Лицо старика, согретое теплом прошлых воспоминаний, просветлело. Он снова возвратился к памятному для него 1898 году, когда солнечным майским днем первый отряд русских инженеров-путейцев и строителей на пароходе «Благовещенск» причалил к деревянной пристани маньчжурского селения Харбин. В тот день на опийном поле был забит первый колышек и заложен барак, а в нем начала работу контора русско-китайского банка. На глазах она обрастала складскими ангарами и рабочими бараками. Не прошло и четырех месяцев, как тысячи русских обосновались в маньчжурском «медвежьем углу» и началась грандиозная стройка.
День и ночь у причалов шла разгрузка барж. Прямо с колес материалы поступали на стройучастки, и город рос, как на дрожжах. Через два года на возвышенной части засверкал златоглавыми куполами Свято-Николаевский собор. От него веером разошлись новые улицы и главная из них – прямая, как стрела, Китайская с величественными зданиями Правления дороги и Железнодорожного собрания. За четыре с небольшим года русские китайские рабочие с помощью кирки и лопаты соединили железной рукой-дорогой Харбин с Читой и Владивостоком.
Слезы умиления выступали на глазах Никитина, когда он вспоминал шумные балы, которые давало Правление дороги в Железнодорожном собрании, рождественские и крещенские праздники, ломившиеся от изобилия товаров полки в главном торговом доме «И. Чурин и Ко», заваленные пушниной магазины «П. Кузнецова и Ко», веселую суету у ресторанов «Новый свет» и «Тройка».
В Старом и Новом городе, в пригороде Харбина – Мадягоу – повсюду уверенно звучала русская речь, и, по мере того, как дорога продвигалась на юго-восток к твердыне российского флота – крепости Порт-Артур, все прочнее становились власть и влияние России в Северном Китае.
Эту ее величественную поступь в 1912 году приостановила синьхайская революция и окончательно подорвала русская Февральская революция 1917 года. Они бесповоротно разрушили особый мир дороги. Здесь лицо Никитина помрачнело, и в его голосе зазвучали печальные нотки.
С началом Гражданской войны в России жизнь в Маньчжурии перевернулась вверх дном. Красные, белые, зеленые, монархисты и социалисты сошлись в безжалостной схватке за власть. Сын Никитина – Александр – вступил в отряд атамана Семенова. После очередного набега на станцию Борзя Забайкальской железной дороги, получив тяжелое ранение, чудом вырвался из окружения и потом долгие месяцы провел на больничной койке. Встав на ноги, в 1932 году уехал на заработки в Шанхай, и там его следы затерялись. В 1934 году дочь Елена вместе с мужем – инженером КВЖД – выехала в СССР. Ее редкие письма служили слабым утешением для старика, доживавшего свой век в одиночестве.
Рассказ Никитина подошел к концу. В ресторане, кроме них, остались двое самых стойких китайцев. Они вели извечный спор между собой и бутылкой водки. Дмитрий, расплатившись, подхватил под руки обессилевшего от выпитого и воспоминаний старика, повел в купе. Там для них не нашлось места; десяток пьяных в стельку японцев валялись на полках. Забрав вещи, они провели остаток ночи в купе проводников и с нетерпением ждали, когда наконец завершится их поездка.
Харбин возник неожиданно. Сквозь сиреневую дымку проступили глинобитные окраины города, через десять минут справа промелькнул семафор, и слева возникло монументальное здание вокзала. Поезд плавно замедлил ход и остановился у первой платформы. Пассажиры дружно повалили к выходу. Дмитрий помог Никитину донести чемодан до привокзальной площади и, тепло простившись с ним, поспешил затеряться в многоликой и разноязыкой толпе. Стараясь не попасться на глаза полицейским, он, не торгуясь, нанял извозчика и коротко бросил:
– На Мостовую!
Старенькая пролетка, прогромыхав по брусчатке площади, скатилась на просторную Китайскую, и лошадь резвой рысью поскакала вперед. В Харбине Дмитрий был впервые и потому с живым интересом присматривался к городу.
День только начался, а на улицах уже появились торговцы, ожили рынки и распахнулись двери мастерских. Над крышами домов курились дымы, и город утонул в сизо-голубой дымке. Благодаря рассказам Никитина, Харбин не казался Дмитрию чужим и враждебным. На перекрестке с Мостовой он распорядился остановиться и, расплатившись с извозчиком, пошел пешком к месту явки. Его взгляд искал среди каменных и бронзовых статуэток изображение Асклепия – покровителя врачевателей.
Зеркальные витрины магазинов «И. Чурин и Ко», «Прохоров» говорили о том, что он близок к цели. Его сердце учащенно забилось, когда слева, над крыльцом дома, возник бронзовый Асклепий. Дмитрий взглядом скользнул по окнам. Во втором от входа, на подоконнике, стоял горшок с гортензией – условный знак, что явочная квартира не провалена. Он решительно направился к двери аптеки. Массивная ручка легко подалась нажиму и отозвалась мелодичным звоном колокольчика. В глубине комнат что-то громыхнуло, в прихожей прозвучали легкие шаги, а когда дверь открылась, на Дмитрия смотрели большие, упрятанные в густых ресницах зеленые глаза. Волосы цвета вороньего крыла, забранные на затылке в тугой узел, подчеркивали нежный овал лица девушки. Кокетливая родинка над верхней губой придавала ему лукавое выражение. Не по годам внимательным взглядом она окинула раннего посетителя и мелодичным голосом предупредила:
– Извините, мы еще не начали работу.
Дмитрий замялся, но быстро нашелся и ответил:
– Простите за беспокойство, я к Глебу Артемовичу по неотложному делу.
– Хорошо, я сейчас его приглашу. Будьте добры, подождите, – предложила девушка и скрылась в глубине комнат.
Гордеев шагнул в гостиную и не успел осмотреться, как ему навстречу вышел настоящий богатырь. Пышная борода, высокий лоб и крупный нос довершали сходство содержателя конспиративной квартиры советской разведки Глеба Свидерского со Львом Толстым.
– Здравствуйте, слушаю вас, молодой человек, – обратился он к гостю.
– Я из компании «Сун Тайхан», – не спешил с паролем Дмитрий и присматривался к содержателю явочной квартиры.
В глазах Свидерского промелькнула тень, и, пробежавшись внимательным взглядом по раннему посетителю, он спросил:
– Так какое у вас неотложное дело, молодой человек?
– Компанию обеспокоил ваш отказ от партии судзухинского корня, – с нажимом на последних словах ответил Дмитрий.
Свидерский подобрался, снял очки, протер платком и назвал вторую часть пароля:
– Она оказалась не только пересушена, но и имела много дефектов.
Оба с облегчением вздохнули, порывисто пожали руки и представились. И когда волнение улеглось, Свидерский поинтересовался:
– Дмитрий, вы давно оттуда?
– Вторые сутки.
– Как добрались?
– Без приключений.
– Завтракали?
Гордеев замялся.
– Все ясно, батенька, не стесняйтесь, мы тоже, – благодушно заметил Свидерский и распорядился: – Аннушка, накрывай на стол!
– Подождите минут десять, и у меня все будет готово, – предложила она.
– Хорошо, – согласился Свидерский и, подхватив Гордеева под руку, проводил к себе в кабинет.
В нем чувствовалась твердая рука хозяина. У окна стоял массивный дубовый стол, уставленный аптекарскими приборами и препаратами. Большой кожаный диван занимал место между дверью и двухстворчатым стеклянным шкафом. Стены украшали картины, среди них выделялись два парадных портрета: мужчины в походной казачьей форме и женщины в свадебном платье с тонкими, тронутыми печалью чертами лица.
– Располагайтесь, как у себя дома, – пригласил Свидерский.
– Спасибо, Глеб Артемович, я очень ограничен во времени. Нужны срочная встреча с Дервишем и надежная квартира, – сразу перешел к делу Дмитрий.
– Пока остановитесь у нас, а что касается встречи с резидентом, то на ее организацию уйдет время.
– Глеб Артемович, я должен встретиться с ним как можно скорее, – проявил настойчивость Дмитрий.
– Хорошо, я постараюсь, – пообещал Свидерский.
Стук в дверь прервал разговор, в кабинет вошла Анна. Луч света, пробившись между штор, упал на девушку. Дмитрий задержал на ней взгляд. Точеная фигура Анны напоминала статую древнегреческой богини, а грациозные движения не оставили его равнодушным. Смутившись под его взглядом, она торопливо произнесла:
– Папа, у меня все готово.
– Спасибо, Аннушка, мы сейчас, – поблагодарил Свидерский.
Она возвратилась в столовую, а они поднялись на второй этаж и вошли в спальню. Ее осмотром Дмитрий остался доволен. Его устроило то, что под окном находилась крыша пристройки, в случае опасности по ней, можно было покинуть дом.
– Располагайтесь, Дмитрий, и мы вас ждем на завтрак, – напомнил Свидерский и оставил его одного.
Гордеев снял пальто, повесил на вешалку, перед зеркалом поправил сбившуюся прядь волос и спустился в столовую. Забытый запах настоящего кофе пробудил в нем аппетит. Завтрак прошел в обмене впечатлениями о Харбине. Сразу после него Свидерский отправился в город на поиски Дервиша. Анна убрала со стола и занялась работой с клиентами. Дмитрий, предоставленный самому себе, поднялся в спальню и, чтобы убить время, принялся штудировать путеводитель по Харбину.
