Император в 982 г. предпринял поход на юг Италии с целью подчинения себе Апулии и Калабрии. Здесь он столкнулся с объединенными силами греков и арабов, и сначала имел некоторый успех, но в битве при Катроне летом 982 г. войска его были уничтожены арабами, и сам он едва избежал гибели.[789] В июне 983 г. с целью мобилизации сил для продолжения борьбы с арабами Оттон созвал в Вероне имперский сейм. Сюда не замедлили явиться представители Венеции с просьбой о подтверждении императором привилегий, которых республика добилась от его предшественников. С незначительными ограничениями привилегии эти были подтверждены[790], но венецианцы наотрез отказались принять участие в проектировавшейся императором экспедиции: усиление империи в Италии не входило в планы дальновидных политиков республики св. Марка. Без участия Венеции, флот которой был необходим для борьбы с арабами, успех южно — италийского предприятия не мог почитаться обеспеченным. Оттон, несомненно, был до крайности раздражен политикой венецианцев, но, не имея флота, не мог прибегнуть к силе.
В этот момент в Венеции как раз поднялась борьба между двумя патрицианскими фамилиями, Моросини и Калоприни. Последние с большим числом своих сторонников бежали к Оттону, «убеждая императора, что он легко овладеет Венецией, если будет следовать их советам» и примет их сторону.[791] Оттон по совету Калоприни, хорошо знавших слабую сторону экономики республики, решил прибегнуть к блокаде лагун. Он распорядился, «чтобы никто не смел появляться в Венеции, посылать туда припасы, допускать венецианцев во владения империи, вменив в обязанность каждому из сопровождавших его венецианцев (Калоприни с товарищами) вместе с его представителями заботливо охранять места, откуда венецианцы могут получить продовольствие».[792] Результатом этих мер было резкое ухудшение продовольственного снабжения города. Неизвестно, чем закончилась бы эта борьба, если бы император вскоре, в том же 983 г., не скончался.
Мы увидим далее, что при Оттоне III взаимоотношения Венеции с империей резко изменились к лучшему: новый император был совершенно очарован дожем Пьетро Орсеоло и шел на значительные уступки республике св. Марка во всех интересовавших ее вопросах.
В исторической литературе существует два противоположных мнения относительно характера взаимоотношений Венеции и Западной империи в X в. Одни, как Шмейдлер, говорят о реальном подчинении Венеции императорам Запада; другие, как Ленель, отрицают это. В обоснование своего взгляда Шмейдлер ссылается на диплом Оттона II, в котором император говорит о «верности дожа и его народа», усматривая в этом доказательство зависимости Венеции от империи, с чем, по его мнению, полностью согласуется заявление Конрада II о том, что «венецианцы… всегда были бунтовщиками против нашей власти».[793] Противники этого взгляда совершенно справедливо упрекают Шмейдлера в юридическом формализме, в том, что он слишком полагается на буквальное значение слов средневековых политических документов.[794] Справедливость этого замечания можно было бы иллюстрировать многочисленными примерами из практики Западной и Восточной империй, но в этом нет необходимости: полная независимость Венеции от Западной империи и для X в. — вне всякого сомнения.
Феодальная анархия, царившая в Италии, не позволяла Венеции разрешить интересовавшие ее на «твердой» земле вопросы путем договоров с императорами, — с каждым городом, с каждым феодалом, обычно епископом, здесь надо было договариваться в отдельности.
Между тем эти интересы были значительны: здесь у Венеции был постоянный рынок сбыта ее главной продукции, соли и соленой рыбы; здесь она закупала недостававшие ей предметы продовольствия; здесь пролегали пути, соединявшие ее с отдаленным германским рынком; здесь все более и более оживлялась торговля предметами дальнего привоза, — Павия, например, была для Венеции важным рынком шелковых изделий.[795]
Неудивительно, что Венеция с очень давнего времени стремилась обосноваться в этих местах. Еще в первой половине VIII в. дож Теодат (737–742) выстроил замок в устьях Бренты на Брондоло.[796] Потом возникли С. Микьеле на реке Силе, Виллано в области Ченедо, торговые пункты на Ливенцо.[797] Эти опорные пункты облегчали сношение через Бренту с Падуей, через Силе — с тревизанцами, Ченедо с соседними с ним районами, через Баккильоне — с Веченцией, через Пьяве — с Беллуно, через Тальяменто и Изонцо — с Фриулем, через По с Феррарой и Мантуей, через Эч — с Вероной.[798] Последняя была для Венеции особенно важна, как большая станция на путях к Бреннерскому перевалу, — через Верону шел тот путь, который далее направлялся через Риволли, Триент, Неймаркт, Бриксен, Бреннер в города южной Германии — Инсбрук, Шангау, Аугсбург, Донаувертер.[799]
Медленно, но упорно добивалась Венеция различных преимуществ, облегчавших здесь ее хозяйственную деятельность, служивших ее экономическим интересам. Крупным успехом ее политики в X в. было приобретение исключительных прав на территории Истрии, договора, заключенные с епископами Ченедо и Беллуно.
В 933 г. маркграф Истрии Винтерий гарантировал венецианским купцам и венецианским землевладельцам беспрепятственную деятельность и свободное получение доходов с их имущества, где бы таковое не находилось в пределах Истрии. Купцы были обязаны платить только береговой сбор и пошлины в соответствии с «издавна установившимся порядком». Маркграф брал на себя также обязательство предупредить венецианцев, если бы последовало какое-нибудь неблагоприятное распоряжение короля. Под грамотой имеются подписи, кроме маркграфской, представителей почти всех истринских городов и епископов.[800] Годом раньше с Каподистрией был заключен отдельный договор, по которому этот город обещал Венеции союз и верность с обязательством символизировать свою зависимость от Адриатической республики ежегодными приношениями 100 амфор «доброго вина».[801] В этом акте нельзя не видеть первой попытки политической экспансии за пределы дуката, попытки робкой, свидетельствовавшей, однако, о зарождении в Венеции первых экспансионистских идей.
По договору с епископом Ченедо Сикардом от 997 г. венецианцы получили в свое распоряжение половину порта Сеттимо на Ливенцо в непосредственной близости от Каорле. Порт был уступлен с различными окружавшими его угодьями, — садами, виноградниками, лугами, лесами и рыбными ловлями. Преемник Сикарда не только подтвердил этот договор, но и расширил его действие, передав Венеции также и упоминавшийся выше Виллано. Договор должен был действовать в течение 29 лет. Обязательства венецианцев заключались в ежегодной уплате епископу по 600 фунтов оливкового масла за каждый из этих портов.[802]
Не менее был выгоден также и договор, заключенный с епископом Тревизо в 1001 г. Здесь епископ брал на себя обязательство предоставить венецианцам в Тревизо три склада под их товары, разрешал им беспошлинно продавать в его владениях до 300 модиев соли, сборы же с остальных товаров и соли сверх обусловленного количества ограничивались 2,5 % с их стоимости. Сверх всего этого за небольшую плату епископ уступал Венеции 1/3 всех таможенных доходов, принадлежавших тревизанской церкви.[803]
Явная неравноправность обязательств сторон в этих последних договорах настолько очевидна, что иногда заключение их со стороны епископов объяснялось посторонним влиянием, именно нажимом Оттона III.[804]
Менее удачной была политика Венеции в отношении Аквилеи, но здесь положение осложнялось спорами патриархов этого города с патриархами Градо из-за сфер их церковного влияния. Нельзя назвать ни одного другого феодала в Италии, который был бы столь же постоянным, сколь и упорным врагом Венеции.
В остальной Италии в X в. не было других политических сил, с которыми следовало бы серьезно считаться Венеции. Папы, быстро сменявшие друг друга в калейдоскопе политической игры римских феодалов или назначавшиеся императором, не могли пока проводить какой-либо устойчивой политики. Даже незаурядная личность Сильвестра II не справлялась с оппозицией в рядах духовенства. Центральная Италия, благодаря раздорам своих светских властителей, находилась в таком состоянии политического imbroqlio, которое могло быть Венеции только выгодным, так как служило гарантией ее политической независимости.
Несколько более серьезно политическая обстановка складывалась для Венеции на юге Италии. Здесь уже больше столетия спорили за политическое господство две силы, — Византия и арабы, а со второй половины X в. к ним прибавилась третья — императоры возродившейся империи, еще позднее появятся норманы. Венеция здесь уже давно имела серьезные экономические интересы, — ее корабли в X в. не были случайными гостями не только в Апулии, но даже в Салерно.[805] Венеция здесь совместно с Византией ведет борьбу в течение более столетия против арабов. Это было в IX в. Начавшееся в X в. разложение мусульманского мира не только развязывало руки Венеции, но оно открывало перед нею, как и перед всей Западной Европой, благоприятные перспективы проникновения на Восток.
