной службе.
Дом № 164 по набережной Фонтанки
1 сентября 1817 года в доме надворного советника Отто и был открыт Благородный пансион при Главном педагогическом институте.
2 февраля 1818 года сюда был зачислен Михаил Глинка – сын помещика села Новоспасское Ельницкого уезда Смоленской губернии Ивана Николаевича Глинки. «Когда мы въехали в нашу северную столицу, – пишет Глинка, – вид огромных стройных домов и улиц произвел на меня волшебное действие, и долго, долго сохранялось впечатление восторга и удивления» [159].
Стоить сказать, что восторг и удивление вызывают и сами личности педагогов, которые до 1821 года воспитывали своих питомцев в пансионе. Первые три года существования пансиона здесь преподавали лучшие профессора того времени, но затем коренным образом изменилась общая обстановка в стране: Александр I полностью отказался от любых либеральных преобразований и даже предостерегал от вредоносного влияния «якобинских идей». Это не могло не сказаться на положении учебных заведений. Кроме того, и в самом пансионе произошли события, в результате которых были отстранены от преподавания все лучшие профессора. Но об этом – позже.
Мы начнем свой рассказ о педагогах Пансиона с пяти лучших преподавателей, а закончим его рассказом об Александре Петровиче Куницыне и Вильгельме Карловиче Кюхельбекере, которые также преподавали в Благородном пансионе. Это будет как бы «мостик» к Пушкину.
Итак, курс немецкой литературы в Благородном пансионе вел профессор немецкой словесности и всеобщей истории в Главном педагогическом институте, а затем в Петербургском университете Эрнст Вениамин Саломон Раупах. После увольнения в 1821 году он через год вернулся в Германию и занялся драматургией.
Прожив много лет в России, Раупах писал драмы и из русской жизни. Александр Иванович Тургенев, брат декабриста Николая Тургенева и старший друг Пушкина, в своем «Дневнике» описывает впечатление, произведенное на него спектаклем французского театра по пьесе Раупаха «Исидор и Ольга». «В драме, – пишет он, – очень ярко показана вся мерзость крепостного права, показано, что крепостное право калечит не только тех, кого мучают, но и тех, кто мучает. „Нам обрили бороды, – но нам оставили права наши, кои нас делают извергами и более несчастными, нежели те, над коими мы их имеем. Ах! Отдайте нам наши бороды и сарафаны и отнимите от нас то, что более всего разделяет нас от Европы, от просвещения и христианской религии, чем все костюмы в мире!“ …При чтении сей трагедии я не столько был поражен истиною и справедливостию вымысла поэта, как при представлении. Осуждали автора. За что? Пиеса есть верное справедливое и нимало не увеличенное изображение существенности. Оно тягостно, прискорбно для русского; но виноват ли в этом поэт? Разве он вместе с сим и не истиннолюбивый изобразитель того, что в самом деле и в законах наших существует; то, что случается беспрестанно и завтра случиться может?» [160].
В сборнике «Венок Белинскому», выпущенном в 1924 году, прослеживается влияние этой драмы Раупаха на первую редакцию юношеской драмы В. Г. Белинского «Дмитрий Калинин».
Несмотря на то что Раупах с 1822 года жил уже в Германии, его имя было занесено в список лиц, причастных к 14 декабря 1825 года. Его обвинили в воспитании молодежи в антимонархическом духе и внушении вольнолюбивых мыслей участникам восстания…
Курс краткой всеобщей истории и статистики читал в пансионе Константин Иванович Арсеньев – историк, статистик, географ, профессор Петербургского университета, впоследствии академик. Историк Петербургского университета В. В. Григорьев пишет, что за Арсеньевым, «кроме трудов его по всеобщей истории и отечественной статистике, есть заслуга перед Россией и человечеством, какая редко может выпасть на долю смертного: разумеем то влияние на дело упразднения крепостного права, которое имел он через учеников своих, взращая в душах их мысль о его осуществлении» [161].
Константин Иванович Арсеньев
Он был участником литературных сред у П. А. Плетнева и петербургским знакомым А. С. Пушкина.
Преподавателем естествознания в пансионе был Яким Григорьевич Зембницкий – ботаник, минералог и очень обаятельный человек, с которым у М. И. Глинки сложились прекрасные отношения. В своих «Записках» композитор пишет о себе: «Естественные науки, в особенности зоологию, любил страстно. Еще до пансионата я начал замечать дивное разнообразие естественных произведений. В самый год отъезда из деревни в Петербург у меня уже летали птицы в комнате, а когда мы жили у Калинкина моста, над мезонином, где я был помещен… в большом чердаке, мезонину принадлежавшем, разведены были разного рода голуби и кролики, которые там превосходно водились. Более же всего способствовали развитию страсти моей к зоологии посещения нами Кунсткамеры под руководством профессора Зембницкого, который объяснял нам предметы» [с. 16]. Кунсткамера – это первый в России естественный музей, основанный еще Петром I.
Очень тепло вспоминает Глинка Ивана Екимовича Колмакова: «…Наш добрый подъинспектор Иван Екимович Колмаков был нашим утешением, когда он появлялся, мы всегда приходили в веселое расположение…
Науки были для И. Е. истинным наслаждением – господствующею страстию. Он все знал все помнил, охотно заступал место непришедшего профессора и объяснял любому воспитаннику по малейшему намеку все…
По окончании курса И. Е. был любимым и всегда забавным нашим собеседником. В пансионате с его помощью я читал отрывки из „Превращений“ Овидия, и ему первому обязан знакомством с латинской литературой» [с. 14–15].
Очень интересной личностью был инспектор пансиона Андрей Андреевич Линдквист. Один из соучеников Глинки, впоследствии известный деятель украинской культуры, историк, писатель и музыкант-любитель, Николай Андреевич Маркевич, оставил интересные воспоминания о пансионе и людях, с которыми он встречался: «Инспектором был Андрей Андреевич Линдквист, соученик и почти однолеток, тремя только годами моложе бессмертного Шиллера, с которым сидел даже на одной скамье. Он роста был большого, парик с коком похож был на старинный соусник; углы рубашечного воротника торчали почти до глаз; поворачивался он всем телом; ходил в сапогах скрыпучих, медленно, не ворочая ни вправо, ни влево головою… говорил отрывисто, громко, грозно, лаконически и постоянно держал указательный палец правой руки на губах. Он показался мне очень страшным. Когда он учился с Шиллером, он перепрятывал его „Разбойников“, если приближался к столу начальник. А Шиллер писал эту бессмертную трагедию за школьным столом. Это мне сам Линдквист рассказывал… Это был благородный и добрый человек, прекрасный ум, прекрасное сердце, под личиною шероховатою и даже жесткою» [162].
