Как полагают ученые мужи, первопоселенцами здешнего края в послеледниковый период были финно-угорские племена. В период «крещения» они еще обитали здесь, заселяя высокие обводненные холмы, городища. Таких городищ на Освейщине множество: и в Дубровно, и в Урагове, и в Чапаевском.
Есть предположение, что аборигенов[20] первыми потеснило свободолюбивое и воинственное племя семигалов. Главным опорным пунктом нового своего края те сделали Освею, а центральным городищем гору Городок на острове Освейского озера.
В более близкие нам времена, те, что мы называем «древними», Освея — достояние полоцких князей. Историк А.М. Сементовский сообщает, что в 1217 году немецкие католики[21] «отняли у полоцкого князя весь этот край».[22]
С конца XIV века этот отвоеванный у немцев край принадлежал Великому княжеству Литовскому.
С 1561 года край вошел в состав Польского королевства; был во власти русских (1577), шведов (1600), но затем опять возвращался полякам.
В 1772 году эти земли возвращены России. А с 1777 года они опять в составе Полоцкой вотчины.
Впервые местечко упоминается в 1503 году в договоре между польским королем Александром и великим князем московским Иваном III. В это время оно являлось волостным центром в составе Великого княжества Литовского.
Как первый владелец местечка упоминается (1505) воевода полоцкий Станислав Глебович. Из ревизских источников за 1552 год известно, что от воеводы Станислава Глебовича Освея перешла в собственность воеводы витебского Станислава Кишки, который неоднократно возглавлял посольство своего княжества в Москву.
После смерти Станислава Кишки Освею унаследовал его сын кравчий Великого княжества Литовского Иван Кишка.
От Ивана Кишки, согласно королевскому разрешению от 24 февраля 1585 г., Освея перешла в собственность иезуитов. Иезуиты основали здесь монастырь и создали при нем школу. Это была первая школа в Освее.
В 1600 г. Освея и многие земли по рекам Сарьянка, Росица и Западная Двина становятся владениями канцлера Великого княжества Литовского Льва Сапеги, магната, мечтавшего о собственном королевстве. Это был период разорительных набегов на Освею. Ратники со стороны Себежа и Пскова не раз нападали на город, убивали или забирали в плен людей. Особенно жестоким было нападение в 1633 году, когда псковские ратники под началом Головы сожгли Освею, а людей побили.[23]
В середине XVII века Освея принадлежала Казимиру Львовичу Сапеге. А с 1656 г. — Казимиру Павловичу Сапеге.
В конце первой половины XVIII столетия маршалок Великого княжества Литовского Иван Сапега уступил Освею Еже Миколаю Гильзену, епископу смоленскому. Эти владения новый хозяин получил еще перед своим посвящением в сан епископа, которое, кстати, имело место 16 февраля 1746 г. в Варшаве у Святого Креста. Польский историк Густав Монтейфель отмечает, что еже Миколай Гильзен «был рад поселиться в освейских владениях, ибо собственной резиденции не имел».[24]
Думается, радость этого человека вкупе с его умом и стала причиной появления в Освее самых значительных ее объектов — дворца и парка вокруг него. На период его жизни пришелся расцвет Освеи.
После смерти епископа, а также его брата Яна Августа и племянника Иосифа, освейское имение с 1786 года переходит к Шадурским.
Первым владельцем его из этого рода был государственный советник граф Иосиф Шадурский.
В 1905 году в Освее имелись: православная церковь, римско-католический костел, четыре еврейских молитвенных дома, народное училище, лечебница.
КОСТЕЛМногие дореволюционные русские историки, довольно старательно описывавшие памятники западных губерний, откровенно умалчивали о католических храмах. Возможно, они не желали вступать в «пререкания» с цензурой, которая была против пропаганды «незаконной» религии. Как бы там ни было, но, разыскивая теперь материалы о костелах, в большей степени приходится уповать на интуицию или на удачу.
Фундаменты костела, оставшиеся по сей день на одном из освейских возвышений, напоминают выщербленную челюсть какого-то гигантского доисторического чудища. Подвалы засыпаны, и холмики над ними поросли травой; чтобы восстановить храм, придется их откопать и сделать новый фундамент.
Возможно, костел возвели одновременно со здешним дворцом. Зато несомненно: инициаторами его закладки были братья Гильзены, Еже и Ян, оба — ревностные католики. Вдобавок Ян Август Гильзен покровительствовал иезуитам, оказывая им значительную финансовую помощь.
Известно, что костел был оштукатурен, и ограда вокруг него из сплошного кирпича была крыта черепицей. Также известно, что костел и освейский дворец сооружены из кирпича одинакового размера.
Глядя на развалины, мне подумалось, как непросто построить достойное внимания сооружение. Церкви, костелы, дворцы, появившиеся под небом благодаря заботам и страданиям нашего деятельного предка, создавались словно для того, чтобы донести до нас максимум добра: сделать нас мудрее и нравственно богаче. И беда наша в том, что однажды мы отвернулись от этого богатства, сотканное и выпестованное столетиями разрушили за одну ночь — так, как, например, здешний костел или костел в деревне Совейки.
Освейский костел разрушили в 1937 году. Это инициатива и результат деятельности главных бездельников тридцатых годов: представителей служб всякого рода «порядка» и «безопасности». Ими кинут был клич: «очистим город от религиозной скверны». На бесконечных собраниях твердили одно и то же: «пугаются дети», «старухи дуреют, совращают молодежь».
Никогда ни одно разрушение памятников истории не способствовало прогрессу общества. Эта простая истина забывалась часто. Разрушение старины несет в себе неподдающееся измерению зло, которое сказывается не сразу; в результате этих разрушений у следующего поколения проявятся те или иные нравственные изъяны. А сие непременно приведет к беде. Общество, отрубившее корни своей истории, хиреет и вырождается. Ведь голод на старину — такая же «болезнь», как недостаток книг, учебников, интересных учителей. Чтобы развиваться, двигаться вперед, надлежит овладеть достаточной культурой — памятники старины, бережное отношение к ним как раз и есть та почва, на которой можно взрастить эту культуру.
Перед взрывом был устроен погром: из костела тащили все, что было возможно. В помещениях зданий служб порядка и госбезопасности, славных разве что обилием тараканов, вдруг появились дорогие гобелены; сотрудники этих учреждений забирались на столы и, не жалея гвоздей, крепили украшения на стенах своих нор-кабинетов. В одно из помещений даже умудрились вместить (в коридоре) белый рояль. Все прочее — хоругви, венки, иконы, разные бутафорские принадлежности — побили и попалили на костре прямо перед костельным крыльцом. Потом провели работы по минированию — пробили щели в стенах и заложили тол. За день до взрыва оповестили жителей ближайших домов, чтобы заклеили стекла на своих окнах.
Ожидаемого «фейерверка» не получилось, — взрыв прозвучал глухо, — рухнули только свод и крыша. После этого к стенам подступили трактора…
Освейский костел имел расписной свод. Роспись изображала большое белое облако на фоне голубого неба; на облаке, как на колеснице, восседал Иисус. В зале было много лепных украшений: в алтаре, точно живые, стояли стройные фигуры апостолов, «по стенам порхали ангелы». В подвалах же, рассказывали, обнаружили вмурованную мраморную плиту с латинской надписью; под этой плитой, когда ее сорвали, будто бы имелась заложенная кирпичом ниша…
ЛАТЫШСКАЯ КОЛОНИЯ В ПАДОРАХПадоры — небольшой болотистый район вблизи Освеи, место бывших латышских хуторов. При царе эта земля принадлежала банку, была дешевой и пустовала. Ее купили латыши. Вот несколько фамилий первых тамошних заселенцев: Саулит, Гейден, Пурвин. Всего хуторов было десятка три.
Новые хозяева расчистили кустарник, сообща мелиорировали заболоченные участки. Хозяйства они вели образцово, главный упор делая на животноводство. У каждой семьи было от десяти до двадцати коров. Производили масло. Для этого у них имелись и сепараторы, и маслобойки. Сеяли клевера, потом и освейцы переняли у них сие новшество.
Жили колонисты мирно: с местными ладили, приглашали их на свои праздники. Для них не было разницы, еврей ты, русский или латыш, они ко всем относились одинаково.
Детям своим старались дать образование. Неучей в их семьях не водилось.
В тридцатые годы всех их раскулачили, сослав в Сибирь…
ЕВРЕЙСКОЕ КЛАДБИЩЕПрежде в Освее было четыре кладбища. У въезда в городок со стороны Сарьи на возвышении хоронили своих сородичей староверы. Теперь против того места, через дорогу, — кладбище православных. На противоположном конце городка — польское кладбище. И совсем в стороне, среди полей, на высоком холме, куда уж и дороги-то нет, прячется в зарослях кладбище еврейское; чтобы добраться до него, следует запастись терпением — тем самым качеством, что в крови этого интересного и странного народа.
