Иван Грибков - Особый штаб «Россия»

Временное удостоверение личности генерал-майора Б. А. Смысловского

Отход на Запад готовился Смысловским заблаговременно. Уже в начале 1943 г., после немецкого поражения в Сталинграде, он стал продумывать варианты, где можно найти убежище в том случае, если Германия проиграет войну. В Варшаве Борис Алексеевич познакомился со швейцарским журналистом Генрихом Блюмером, и это знакомство во многом определило его дальнейшие действия.

Иностранный паспорт Б. А. Смысловского

Генрих Блюмер родился в 1907 г. в Пензе и происходил из семьи обрусевших швейцарцев. Его отец, Иоганн Якоб Блюмер, управлявший графским имением, был убит большевиками в ноябре 1918 г. Мать Генриха, Адель, бежала с ним и его старшим братом на юг России. В 1920 г. семья оказалась в Константинополе, откуда переехала в Европу, а затем в Латвию. Генрих учился в гимназии в Риге, а его брат сумел найти работу журналиста в Варшаве, являлся зарубежным корреспондентом швейцарской газеты «Союз Берна». В 1929 г. старший брат Блюмера скончался, и Генрих занял его место. С 1927 по 1944 гг. он ежегодно бывал в Швейцарии и, как полагают исследователи, был связан со швейцарскими спецслужбами[499].

Блюмер познакомился со Смысловским летом 1942 г. Прекрасно владея русским, польским и немецким языками, Генрих выполнял поручения для Зондерштаба «Р», присутствовал в качестве переводчика на допросах военнопленных, готовил доклады в штаб «Валли-I» и в ОКХ. Окончательно Блюмер присоединился к штабу Смысловского в октябре 1944 г., в Вайгельсдорфе, куда он прибыл после подавления войсками СС польского национального восстания в Варшаве[500].

Насколько известно, Борис Алексеевич часто и конфиденциально беседовал с Блюмером о том, куда следует уходить в случае тотального поражения стран Оси. Блюмер посоветовал Смысловскому, пишет Н. Д. Толстой, «попытать счастья в Лихтенштейне, крошечной стране, связанной со Швейцарией таможенным союзом, но совершенно независимой»[501].

В одиночку Смысловский, безусловно, не смог бы подготовить и организовать отход в Лихтенштейн. Сделать это без помощи немцев было невозможно. Поэтому авторы склонны считать, что о намерениях Бориса Алексеевича заранее знали начальник отдела «Иностранные армии Востока» генерал-майор Р. Гелен, начальник штаба «Валли-I» — подполковник В. Баун, а также еще ряд старших офицеров военной разведки, обладавших серьезными связями в ОКХ. Именно помощь с их стороны позволила осуществить Борису Алексеевичу намеченные мероприятия.

Готовясь отходить в Лихтенштейн, Смысловский просчитывал все варианты. Им продумывалась возможность быстрого налаживания связей с западными союзниками. Для этой цели, через Блюмера, Борис Алексеевич еще в 1944 г. установил контакты с представителями правого фланга польского подполья — «Национальными вооруженными силами» (Narodowe siły zbrojne; NSZ). Организация НСЗ возникла осенью 1942 г., после того как боевая часть правой партии «Stronnictwo Narodowe» (Национальная партия) — «Национальная военная организация» (около 70 тыс. бойцов и командиров) влилась в Армию Крайову (АК). НСЗ, насчитывавшие в 1944 г. приблизительно 35 тыс. человек, создавались, главным образом, для борьбы с коммунистами, советскими партизанами и леворадикальными деятелями крестьянского движения, хотя первоначально польские националисты вели бои с немцами. Но в феврале 1943 г., когда внутри организации была принята Декларация и определены новые приоритеты, вектор деятельности НСЗ изменился. Часть формирований НСЗ сотрудничала с немцами и ушла с ними в Рейх. Оставшиеся в Польше отряды НСЗ не вышли из подполья после вступления Красной армии и оказывали ей сопротивление[502].

Выбор Смысловским самых радикальных представителей польского движения сопротивления был не случаен. Известно, что 17 мая 1944 г. на него было совершено неудачное покушение в Варшаве, подготовленное диверсионным управлением АК «Кедив» (Kedyw). Польские патриоты, скорее всего, хотели рассчитаться со Смысловским за его успешную борьбу с местным подпольем. После этого Борису Алексеевичу, конечно же, не имело смысла завязывать контакты с АК. Однако в целях выхода на союзников он продолжал искать связи с польскими группами, наиболее подходящими для его операции. Блюмер посодействовал в этом вопросе, благодаря чему при штабе Бориса Алексеевича появилось два офицера из НСЗ — лейтенант Лебински (получивший поддельные документы на имя Юзефа Долажа) и капитан Рафаэль Ольбромский (он же «Ольбранский», «Альбронский»). С их помощью Смысловский установил контакт с офицером британских ВВС Альфредом Таллетом, который оказался в рядах польских националистов, бежав из лагеря военнопленных, куда он попал в 1942 г., после того как его самолет сбили германские части ПВО над Голландией. Борис Алексеевич держал этих людей при себе[503].

Одновременно с этим велась работа по вербовке и привлечению в ряды армии советских военнопленных и остарбайтеров. По замыслу Смысловского, им отводилась двоякая роль: с одной стороны, из них готовили агентов, которых предполагалось затем перебросить в советский тыл, а с другой — этих людей, прошедших через лагеря Рейха, хотели использовать в качестве прикрытия, чтобы показать, что в русских формированиях есть военнослужащие, побывавшие в нацистских застенках, и тем самым вызвать ко всему личному составу 1-й РНА снисхождение, если он окажется в плену. Отбор военнопленных и остарбайтеров начался еще в Вайгельсдорфе. Проводил его полковник Тарасов-Соболев, посещавший индустриальные предприятия Циттау (для агентурной подготовки подобрали 200 человек). Затем отбор продолжился на фабриках Эшенбаха и Карлсбада[504].

Генерал Хольмстон позирует у своего автомобиля. Лихтенштейн, 1945 г.

По воспоминаниям Смысловского, 80 % его формирований составили бывшие «подсоветские» граждане, 20 % — белоэмигранты, в основном офицеры[505].

Разумеется, создавая свою армию, Борис Алексеевич нуждался в офицерских кадрах. Бывших советских офицеров он не спешил назначать на командные должности. Пример с ВС КОНР был перед глазами. Смысловский знал, какое место там отвели белой эмиграции и как в целом относились к ней во власовском движении, несмотря на все попытки сгладить острые углы противоречий.

В то же время Борис Алексеевич не был в восторге и от некоторых офицеров-эмигрантов, многие из которых безнадежно отстали в профессиональной подготовке, хотя и посещали всевозможные курсы по повышению квалификации (в основном ротные и батальонные). Высшие военно-научные курсы в Белграде и Париже, в силу объективных причин, не были в состоянии целенаправленно работать на поток и выпускать офицеров, прошедших всестороннюю практическую и теоретическую подготовку, актуально бы отвечавшую высоким требованиям квалифицированных специалистов германского Генштаба[506].

Белоэмигранты также не всегда обладали полноценным фронтовым опытом современной войны, не говоря уже о разведывательной деятельности оперативного значения, направленной на обеспечение достоверной информацией различных родов войск, и действиях в составе частей специального назначения в интересах Верховного главнокомандования, чем и занимался Смысловский. Положение у Бориса Алексеевича было тяжелым. Выбора у него не было. Он стал принимать бывших царских офицеров в свою армию, добиваясь для них соответствующих должностей и званий.

В 1-й РНА назначение на командные должности сразу получили офицеры, ранее работавшие со Смысловским в Зондерштабе «Р». Но командирских кадров все равно не хватало. Еще в марте 1945 г., когда шло формирование «Зеленой армии», на Бориса Алексеевича вышел с предложением председатель Объединения русских воинских союзов (ОРВС) генерал-майор A. A. фон Лампе. Суть его инициативы заключалась в том, чтобы спасти членов своей организации (около 2500 чел.) и пополнить ими ряды разведывательных частей Смысловского[507].

Необходимо подчеркнуть, что еще зимой 1945 г. для ОРВС наступили очень трудные дни. «Я к февралю 1945 года ясно увидел, — вспоминал фон Лампе, — что оставаться в Берлине далее невозможно, так как поток различных повторных мобилизаций начал уже приближаться и к нам, иностранцам, и передо мною стояла определенная угроза попасть в ряды германского фольксштурма, на который должна была быть возложена оборона города. Такое применение меня и находившихся под моим руководством русских военных организаций было для нас совершенно неприемлемо, и потому я дал сигнал всем, кто к моим решениям прислушивался, начать уход на юг и запад…»[508]