В 1852 г. президент Мексики Лукас Аламан так объяснил успех этой захватнической операции США 1847 года: «Если в какой–либо стране население не отличается однородностью и по этой причине оказывается не столько народом, сколько смешением самых разных народов, и если к тому же вся эта разнородная масса не руководствуется никакими иными законами, кроме тех, что им диктует сама природа, то рано или поздно, предоставленные самим себе, эти народы вступят в конфликт между собой».
Диего Порталес писал в 1823 г. по поводу «доктрины Монро» США: «Газеты сообщают хорошие новости относительно продвижения революции на всей территории Америки. Признание нашей независимости Соединенными Штатами кажется делом решенным. …Президент Североамериканской федерации заявил: «Будем считать, что Америка осталась за ними». Но как бы ни попасть под новое ярмо, едва освободившись от прежнего!»
По этому поводу Порталес считал так: «Демократия, которую так расхваливали наивные умы, является абсурдом в американских странах, где процветают все пороки, а граждане лишены всякой добродетели, без чего невозможно установление подлинной республики». По его мнению, республика по–американски должна пониматься «как сильная, централизованная власть, представители которой должны быть истинными образцами добродетели и патриотизма и собственным примером направлять своих сограждан по пути добродетели и порядка. И лишь когда весь народ сделается высоконравственным, настанет час правительства в полном смысле либерального, свободного, устремленного к идеалу, правительства, открытого для всех членов общества». «Слаба та власть, — утверждал Порталес, — которая полагает, будто демократия — это полная свобода действий». Он понимал, что Испании удалось управлять своими колониями столь долго, потому что порядок обеспечивается не законами, а традициями, а их надо формировать.
С XIX в. не прекращались военные конфликты между Чили, Перу и Боливией из–за района Антофагаста, где находились большие запасы селитры. В 1879–1883 гг. шла «Тихоокеанская война» между Чили и Перу Чилийский президент Хосе Мануэль Бальмаседа (1886–1890 гг.) осуществил ряд радикальный социальных и экономических реформ. Но при его попытке в 1888 г. национализировать селитровые залежи, вспыхнула гражданская война, инспирированная англичанами. Обвиненный в диктаторстве, Бальмаседа покончил с собой. Чили превратилась в придаток британской экономики: она была самым крупным поставщиком удобрений на европейский рынок. Вскоре основой чилийской экономики стала медь. США вложили в добычу меди 400 млн. долларов (две североамериканские кампании вывезли из страны 40 млрд. дол.).
«Время конных рыцарей миновало; настало время экономистов и счетоводов», — сказал в 1823 г. английский политический деятель Джордж Каннинг.
«Свободная торговля обогащала порты, жившие экспортом, развязала до последней степени расточительность олигархии, жаждущей вовсю наслаждаться роскошью, которую ей предлагал мир, — пишет Галеано. — …В Латинской Америке развитие получили только те отрасли, которые были ориентированы на экспорт; положение не изменилось и в последующие столетия: экономические и политические интересы владельцев рудников и латифундистов никогда не совпадали с потребностями экономического развития их страны, а торговцев интересовала в Европе только возможность продать ценные металлы и пищевые продукты, чтобы купить изделия заграничных мануфактур».
В конце XVIII в. хлопок превратился в ценнейшее сырье для промышленности Европы. «Прядильная машина Аркрайта, ткацкий станок Картрайта обеспечили американскому хлопку ненасытные рынки Европы» (Галеано). Только из бразильского порта Сан — Луиса ежегодно отправлялись 150–200 кораблей с хлопком. По производству хлопка Бразилия занимала четвёртое место в мире, Мексика — пятое. В целом Латинская Америка поставляла пятую часть хлопка, который был необходим текстильной промышленности всей планеты.
Расширение латиноамериканских рынков ускорило накопление капиталов для британской промышленности. Атлантический океан давно уже превратился в ось мировой торговли… Фридрих Лист, «отец» таможенного союза, говорил, что свободная торговля — главный предмет экспорта Великобритании. «…Уже с 1807 г. португальская монархия, правящая в Рио де Жанейро, была лишь игрушкой в руках Англии, реальную силу имела власть Лондона», — пишет Галеано.
Он отмечает, что в конце XIX в. в сельве Бразилии были обнаружены каучуконосные деревья. Ещё в 1770 г. англичанин Пристли заметил, что резина стирает карандаш. В 1840 г. Чарльз Гудьяр открыл способ вулканизации каучука. В 1850 г. появились повозки с резиновыми покрышками колес. В конце века в США и Европе возникла автомобильная промышленность. В 1890 г. каучук давал Бразилии 10 % экспорта, а через 20 лет — уже 40 %. Но в 1813 г. бразильский каучук резко упал в цене (появился более дешевый каучук с Цейлона и Малайи, куда тайно из Бразилии были вывезены семена англичанином Генри Уикхэмом). «Амазонское благоденствие словно испарилось. Сельва снова сомкнулась над тропами». (Галеано).
Венесуэла долгое время отождествлялась с какао. «Большое какао» — прозвище венесуэльской олигархии. С 1873 г. в Венесуэле пустил корни и кофе. В 1922 г. стране была обнаружена нефть.
Трагические последствия независимости от мирового капиталистического рынка представляет история расцвета и краха Парагвая. Как отмечает Галеано, парагвайцы до сих пор страдают от последствий опустошительной войны, которая известна как война «Тройственного союза» Бразилии, Аргентины и Уругвая, которые устроили тогда в стране настоящий геноцид. Их вторжение в Парагвай было финансировано Лондонским банком, банкирским домом «Бэринг бразерс» и банкирами Ротшильда на кабальных для стран–победительниц условиях. До этого Парагвай представлял собой исключение среди латиноамериканских стран: «парагвайцы были единственной нацией, не изуродованной иностранным капиталом». С 1814 по 1840 гг., «железной рукой» поддерживая порядок, диктатор Гаспар Родригес де Франсия создавал независимую и устойчивую экономику, развивавшуюся в полной изоляции от капиталистического мира. Государство проводило политику патернализма, вытеснив национальную буржуазию и взяв на себя её роль. Подавляя парагвайскую олигархию, Франсиа опирался на крестьянские массы. Он добился мира внутри страны, установив жесткий «санитарный кордон» между Парагваем и остальными странами. Экспроприация, ссылки, тюрьмы, преследования и штрафы, — всё это было пущено в ход для того, чтобы ликвидировать господство землевладельцев и торговцев в стране. Когда Франсиа умер, в стране не было крупных частных состояний, и Парагвай был единственным государством в Латинской Америке, не знавшим нищенства, голода, воровства, что поражало путешественников. Американец Гопкинс в 1845 г. свидетельствовал о том, что в Парагвае «нет ни одного ребенка, не умеющего читать и писать…»
Галеано отмечает: «Франсиа представлен как один из самых зловещих экземпляров в зверинце официальной истории. …Многие представители левой интеллигенции, пользуясь «чужими очками» при изучении истории наших стран, подчас принимают на веру некоторые мифы, канонизации и анафемы правых».
После смерти Франсиа правительства Карлоса Антонио Лопеса и его сына Франсиско Солано Лопеса продолжали и развили дело своего предшественника. Страна переживала экономический подъем. Двести иностранных специалистов, получавших хорошее жалованье из государственной казны, оказывали стране активную помощь. Парагвай имел устойчивую национальную валюту и располагал достаточным богатством, чтобы делать крупные капиталовложения, не прибегая к иностранной помощи. У страны не было ни одного сентаво иностранного долга, однако она была в состоянии содержать лучшую армию в Южной Америке, а также посылать в Европу учиться и совершенствовать свои знания парагвайских студентов. В Парагвае 98 % территории составляло общественную собственность: государство предоставляло крестьянам наделы земли в обмен на обязательство обживать их и постоянно обрабатывать эти участки без права продажи. Существовали к тому же 64 «поместья родины», то есть хозяйства, которыми непосредственно управляло государство. «Самая передовая страна Латинской Америки строила свое будущее без иностранных капиталовложений, без займов английского банка и, не прося благословения у жрецов свободной торговли», — замечает Галеано.
При активном участии Англии был подписан бразильско–аргентинский пакт, «это был смертельный приговор Парагваю». Венасио Флорес вторгся в Уругвай при поддержке Аргентины и Бразилии и создал в Монтевидео свое правительство. В 1865 г. был создан «Тройственный союз» против Парагвая, президент которого Солано Лопес предупреждал о вторжении в случае захвата Уругвая. Война длилась 5 лет.
