Жизнь впроголодь, явившаяся следствием инфляции, низких заработков и безработицы, вызывала недовольство среди аполитичных рабочих, которые организовывали стачки, предъявляя властям требования экономического характера. В донесениях агентов колчаковской контрразведки имеются сведения о том, что забастовки в большинстве своем возникали из-за падения уровня заработной платы и отмены 8-часового рабочего дня. Рабочие Урала, например, не принимали власти ни большевиков, ни белогвардейцев. В резолюции съезда профсоюзов от 18 июня 1919 года говорилось, что правительство вместо восстановления промышленности проводит реакционную политику под флагом борьбы с большевизмом, а поэтому рабочие считали необходимым вести борьбу за осуществление народовластия и политических свобод[493].
Спецслужбы докладывали о недовольстве рабочих задержкой заработной платы, а также ее выдачей кредитными знаками или продуктовыми ордерами взамен денег[494].
Непринятие властями мер по улучшению материального положения вызвало волну забастовок, которые были запрещены правительством, в том числе и носивших экономический характер, что еще больше обострило взаимоотношения власти и пролетариата[495]. Бастовали горняки Кузбасса, работники золотых приисков, железнодорожники. В целом стачечное движение наносило существенный вред социально-экономической и политической устойчивости колчаковского режима.
1 августа 1919 года начальник КРО штаба 3-й армии капитан Новицкий докладывал, что рабочие в большинстве своем настроены в пользу советской власти и не доверяют сибирскому правительству по причинам чисто материального свойства: из-за низкой заработной платы, дороговизны продуктов и задержки выплаты жалования. «За что я буду воевать, что дала нам эта власть — полуголодное существование. А красные несут нам хлеб и свободу», — цитирует сводка слова рабочих[496].
Сообщения о «большевистских настроениях» приобрели во второй половине 1919 года массовый характер и поступали из разных городов Сибири. В них также указывалось, что тяжелым экономическим положением рабочих пользовались большевистские агитаторы, которые «обращают чисто экономические выступления в политические»[497].
Из сводок контрразведывательных органов можно сделать вывод: главной причиной нарастания негативного отношения пролетариата Сибири к режиму А.В. Колчака было ухудшение социально-экономического положения рабочих, которым умело воспользовались большевики, проводя пропаганду об успехах социалистического строительства в Советской России. Угроза постоянных забастовок рабочих вынуждала колчаковское правительство сосредоточивать в горняцких районах воинские подразделения и части. С началом поражений белых армий на фронтах в тылу происходит рост антиправительственных настроений. С июля 1919 года в связи с ростом антиправительственных настроений рабочих на угольных копях был организован штаб контрразведки, усиленный вооруженным отрядом[498].
Аналогичной была ситуация и на других территориях, занятых белогвардейскими армиями. Были недовольны социально-экономической политикой властей и рабочие Юга России. Изучением их настроения, в частности, занималась шульгинская «Азбука». Например, агент «Рцы» в своем сообщении от 5 марта (н. ст) 1919 года указывал следующие причины падения престижа белой власти в Крыму: неспособность существующей власти справиться с удовлетворением неотложных нужд местного населения; отсутствие ясной политики властей; полная демонстрация немощности власти, «выражавшейся изданием таких законов как о мобилизации, о борьбе с большевизмом при неспособности их осуществить и поддержать»; колеблющаяся позиция союзников «в сторону большевизма» и «импонирующая сила большевизма»[499].
Агент «Буки II» рекомендовал привлекать рабочих на сторону Добровольческой армии путем их трудоустройства: «рабочие не скрывают, что идут за тем, кто их кормит»[500]. В августе 1919 года «Азбука» докладывала, что у ростовских рабочих политические вопросы отходят на второй план, а на первый выдвигаются экономические проблемы: «Недостаток одежды, обуви и других предметов первой необходимости, дороговизна продуктов питания являются предметом обсуждения рабочих. Большевики пользуются этим положением для своей агитации и доказывают, что при них железнодорожные рабочие получали обувь, по пуду сахара и т. д. В настоящее время рабочие нуждаются в улучшении экономического положения, и затраты в этом отношении оттянут эту среду от большевиков скорее всякой словесной и литературной пропаганды. В Таганроге рабочие также озабочены своим экономическом положением»[501].
Следует подчеркнуть, что спецслужбы в большинстве случаев в своих рапортах и докладах руководству старались объективно показывать отношение населения к власти. О настроениях населения военно-политическое руководство Белого Юга чаще узнавало от «Азбуки», нежели от малочисленных контрразведывательных органов отдела Генштаба Военного управления, загруженных работой по другим направлениям.
0 состоянии умов и настроениях населения в уездах и волостях Северной области регулярно информировали центральный аппарат полевые и тыловые пункты военного контроля. Например, в одном из докладов Мурманского пункта, датированном 11 ноября 1919 года, говорится, что настроение населения города подавленное ввиду принятых решений со стороны местной администрации. Не исключалось, что среди рабочих существует тенденция к возвращению под власть Советов[502].
Итак, белогвардейские спецслужбы, используя свои агентурные возможности среди населения, регулярно предупреждали власти о его настроениях, правильно заостряли внимание на причинах недовольства рабочего класса и крестьянства, даже подсказывали белым правительствам меры, которые, по их мнению, должны были оздоровить обстановку в городах и в сельской местности. Но сводки контрразведывательных органов по тем или иным причинам оставались без должного внимания, о чем свидетельствует нарастание угроз режимам, заключавшееся в росте стачечного движения и крестьянских восстаниях, о которых говорилось выше.
Белогвардейские генералы, как никто другой, понимали роль и значение боеспособности армии для победы над врагом. По мере возможности командование старалось оградить армию от негативного влияния со стороны противника. В первую очередь руководством контрразведки обращалось внимание на борьбу с большевистскими и эсеровскими агитаторами, а также со шпионажем. Обладавшие большими ресурсами и более квалифицированными руководящими кадрами колчаковские спецслужбы, помимо вышеназванного, еще осуществляли контроль над лояльностью армии к властям, вели борьбу с различного рода преступлениями в войсках.
Возглавлявшие колчаковские органы безопасности бывшие жандармские офицеры хорошо понимали, что за армией нужен пристальный негласный надзор. Еще свежи были в памяти события 1917 года, когда оказавшиеся вне поля зрения сыскных структур воинские части переходили на сторону оппозиционных правящему режиму сил. Отчасти это произошло потому, что власть через спецслужбы не контролировала настроения в армейской и флотской среде. Существовавшую ранее систему политического сыска в войсках, о котором говорилось в первой книге, сломал товарищ министра внутренних дел и командир Отдельного корпуса жандармов генерал-майор В.Ф. Джунковский, запретивший в 1913 году использование внутренней агентуры из нижних чинов в воинских частях, т. к. считал «такую меру противной самим основам воинской дисциплины, а потому ничем не оправдываемой и впредь недопустимой»[503].
По мнению некоторых современных исследователей, товарищ министра внутренних дел был убежден, «что, борясь с провокацией, он тем самым укрепляет дисциплину в армии и ее боеспособность». Тем не менее, какими бы благими намерениями ни руководствовался В.Ф. Джунковский, он своим циркуляром, как справедливо отмечает исследователь С.Н. Жаров, «раскрыл двери казарм… революционной пропаганде»[504].
Один из самых деятельных специалистов по политическому розыску А.П. Мартынов в эмиграции характеризовал командира ОКЖ следующим образом: «Джунковский легко ломал, так как не чувствовал пристрастия и влечения к делу, ему по ошибке порученному, и будучи предубежден против полиции вообще, а против охранной в особенности…». И далее: «Генерал Джунковский, как всем известно, старался прослыть либеральным администратором, поскольку это создавало ему приятную атмосферу в кругах нашей либеральничающей интеллигенции, но если он чутким носом улавливал поворот вправо, то он, где нужно и где не нужно, спешил усердствовать и проявлять твердость власти»[505].
