всего лишь совещательными органами и не имели никаких властных полномочий. Лидеры НДД считали (в общем, справедливо), что уровень сознательности и образования большинства гренадского народа столь низок, что органами власти советы могут стать лишь со временем – когда люди в них участвовавшие приобретут уже навыки управления повседневными делами.
К 1982 году популярность советов стала падать. Их активисты были в одном лице и лидерами местной организации НДД, членами НМО (или НОЖ, или и той и другой организации сразу), участвовали в народной милиции. Получался определенный переизбыток общественных организаций, многие из которых дублировали друг друга. Например, образованием помимо чиновников соответствующего министерства, занимались и совет, и НОЖ и НМО.
Не случайно, что в 1982 году родилась идея объединить все общественные силы на уровне населенных пунктов в «координационные деревенские бюро» (village coordinating bureaus, VCB). Эти бюро устраивали регулярные Национальные конференции делегатов, в которых участвовали члены советов, общественных организаций и профсоюзов [160]. Однако повестку дня конференций ограничили обсуждением бюджета Гренады на будущий год. Сами заседания проходили всего за один день (раньше приходские советы оживленно дискутировали с утра до вечера без всякого регламента) так как повестку «готовили» заранее.
Иногда заседание делили на «мастерские», где в группах обсуждался какой-нибудь конкретный вопрос.
Например, зональный совет юго-востока Сент-Джорджеса объединил 250 человек, которых разделили на три группы: по делам молодежи, женщин и членов профсоюзов. На другом заседании в католической школе 100 участников приняло 29 резолюций. Часть из них была выдержана в общих выражениях типа «усилить борьбу с коррупцией», другая наоборот доходила до мельчайших деталей, которые можно было отрегулировать из без правительства: например, «активнее использовать в пище растения нашей местности». Еще одна резолюция требовала сократить дневные рационы питания для заключенных.
Работа народных советов стала, конечно, более профессиональной, но менее оживленной, что негативно сказалось на их посещаемости обычными людьми. Понятно, что у граждан стал пропадать интерес к участию в таких формальных мероприятиях. Оказалось, что управление страной не только веселое, но и подчас скучное, обыденное дело.
Тем более, что многие участники «народной демократии» жаловались на то, что их предложения не учитываются властями.
Чтобы как-то оживить участие народа в делах государства, в 1981 году было создано министерство национальной мобилизации. Оно должно было следить за учетом мнения местных советов и бороться с бюрократизмом в обычных министерствах. Таким образом, советам опять не дали властных полномочий и было трудно поверить в то, что одно министерство может быть менее забюрократизировано, чем другое.
В 1982 году для выступлений на советах стали активно привлекать «интернационалистов» – иностранцев (особенно, кубинцев), которые работали на Гренаде в различных сферах. Вместо повседневных вопросов на повестке дня появились проблемы борьбы против американского империализма в Никарагуа или Анголе. Конечно, США предпринимали активные попытки по дестабилизации гренадской революции, но многим гренадцам возможная американская интервенция против их страны казалась чем-то малореальным, отвлеченным. К тому же у очень многих жителей Гренады родственники жили в США и были опасения, что излишне антиамериканская риторика революционных властей может прекратить поступление на Гренаду денежных переводов из США от гренадских рабочих-мигрантов. Наконец, большинство туристов на Гренаде были американцами и люди опасались негативного влияния политики на важную для страны туристическую отрасль.
Короче говоря, тема антиамериканизма лишь на короткое время оживила работу советов. Новое дыхание им могло придать только наделение этих дискуссионных органов реальными властными полномочиями. Но этого как раз и не произошло, хотя такие планы у гренадского руководства были. Бишоп предполагал, что в 1986 году будет проведен референдум по новой конституции Гренады (где будут закреплены уже реальные властные полномочия народных советов). Сама конституция вступит в силу в марте 1987 года, затем примерно в декабре 1989 года пройдут президентские выборы, а годом позже – парламентские [161].
Однако гренадская революция была подавлена американской военной интервенций, прежде чем эти планы стали явью.
Что касается экономической политики революционной власти, то никакого социализма в ней не просматривалось.
Лидеры НДД были умными, образованными и хорошо разбиравшимися в марксизме людьми (в последнем отношении они превосходили многих членов Политбюро ЦК КПСС). Они прекрасно понимали, что для строительства социализма на Гренаде не хватает главного – современного крупного промышленного производства с сознательным рабочим классом. Соответственно свою революцию лидеры НДД определили как национально-демократическую (с социалистической ориентацией) и антиимпериалистическую. Это, в свою очередь означало, что власть принадлежит широкому национальному союзу с участием мелкой и средней буржуазии (в правительстве Бишопа были даже миллионеры), а не диктатуре пролетариата, как во время революции социалистической.
Исходя из этих абсолютно верных для условий Гренады теоретических положений, никто не собирался проводить в стране немедленную масштабную национализацию всего и вся. Была экспроприирована лишь собственность Гейри и его ближайших соратников. Но это была мера не столько экономическая, сколько политическая, и ее осуществили при полной поддержке всего населения, прекрасно помнившего коррупционера и клептократа Гейри. Правительство не только не тронуло отечественный частный капитал, но и создало для него гораздо более благоприятные условия, чем при Гейри. Бишоп заверил также иностранных инвесторов в том, что их капиталовложениям на Гренаде ничего не грозит. И это слово революционное правительство держало до самого разгрома революции американскими войсками.
НДД исходило из того, что на Гренаде еще долго будут существовать три сектора экономики: государственный (он был и при Гейри), кооперативный (также существовал еще с 40-х годов) и частный. Гренаду 80-х Коард и Бишоп сравнивали с нэповской Россией 20-х годов, где Ленин и его соратники использовали частный капитал для экономического восстановления и развития страны. Государство на Гренаде, как и в Советской России 20-х годов, должно лишь было сохранять в руках «командные высоты» в экономике, чтобы направлять (методами стимулирования) энергию частного сектора в нужные для всей страны проекты.
Гейри, отбиравший земельную собственность у своих политических противников, оказался куда более радикальным «социалистом», чем марксисты из НДД. К марту 1979 года 10 % земельных угодий на острове уже принадлежало государству. Оно же владело примерно половиной предприятий, оказывавших коммунальные услуги населению [162]. В среднем доля государства в экономике на Гренаде была на момент революции выше, чем в среднем в развивающихся странах, но немного ниже, чем у соседей по Малым Антильским островам.
Революционное правительство решило несколько усилить командные высоты государства и выкупило у частников оставшуюся у них долю предприятий по производству коммунальных услуг. Делалось это главным образом потому, что мелкие частные компании не могли и не хотели вкладывать средства в модернизацию отсталой электроэнергетики или чудовищно плохо работавшей телефонной связи. Носила эта мера
