Свое существование старый парк прекратил после изгнания из Освеи последнего его хозяина. С тех пор он не восстанавливался… Признаем, в статическом состоянии, без должной помощи, гибнут любые человеческие творения — тем более парки, где ничего не может быть случайным, исполненным зря и где все без исключения требует человеческой любви и заботы.
ОСВЕЙСКИЙ ДВОРЕЦОсколки красного кирпича теперь можно найти за сотни метров от того места, где когда-то стоял Освейский дворец.[27] От грандиозного сооружения Гильзенов остались лишь вросшие в землю руины. По утверждению старожилов, дворец имел вид «птицы с расправленными крыльями».
Исполнен он был в ранних классических формах.
Возвели его на небольшой насыпной горке, в которой по всей площади застройки были спрятаны подвалы. Эту особенность диктовала высота грунтовых вод.
Двухэтажный дворец, в пять корпусов и с четырьмя широкими галереями, имел сложную внутреннюю раскладку.[28] Необычная, по нынешним представлениям, толщина его стен была вызвана отнюдь не страхом хозяев перед пресловутыми «врагами». К этому понуждал элементарный практический расчет. Стены были сплошь унизаны, будто человеческое тело капиллярами, широкими дымоходами. Обогрев залов и комнат производили на первом этаже с помощью больших каминов. Основными украшениями помещений являлись пилястры и ниши. Центральный зал — Голубой, из которого в две противоположные стороны «смотрели» по три высоких окна, был украшен круглыми колоннами.
Как и для планировки парка, для дворцового здания характерна была абсолютная, продуманная до мелочей симметричность. По-видимому, проект разрабатывал великий и наивный педант. Может быть, именно за эту милую простоту, логичность и лежит наше сердце к старине. По крайней мере, в ней, этой простоте, очевиден талант и высокая мудрость.
ОСВЕЙСКИЕ ТАЙНЫВ Освее есть несколько тайн, о которых уже не вспоминают; но которые «говорят» исследователю старины сами за себя.
Одной из них является дорога, насыпанная в озере вдоль всей береговой линии усадьбы. Она представляет собой длинную и узкую (шириной в две повозки) косу. Еще сравнительно недавно она имела ухоженный вид и была соединена в местах разрывов (оставленных для того, чтобы могли пройти лодки) мостами. Версий о том, для чего нужна была эта насыпь, достаточно. Однако настоящего ответа нет. Возможно, ее соорудили дли того, чтобы не гонять на пастбище скот перед зданием дворца. Теперь эту земельную полоску в озере трудно назвать «дорогой»: в отдельных местах она размыта, а кое-где сплошь затянута кустарником. Забывать замыслы предка — все равно, что не прислушиваться к мнению старших. Сие есть признак деградации культуры. Сегодня вопрос о необходимости окружной дороги в Освее просто наболел. Коров в городе гоняют по асфальтированным улицам, через центр. Животных, ясное дело, не особенно расстраивает такое обстоятельство, — напротив, они даже рады потереться об угол клуба или подкинуть блинок-другой под окно горсовета. Ну а как же люди?
Меня сильно удивило, когда здешний широкий, заросший камышом канал, рассекавший город на две части, назвали «ручьем». По дну его действительно протекал ручеек. Тем не менее, очевидно было искажение между сим названием и тем, что на самом деле представляло собой это вытянутое углубление. Без подсказок историческую суть города «прочесть» сложно. Я бы скоро свыкся с необычным ручьем, если бы не подсказка повидавшего виды археолога Савицкого. Ученый, убежден, что канал в древние времена, когда вода в озере стояла выше, был заполнен водой, и по нему ходили суда — большие торговые лодки — с товарами из городов по берегам Западной Двины и Балтийского моря. Суда могли заходить в центр города. В широкой части канала была устроена пристань; на этом участке его русло представляло собой треугольник: оно как бы врезалось длинным клином в береговой мыс, клин суживался ближе к тому месту в центре города, где был мост. Малые лодки проходили под мостом и могли уйти за город вверх по каналу. Древняя Освея располагалась по обе стороны этого рукотворного сооружения.
Рядом с пристанью на озерном мысу в старой части города просматриваются контуры рва, который некогда был заполнен водой и полностью отделял мыс от суши. Здесь могло быть расположено мощное замковое укрепление. А такие свидетельства имеются. Долгое время упоминание об Освее были связаны с договором между польским королем Александром и великим князем московским Иваном III. Но вот в исторических материалах[29] находим следующие сведения: «По иллюстрации 1599 года Режицкий замок имел смежные границы с замками: Люцинским, Освейским, Динабургским, Крейцербургским, Мариенгаузским». Упоминаются только рыцарские замки Ливонского ордена. Из этого следует, что в конце XIII века в Освее был замок. Более неясным является вопрос: где он стоял, в каком конкретно месте? На мой взгляд, самая примечательная улица в этой версии — Себежская. Она проходит через вершину обширного холма, расположенного на приозерном лесу. Сей холм с одной стороны окружен озером и бывшим каналом, а с противоположной — низиной, где нынче центральная площадь. Замок находился на вершине мыса и стоял как бы в стороне от вытянутой вдоль длинного канала деревни.
СВЕДЕНИЯ МОНТЕЙФЕЛЯРасцвет освейской усадьбы приходится на времена, когда хозяевами Освеи были Гильзены. В этот период появились дворец и парк, костел и монастырь с госпиталем, гимназиум.
Пользуясь сведениями Густава Монтейфеля, узнаем, что Гильзены — выходцы из немцев, из рода де Энкелей, когда-то служили немецкому ордену.
«Род этот принадлежал одному из старых богатых родов из Мархии, откуда он прибыл в Инфлянтский рыцарский орден в самом начале XVI столетия. Янкель зен де Энкель в 1533-34 годах был одним из самых способных командиров Динабурга.»
Монтейфель дает довольно полные сведения о первом владельце Освеи из этого рода — о Еже Миколае Гильзене, который родился в 1692 году.
«Как, читаем в «Календаре 1763 года», человек набожный, работящий и ученый, с ранних лет брался за перо. Эта его способность создала ему приятелей, а позднее и могущественных покровителей».
У него были «многочисленные биографы».
«Начал он приходским ксендзом, кафедральным. Большими его друзьями были Сапеги. Особенно коадьютер виленский, который отхлопотал для него епископство смоленское. И даже договорился со своим братом, регентом литовским, что в случае назначения его епископом смоленским уступит ему какие-нибудь владения в своих землях смоленских, на жительство и в качестве резиденции».
Это обещание было выполнено. Далее Монтейфель сообщает:
«Это был епископ честный, придерживался старых правил, понимал свою должность как самоотверженную работу. Когда в 1755 г. В Смоленске была сильная эпидемия, он поспешил туда, чтобы терпеть вместе с паствой.
Отдал свой фольварк краславским миссионерам под семинарию. Был проповедник также красноречивый, как и писатель. В своем белокаменном дворце в Освее он написал несколько теологических книг, в том числе книгу «Духовная война», которая издавалась шесть раз. Уставший и сломленный работой, Ежи Миколай Гильзен, наконец, захотел покоя. В июле 1763 г. отказался от епископства и последние годы жизни посвятил молитве.
Умер в 1775 г. в Варшаве в возрасте 82-х лет.
Сердце этого честного мужа, засушенное после смерти, до сих пор сохраняется в костеле освейском. Там же должны быть погребены его останки. Ибо администратор названного костела ксендз Добровольский нашел на чердаке камень-песчаник со следующей латинской надписью: «Здесь покоится Гильзен Смоленский». Над надписью вырезан герб Гильзенов со следующими аксессуарами: кардинальским капелюшем, митрой, постарелом (посох епископа) и орденом Святого Станислава. Камень этот, который должен был увековечить память этого честного сановника, был наверняка вмурован в костеле, откуда его человеческая бессовестность выгнала на чердак».
Монтейфель также упоминает о металлическом сосуде, в котором хранилось засушенное сердце Гильзена. Этот сосуд показывали, когда служили за упокой души этого человека.
Увлеченный всецело духовной и писательской деятельностью, епископ не уделял внимания хозяйственным делам своих освейских владений и настоящим хозяином их был его младший брат «Его Высокая милость пан Ян Гильзен воевода минский», личной резиденцией которого была Дагда.[30]
О Яне Августе Гильзене Монтейфель сообщает следующее:
«Их отец Шамбелан Еже Гильзен 19 мая 1721 г. передал права на староство мариенгаузское своему очень молодому сыну Яну Августу. А Карл Шестоковский, нотариус инфлянтский, оформил эту передачу. 11 августа 1729 г. этому же Яну Августу по приказу короля уступили владения Окры Янушевичи, а того же дня уступил Туленмуйжи Ян Шадурский, подчаший инфлянтский. Спустя некоторое время, Янушевичи вернулись в Окры, а Шадурские уже никогда не вернулись в Туленмуйжи.»
