После трех встрясок и 15 ударов Костка говорил прежние речи.
10 июня была новая пытка — встряски жестокие и 15 ударов, после чего сказал: «Как Тимошка был в Царе-городе, и он у султана помощи себе просил, ратных людей, хотел идти под Астрахань и Казань, да хотел ему в том помогать астраханский архиепископ Пахомий и дворовые его люди, потому что архиепископ ему давно знаком и дружен, с тех пор как были на Вологде вместе».
После этого была другая пытка: встряска и 16 ударов и на огне жгли дважды: говорил те же речи. 14 июня Костка сказал: «Как был Тимошка у Хмельницкого и послышал о псковском смятенье, то начал просить гетмана, чтоб отписать об нем к шведской королеве, и Хмельницкий отказал, потому что у него ссылки с шведскою королевою нет, а напишет об этом к Раго-ци. А мыслил вор Тимошка упросить у королевы, чтоб ему позволили жить в Швеции подле русской границы, чтоб ему, спознався и сдружась с пограничными немцами, ссылаться чрез них с псковскими мятежниками. Теперь своему замыслу Тимошка ни от кого помощи, кроме черкас, не чает, писарь Выговский ему друг и брат названный, по нем он надежду на черкас имеет. Как был он у Хмельницкого, и в то время, умысля с Выговским, писал к крымскому, чтоб тот принял его к себе, но крымский ничего на это ему не отвечал»[63].
Конюховский упомянул «псковское смятение», которое произошло в 1651 году Причиной ему послужил неурожай, утеснение московскими воеводами и московскими приказными людьми, стоящими во главе городской администрации. Псковичи выгнали их и организовали самоуправление. Вскоре к псковичам присоединился и Великий Новгород. Смятение продолжалось более полугода, и хотя было подавлено, но его отголоски чувствовались еще некоторое время. Возможно, Акундинов хотел каким-то образом использовать недовольство жителей Пскова и Великого Новгорода московской властью.
Надо сказать несколько слов и о Пахомии, архиепископе Астраханском и Терском. По сохранившимся скупым сведениям, он некоторое время жил в Вологде, при архиепископе Варлааме. В этом случае он мог хорошо знать Тимошку. В 1638 г. Пахомий был поставлен архимандритом Новгородского Хутынского Спасо-Варлаамова монастыря на место перешедшего на архиепископскую кафедру в Астрахань архимандрита Рафаила. По смерти последнего Пахомий занял его кафедру (1641). Обвинения Конюховского, скорее всего, были ложными, и вряд ли архиепископ Астраханский стал бы способствовать изменническим планам. Хотя не исключено, что он мог испытывать к Акундинову расположение и искреннюю привязанность.
Пахомий был известный книжник своего времени и составитель «Хронографа», в котором излагалась библейская, мировая и русская история. Весьма любопытно, что в своем сочинении он уделил внимание и родословной русских князей. Возможно, что эти его занятия оказали определенное воздействие на умонастроение Акундинова и подтолкнули его самостоятельно заняться подобными изысканиями. Умер архиепископ Астраханский и Терский 31 мая 1655 г. во время морового поветрия.
14
ГОЛШТИНИЯ. ПОИМКА САМОЗВАНЦА
КАЗНЬ ВО ИМЯ СОБЛЮДЕНИЯ ДИПЛОМАТИЧЕСКИХ ИНТЕРЕСОВ
Еще более года остается Акундинов на свободе, странствуя по немецким княжествам и Голландии. Об этом периоде его жизни практически ничего не известно.
Из Москвы продолжали слать грамоты в Данию, в Голштинию, добиваясь выдачи самозванца. Официальная версия его преступлений остается та же, но теперь в каждой грамоте повторяется, что «те воры бегая меж государств всякую ссору чинили». Не намек ли это на то, что дипломатический характер путешествий Акундинова стал, наконец, известен Москве?
Московское правительство было обеспокоено: несколько шведских посольств пытались попасть к Хмельницкому, для чего просили разрешения проехать в Малороссию через территорию России. Должно быть, их сильно заинтересовало предложение о разделе Польши. Таковы были последствия поездки Акундинова в Швецию.
Но этот раздел Польши без участия России совсем не устраивал московское правительство, и оно энергично противилось этим планам. Хотя шведам в праве проезда через Московское государство отказали, но этого было недостаточно. Нужно было воздействовать и на Богдана Хмельницкого, главного инициатора этого раздела, и на его возможных союзников, и на его доверенных людей. Оставался на свободе и Акундинов, один из деятельных пособников казацко-шведского союза и слишком уж опасная своей неуемной энергией фигура. Ради его устранения московское правительство пошло на крайние меры. Во время пребывания Тимошки в Лифляндии на его жизнь было организовано покушение. В нем участвовали новгородские купцы Микляев и Воскобойников. Только личное мужество, проявленное Акундиновым, спасло ему жизнь.
В Голштинии Акундинов был задержан и выдан московским представителям. Но это была корыстная сделка. Голштиния выдала Тимошку в обмен на аннулирование договора в отношении обременительной для себя торговли с Персией.
В 1634 г. послы от голштинского герцога Фридерика — Крузиус и Брюгеман (или Брюгман) — заключили с царем договор, по которому Голштиния получила право беспошлинно производить через Россию торговлю с Персией, обязуюсь за это платить ежегодно России 300 тыс. рублей. Но эта торговля началась только в 1636 г. Однако в 1640 г. герцог Фридерик (в русских актах называемый «князем») просил уничтожить договор, заключенный не по его наказу, а по самовольному соображению Брюгмана, за что тот и был казнен герцогом. Герцог просил выдать все бумаги, относящиеся к договору, но русские отказали и потребовали уплаты договоренных денег.
Однако обстоятельства переменились, когда Акундинов бежал в Голштинию и был там пойман. Из Нейштадта он был перевезен в Готторф. 2 декабря 1652 г. царь послал к Фридерику гонца подьячего Василия Шпилькина с просьбой выдать Акундинова. 3 января 1653 г. послан с этой же целью новгородский посадский человек Петр Микляев, но герцог за выдачу самозванца потребовал выдачи бумаг, касающихся заключенного с Россией договора о голштино-персидской торговле. В мае 1653 г. русским правительством было постановлено возвратить герцогу все эти бумаги и разменять их в Любеке на самозванца. На этих условиях Акундинов был выдан русским и привезен ими в Москву. Яган Вилимов фон Горн, любчанин, за поимку Акундинова получил в 1656 году звание «гостя» и право беспошлинно торговать на 10 тысяч рублей в течение 8 лет.
Уже упоминавшийся торговый представитель при шведском посольстве в России, Иоганн де Родес, который весьма настойчиво собирал все слухи о самозванце и его похождениях, так описывал в своем донесении королеве Христине обстоятельства поимки и выдачи России Акундинова:
«Вашему Королевскому Величеству по глубокообязаннейшему долгу и смиреннейшему подданству было (послано) 25-го прошлого месяца (ноября) мое последнее (письмо). С тех пор в этом месте ничего особенного не произошло, (кроме того) только, что Их Царское Величество отправили несколько дней тому назад к Их Герцогской Светлости Голштинии гонца, по имени Василия Шпилькина (Wassilli Spielkin), писца, который в прошлом году был послан с Янклычем Челищевым к Вашему Королевскому Величеству относительно Иоганна Синенса, или Тимошки Анкидинова; (гонец Шпилькин послан к герцогу Голштинии), чтобы требовать выдачи задержанного в его стране, именно в Нейштадте, двумя любскими гражданами, по имени Гуго Шокман и Яном фон Горном, Тимошки Анкидинова, как я под-даннейше сообщил в своем прошлом (письме), и чтобы с первым удобным случаем доставить его (Анкидинова) сюда, которого они предполагают отвезти из Любека в Нарву. Относительно личности Тимошки Анкидинова было написано Их Герцогской Светлости с такими же формальностями, с какими было написано относительно его Вашему Королевскому Величеству, а вследствие того, что Ваше Королевское Величество написали по всему своему государству и по странам и издали указ, чтобы он, где бы ни был найден, был задержан и выдан посланным Их Царского Величества, то поэтому Их Царское Величество не сомневается также в том, что Их Герцогская Светлость не скроет такого предателя от его посланных, но повелит выдать головой. Обоим гражданам Любека было послано в подарок через этого Шпилькина каждому по одному сороку (Zimmer) собольих шкур стоимостью в 100 руб., и им же было написано под печатью Их Царского Величества, чтобы они сюда приехали и хлопотали о некоторых привилегиях: Их Царское Величество желает оказать им этим милость за верную службу, которую они доказали Их Царскому Величеству арестом личности Тимошки Анкидинова. Без сомнения, город Любек будет очень стараться, чтобы Их Герцогская Светлость выдал этого (Анкидинова) в надежде добиться, чтобы остальные пункты их старых привилегий относительно торговли, подтверждение которых не мог получить бывший здесь прошлой весной Гуго Шокман, теперь же, при этом случае, также получили бы подтверждение. Самая значительная и лучшая часть этих привилегий та, которую во времена царя Ивана Васильевича, когда он завоевал Лифляндию, получил город Любек, (именно) при этом царе (т. е. Иване Васильевиче) они имели всякого рода доступ и подвоз к Нарве, как это предоставил им высокочтимый и высокопокойный королевский высокий предшественник Вашего Королевского Величества; при этом они (любчане) настаивают на том, чтобы они беспошлинно торговали в Пскове и Новгороде и, кроме того, могли бы чеканить в этих обоих городах русские монеты. Однако получат ли они это, покажет время»[64].
