Воспользовавшись суматохой, Дервиш и Гордеев ринулись на кухню. В проходе столкнулись с грузчиком, тащившем на спине мешок с рисом. Их вид заставил его шарахнуться в сторону. Дервиш успел ухватить грузчика за шиворот и рявкнул:
– Где выход на чердак?
– Там, там, – испуганно тыкал тот на обитую железом дверь.
Под ударом ноги Дмитрия она отлетела в сторону. Из темного провала пахнуло затхлым воздухом. Дервиш первым бросился по лестнице на чердак, за ним – Гордеев. Ступеньки предательски поскрипывали под ногами, через несколько секунд над их головами мутным пятном забрезжил проем люка. Дервиш выбросил руку с пистолетом вверх и, выждав мгновение-другое, пружинисто оттолкнулся от лестницы и приземлился на чердаке. Дмитрий последовал за ним. Продравшись через горы хлама, они выбрались на крышу, по водосточной трубе спустились в соседний двор и бросились наутек.
Полковник Дулепов был вне себя от ярости. Его заместитель ротмистр Ясновский, нахохлившись, угрюмо наблюдал за шефом. И было от чего – японцы в очередной раз вытерли об них ноги. Бестолковая облава в «Погребке» свела на нет оперативную разработку советской резидентуры в Харбине. После нее рассчитывать на агента Тихого уже не приходилось – в глазах подпольщиков облава неизбежно бросала на него тень. Под ударом оказался и другой агент – Паша, с таким трудом завербованный лично Дулеповым. Добытая им информация о важной встрече советских агентов в «Погребке» сработала вхолостую.
Дулепов клял себя, что поделился ею с японской контрразведкой.
– Бараны узкоглазые! Им не шпионов ловить, а кобылам хвосты крутить! – костерил он полковника Сасо и его подчиненных.
– Китайцев колоть они мастера. С нашими такой номер не пройдет. Бандура с Козловым как молчали, так и молчат, – поддакнул Ясновский.
– И хрен что скажут.
– А с Федоровым у них вообще получился цирк! Деда толпой не могли взять! Тоже мне, контрразведка!
– Идиоты! Дальше своего носа ничего не видят! – рычал Дулепов.
– Это же надо, двоих узкоглазых завалить, до середины речки доплыть и еще шифры успеть уничтожить! Вот тебе и старик!
– А с ним все концы в воду. Даю голову на отсечение, у него был выход на резидента.
– Однозначно, – согласился Ясновский.
– Теперь, поди, узнай, когда Федоров рыб кормит. Суки! – выругался Дулепов и потянулся к телефону, но не стал звонить и бросил: – Сели в дерьмо, сами приползут.
– По самые уши, – злорадствовал ротмистр.
– При государе-императоре последний околоточный до такой дури не сподобился бы. Нахрапом хотели взять и получили дулю с маком. Бараны узкоглазые! – злобствовал Дулепов.
Шум в приемной заставил его смолкнуть. Дверь распахнулась. Бесцеремонно оттеснив в сторону адъютанта, в кабинет вошли начальник отдела жандармского управления полковник Сасо и глава военной разведки штаба Квантунской армии полковник Такеока.
– Легки на помине, – обронил Ясновский и от греха подальше отодвинулся в угол.
Дулепов сделал вид, что не заметил протянутых рук Сасо и Такеока. Те молча это проглотили и заняли места на диване. Дулепов, тяжело пыхтя от душившего его гнева, возвратился к столу и плюхнулся в кресло. В кабинете воцарилось гнетущее молчание, его нарушал дробный стук печатной машинки, доносившийся из приемной.
Первыми заговорили японцы. Сасо избрал примирительный тон:
– Азолий Алексеевич, мы с вами много сделали, чтобы обезглавить коммунистическое подполье в Маньчжурии. Я и господин Такеока высоко ценим вас и заслуги ваших подчиненных. Но, к сожалению, советская резидентура продолжает действовать. Захват ее агентов в Хулиане лишь надводная часть шпионского айсберга…
Здесь уже нервы у Дулепова не выдержали, и он дал волю гневу:
– И это вы называете работой?! Нас по боку, а сами взяли какую-то шушеру! Да если бы…
– Мы рассчитывали на захват важных большевистских агентов! – с раздражением перебил Сасо.
– Важных?! А в итоге шиш в кармане.
– Господин Дулепов, вы забываетесь!
– Я забываюсь? Это вы забываетесь! Как дело доходит до денег и серьезных операций, нас дальше лакейской не пускают.
– Лакейской? А это что, на вас с неба свалилось? – взорвался Сасо и смахнул со стола все, что на нем лежало.
Ротмистр поморщился. Дулепов перегибал палку. Японцы были, конечно, изрядными сволочами, но платили прилично и сквозь пальцы смотрели на то, как деньги на агентуру терялись в бездонных карманах шефа. Дулепов тоже понял, что хватил через край, сбавил обороты, но не смог удержаться от упрека и помянул старое.
– Мы вам дали лучших боевиков, чтобы уничтожить Сталина. И где они? Их, как слепых щенят, взяли на границе.
Такеока с Сасо поморщились; всякое упоминание о провале операции «Охота на «Медведя» – теракта против большевистского вождя вызывало у них болезненную реакцию. Расследование, проводившееся специальной комиссией, крепко потрепало им нервы и серьезно подмочило репутацию. Реабилитировать их могло только выявление большевистской резидентуры и ее агентов в штабе Квантунской армии. Сделать это без Дулепова, знавшего, как никто другой, психологию русских, было невозможно.
Подавив искушение съездить по роже старой жандармской ищейке, Сасо сделал шаг к примирению и предложил:
– Азолий Алексеевич, забудем старое и начнем с чистого листа. Мы ценим вас и надеемся с вашей помощью покончить с резидентурой красных.
Дулепов сбавил тон и ворчливо заметил:
– Если искать, как в Хулиане, а вчера у «Рагозинского», то ничего путного не выйдет.
– Мы учтем допущенные промахи, – не стал заострять Сасо.
– Ладно, – смягчился Дулепов и сел на своего любимого конька. – Надо бросить все силы на поиски резидента! Выйдем на него, считайте, что вся шпионская сеть красных в наших руках. Контрразведка должна шевелить мозгами, а не заниматься полицейским шмоном!
Сасо поморщился, упоминание о кавалерийском наскоке в «Погребке» сидело в нем болезненной занозой. В душе он соглашался с доводами Дулепова и казнил себя за то, что поддался нажиму сверху и пошел на эту авантюрную акцию. Уж слишком общей была информация осведомителя о встрече харбинского резидента с курьером из России, но наверху не хотели слышать об отсрочке. Резидентура русских сидела в печенках, к его доводам не прислушивались и потребовали притащить живого или мертвого советского резидента.
Налет на «Погребок» обернулся фарсом. Грандиозное побоище, устроенное русским офицерьем, выплеснулось шумным скандалом на страницы харбинских газет. Полицейские откровенно злорадствовали: еще бы, их извечные соперники – жандармы – прилюдно сели в лужу. Начальство делало удивленный вид и высказывало недвусмысленные намеки. Сасо снова оказался в дураках и перед лицом Дулепова чувствовал себя как провинившийся школяр. Переборов гордыню, он вынужден был согласиться:
– Азолий Алексеевич, давайте не будем искать виноватого. Мы, как никогда раньше, должны работать в одной упряжке.
– По-другому нельзя! – присоединился к нему Такеока. – Война в России вступила в решающую фазу. Поэтому большевистская гадина норовит ужалить побольнее. Мы должны ее вовремя обезвредить.
– Господа, может, обойдемся без высоких слов. Я их наслушался в семнадцатом, до сих пор звенит в ушах, – поморщился Дулепов и посмотрел в сторону шкафа.
Ясновский смекнул, в чем дело, шмыгнул за дверь и появился с бутылкой коньяка. Вслед за ним вошел адъютант, расставил на столе рюмки и легкую закуску. Сасо с Такеока перебрались в кресла, поближе к столу. Ротмистр открыл бутылку и разлил коньяк по рюмкам. Выпили молча, без тоста. Дулепов смачно закусил и, не удержавшись, язвительно заметил:
– Настоящий коньяк разгоняет кровь и греет душу, чего, к сожалению, господа, не скажешь о наших отношениях.
Японцы промолчали. Сасо потянулся к бутылке, наполнил рюмки и с акцентом на первых фразах произнес тост:
– За доверие! Мы надеемся, господин Дулепов, на ваш богатый опыт и, как говорится у вас, русских, кто старое э… вспомнит…
– Помянет, – поправил Ясновский.
– Благодарю, ротмистр…тому глаз вон.
– А кто забудет – оба! Ха-ха! – хохотнул ротмистр.
– А вот вам, любезный, их лучше поберечь, слепой никому не нужен, – желчно заметил Сасо.
Ротмистр смешался, а Дулепов грозно повел бровями. Такеока поспешил сгладить возникшую напряженность и предложил новый тост:
– Господа, выпьем за взаимопонимание!
В кабинете вновь прозвучал звон хрусталя. Коньяк окончательно растопил лед взаимной неприязни и подозрительности. После очередного тоста, когда Сасо упомянул о выдающемся вкладе Дулепова в борьбу с большевизмом, тот окончательно размяк и, загадочно поглядывая на собеседников, многозначительно обронил:
– Господа, через месяц, а может, и раньше вся эта красная сволочь вот, где будет у меня сидеть! – И его увесистый кулак взметнулся над головами.
