Как правило, в лодках, где находятся рабы, предназначенные для продажи, сидит еще с полдюжины человек, каждый из которых рассчитывает получить свою долю за этих несчастных. На борт допускают максимум восемь-десять человек из всей этой оравы. Остальные окружают корабль на своих каноэ и издают страшные крики.
Пленных поднимали на корабль. У мужчин локти были так туго связаны за спиной, что по рукам и бедрам текли кровь и гной. Пленников развязывали, чтобы судовой врач мог их тщательно осмотреть и определить их состояние. После этого начиналась собственно торговля. При этом как продавцам, находящимся на палубе, так и их собратьям в лодках щедро раздавался табак и трубки. Это делалось для того, чтобы создать у них хорошее настроение и, разумеется, чтобы их легче было обмануть.
Европейские товары предлагались чернокожим всегда по самой высокой цене плюс 25 % наценки. По этому тарифу полноценный раб-мужчина стоил работорговцу в то время около 100 голландских гульденов, мальчик от 12 лет и старше — 60—70 гульденов, примерно столько же давали и за женщин. Если же они еще не стали матерями и их груди сохраняли юную полноту и эластичность (а в этом отношении природа не обходит негритянок), то цена на них соответственно возрастала до 120—140 гульденов. Продавцы отмечали поштучно товар, который они хотели бы получить в обмен, голландский скупщик вытаскивал свой прейскурант и тщательно следил за тем, чтобы выплачиваемая цена не превышала 90 гульденов и чтобы при этом была учтена стоимость водки, табака и трубок, которые пошли для угощения туземцев. Затем он, торгуясь, уступал еще кусок ситца, не более. Таким образом, за человека платили малоценными товарами и мелочами, а в заключение выдавались небольшие подарки, состоявшие из ножей, зеркалец и коралловых бус. О том, сколько при такой торговле было споров, ругани и шума, можно не говорить. Со стороны туземцев торговлю вели два-три человека, однако они постоянно переговаривались со своими товарищами в лодках, которые все были заинтересованы в успехе торговой сделки. Когда они наконец получали вымененные товары, они погружали их в свои пироги и весело, с громкими криками отправлялись к берегу...
Во время всей этой шумной сцены бедный раб сидел на палубе и с возрастающим страхом смотрел, как его передавали новым хозяевам, не ведая, какая судьба ему уготована.
Можно было буквально видеть, как бьется сердце в груди несчастных. Ибо большинство из них ни разу не видели ни океана, ни белых и бородатых людей, во власти которых они теперь находились. Вероятнее всего, они считали, что мы купили их лишь затем, чтобы насытиться их мясом.
Продавцы не успевали еще покинуть корабль, а судовой врач уже давал рабам рвотное, чтобы пережитый страх не отразился на их здоровье. Однако, разумеется, такие насильственные меры так же мало способствовали успокоению бедняг, как и надевание оков на руки и на ноги, с помощью которых пытались обезопасить себя от рабов, в особенности от мужчин...
Женщин и детей не заковывали в цепи. Их содержали в тесноте на баке, в передней части корабля, а взрослых мужчин помещали тут же за ними, между фок- и грот-мачтами. Оба помещения были отделены друг от друга сплошной двухдюймовой перегородкой из дубовых досок. Однако в этой тесной тюрьме они находились только ночью.
Днем им было разрешено проводить время на свежем воздухе на палубе".
Как мы уже знаем, чтобы ускорить покупку рабов, вдоль побережья направлялись шлюпки. Об этом Неттельбек пишет:
"Такое задание получил и я, когда в первые дни 1772 года мы достигли берегов Гвинеи. Был снаряжен баркас с десятью матросами под моим командованием..."
В одной из таких экспедиций, "как только я ступил на берег, я встретил там 12 или 14 чернокожих, ожидавших нашего появления. Едва я со своими 10 матросами закончил высадку, к нам подошел их предводитель, протянул мне руку, проделал множество странных движений и, наконец, произнес: "Я царь Сорго".
"...Как вдруг раздался выстрел, и тут же поднялся огромный шум. Будучи не без основания этим обеспокоен, я немедленно приказал вытащить якорь из грунта, развернуть шлюпку к морю и грести от берега. Как только я достиг устья реки и оставил за собой полосу прилива, я увидел, что берег моря стал заполняться большим количеством чернокожих, которые посылали в мою сторону огромное количество пуль и стрел, не причиняя, однако, никому из нас вреда..."
"Через несколько дней я находился возле устья небольшой реки под названием Рио-де-Сан-Пауло. По реке ко мне спустились в каноэ два негра и предложили купить у них двух мужчин и одну девушку, которых держали у себя дома и намеревались продать за небольшую цену..."
"Спустя три дня мы подошли к нашему долгожданному кораблю... Однако эта наша экспедиция, продолжавшаяся тем не менее пять недель, оказалась неудачной во всех отношениях. Мы сумели привезти только трех рабов и пять слоновых клыков. На самом же корабле торговля шла более удачно".
Возвратившись из своих шлюпочных экспедиций, Неттельбек принял у африканского побережья командование голландским работорговым судном, капитан которого тяжело заболел.
"Наконец к началу октября мы покинули побережье Африки, чтобы в соответствии с заданием побывать на суринамском рынке. Чтобы ускорить наш путь, мы вначале повернули к югу и прошли ниже экватора, чтобы, воспользовавшись юго-восточным пассатом, идти в западном и северо-западном направлении и затем вновь пересечь экватор, воспользоваться северо-восточными пассатами и с их помощью закончить плавание. Из-за болезней и высокой смертности среди рабов, порождаемых задержками в пути, всегда желательно сокращать путешествие любой ценой. Наш груз состоял из 425 голов, в том числе 236 мужчин и 189 женщин, девушек и юношей".
Неттельбек описывает условия, в которых пленные содержались на борту корабля работорговцев: "Перед каждой деревянной перегородкой стоят две пушки, жерла которых направлены в сторону мужского отсека. В присутствии рабов эти пушки заряжались ядрами и картечью. Затем из них стреляли по близлежащим предметам и демонстрировали таким образом их убийственную силу. Однако позже заряды тайно вынимались, а вместо них пушки вновь заряжались крупой. Это делалось для того, чтобы при стрельбе сохранить жизнь невольников. Ведь за них было уплачено!
Женщины и подростки днем находились за перегородкой на другой половине палубы и могли слышать своих товарищей по несчастью в мужском отсеке, но, не видеть их. Утром, примерно около десяти часов, всем пленникам подавалась еда. На каждые десять человек давалось одно деревянное ведро ячменной каши. Место, где располагалась для еды такая группа, было помечено железным гвоздем с широкой шляпкой. Все рассаживались вокруг ведра с кашей, которая была сдобрена солью, перцем и немного пальмовым маслом. Но никто не приступал к еде, пока не прозвучат громкие удары о доску, возвещающие начало трапезы. При каждом ударе раздавались возгласы: "Шукла! Шукла! Шукла!" Третий возглас все встречали дружным "ура", после чего набирал себе пригоршню каши сначала один, ним второй и далее все остальные в установленном порядке.
Вначале все идет тихо и мирно. Но когда содержимое ведра начинает постепенно исчезать и последние видят, что им больше не достанется, начинается сущий ад. Каждый пытается вырвать еду у соседа не только из рук, но чуть ли не изо рта. Эта сцена разыгрывается всякий раз и возле каждого ведра почти в один и тот же момент. Можно вообразить, что происходило на корабле в это время. Самым эффективным умиротворяющим средством была при этом плетка. Восстановленное спокойствие используют для того, чтобы наполнить пустое ведро морской водой и дать невольникам возможность обмыть рот, грудь и руки. Для вытирания дают размочаленный конец каната. Затем они попарно направляются к цистерне с пресной водой, где каждый получает от матроса полкварты воды для утоления жажды.
