Хотя партизаны действительно подрывали немецкие линии коммуникации, но гораздо большее влияние они оказывали на жизнь местного населения на оккупированных территориях. Сам Сталин санкционировал партизан убивать всех, кто пособничал немцам. Михаил Тимошенко признает, что он и его партизаны действительно убивали всех, кого они подозревали в «пособничестве»20. Благодаря расстрелам «предателей» он стал известен настолько, что в немецких пропагандистских газетах появилась на него карикатура с надписью: «Это – командир партизан, который истребляет все, что попадает ему в руки: крадет коров и грабит колхозы». Тимошенко помнит, что на этом рисунке его руки изобразили «по локоть в крови». Он считал это обвинение «несправедливым»: «Они там написали, что я убивал предателей. Да, иногда нам действительно приходилось это делать. Мы расстреливали всех тех, кто сотрудничал с немцами. Но там ведь написали, что я убивал и тех, кто не хотел отдавать мне свой скот. А это уже, конечно, полная бессмыслица».
Такие партизанские отряды устанавливали повсюду свои собственные законы, но Тимошенко объясняет убийства тем, что сам Сталин хотел, чтобы так поступали с теми, «кто утратил веру в победу Советского Союза». Итак, если Тимошенко подозревал, что кто-то из крестьян «предатель», то ночью отправлял к нему в дом двоих людей. Они допрашивали несчастного, чаще всего убеждались в его виновности, а затем расстреливали. «Судов тогда не было, – рассказывает он. – Не было власти, выше моей… Это действительно был террор, но террор против негодяев».
Разумеется, возможности для злоупотреблений в такой системе были огромными. Иван Тресковский вспоминает, что находились даже такие крестьяне, которые по злобе называли партизанам имена тех, кто якобы был связан с немцами, решая тем самым их участь. По его словам, «в то время любой, у кого было оружие, мог творить, что ему заблагорассудится».
Восточная Белоруссия, изобилующая дремучими лесами, окружавшими обособленные населенные пункты, идеально подходила для ведения партизанской войны, и Надежда Нефедова (тогда подросток) вместе со своей семьей на своем опыте убедилась в том, как партизаны могли мстить тем, кого они избрали объектом мести. Однажды ночью, в ноябре 1942 года, местные партизаны ворвались в крошечную деревеньку Прилепы, неподалеку от Минска, и убили сестру Надежды и ее мужа. Никаких объяснений не было, ведь партизанам не было нужды оправдываться в своих убийствах. После убийства пошел слух, что будто бы кто-то видел, что кто-то из семьи разговаривал с немцами. Позже, поскольку партизаны убили той ночью еще нескольких человек, стали поговаривать, будто целое село чем-то не угодило командиру партизанского отряда. В цивилизованном обществе подозреваемых обычно обвиняют, затем доказывают их вину и лишь после наказывают. Но в этом мрачном мире подозрений и мести местных жителей вначале убивали, а после уже начинали задаваться вопросом: а не совершили ли несчастные какое-то преступление?
Семья Надежды Нефедовой приютила и укрыла двух маленьких детей, совсем еще малышей, которые во время расправы над их родителями прятались под кроватью. Но местные партизаны, судя по всему, хотели убить и детей, поскольку взялись за Нефедовых. Днем семья хоронилась в собственном доме, но ночью, когда на пороге в любую секунду могли объявиться партизаны, им приходилось проявлять изобретательность. Отец спал на сеновале, на другом конце деревни, а сама Надежда вместе с матерью и спасенными малышами шли к родственникам в соседние села, чтобы у них укрыться. Каждое утро они встречались дома и выходили на работу в огороде, пытаясь вырастить что-нибудь, чтобы выжить.
Местными партизанами командовал Петр Санкович, убежденный коммунист, который до войны был главным ветеринаром района. Его правой рукой был Ефим Гончаров, директор местной школы и член райкома партии. Беззаконие того времени передает в своем официальном донесении, датированном маем 1942 года, другой белорусский партизан, Владимир Лашук: «Я служил вместе с Гончаровым, и мы совершили ряд нападений на фашистских оккупантов, перебежчиков, предателей и прочих немецких пособников»21. И, разумеется, они сами решали, кто был «перебежчиком» и «предателем».
Но семья Нефедовых пострадала не только от рук советских партизан. В марте 1943 года пьяный партизан выстрелил по немецкому самолету, пролетавшему недалеко от Усяжей, родной деревни Надежды. И тот час же последовали карательные меры. На следующий день «юнкерсы» разбомбили с пикирования все село, после чего в деревню вошли полицаи под командой немцев. Большинство местных жителей сразу после того, как началась бомбежка, спрятались в лесу, но брат Надежды, Сийонас, остался в деревне. Он смело взобрался на деревянную крышу своего дома и попытался потушить огонь, который занялся от зажигательных боеприпасов. Дом он сумел спасти, но это стоило ему жизни, потому что он не успел покинуть деревню до прихода полиции. Полицаи подожгли амбар, в котором он спрятался, а когда он выскочил оттуда, застрелили его. Из двадцати восьми жилых домов в деревне во время карательной операции немцев были уничтожены двадцать семь. Погибло двадцать девять местных жителей.
«Вы представить себе не можете, как тяжело было выжить меж двух огней, – говорит Надежда. – Немцы днем, эти бандиты – ночью… Мы не могли не бояться ни тех ни других, ведь никто из них не приходил с добрыми намерениями. А если ты отказывал им в чем-то, то им ничего не стоило тебя застрелить. Прибить, как муху! Мы все время находились в огромном напряжении – с утра до ночи, от заката до рассвета… Никогда не знали, что принесет нам следующее утро, так что мы просто проживали каждый день, каждый час, как могли». Как бы ни воспринимали на западе захватнические действия Гитлера на Востоке, Надежда уверена: для нее советские партизаны были куда более страшным врагом, чем немцы: «Конечно, партизаны были более жестокие – приходили по ночам, чем-нибудь поживиться».
Петр Санкович, предводитель местных партизан, погиб в немецкой засаде в феврале 1944 года, но Ефим Гончаров в той страшной войне выжил, получил медаль и стал председателем райкома партии. В то время как уцелевших немецких военных преступников и сегодня находят и судят, не стоит забывать, что преступники с советской стороны после войны только преуспевали и никто из них не понес наказание. «Если бы сестра с мужем тогда не были убиты, – говорит Надежда, – наша жизнь могла бы сложиться совсем по-другому. В сердце моем все еще пылает ненависть».
Семья Нефедовых из Белоруссии пострадала как от рук немцев, так и от рук партизан. Однако в соседней Украине были те, кто оказался даже между трех огней, потому что на ее территориях возникла третья сила – партизанское движение украинских националистов, которые воевали и с немцами, и с советскими партизанами.
Мелетий Семенюк сражался в рядах Украинской повстанческой армии (УПА). Разочарование, вызванное жестокостью нового нацистского режима, предложило альтернативу – борьбу за независимость Украины. Для советских партизан и Сталина они были такими же врагами, как немцы. «Красные партизаны должны были уничтожить наше движение, чтобы они вернулись на чистую территорию, – рассказывает Семенюк. – Эти партизаны – это были звери. Иначе их не опишешь». Историями о зверствах советских партизан (совершаемых и после того, как война с Германией давно уже закончилась, поскольку Сталин приказал «очистить» Украину) в Украине не удивишь. В засекреченной докладной записке военного прокурора войск МВД Украинского округа первому секретарю Центрального Комитета КП(б) Украины признается, что МГБ допускает «произвол и насилие над местным населением». В качестве одного из примеров подобных действий в докладной записке приводится история о том, как спецгруппа МГБ, выдавая себя за УПА, «жестоко истязала шестидесятидвухлетнего старика и двух его дочерей»22.
Бежав из родного городка, Алексей Брысь присоединился к УПА. Он вспоминает, какой жестокой была тогда война с советскими партизанами: «Немцы просто убивали нас, но красные партизаны были настоящими чудовищами. Некоторые из них отрезали нашим уши. В отдельных случаях, они мучили наших, как дремучие азиаты, – отрезали языки и уши. Не знаю, делали ли они это над живыми, но обезображенные трупы мы находили довольно часто. Это садизм, но он существует в любой системе. Немцы вешали людей, но ничего подобного изувеченным трупам я не видел. Конечно, мы были достаточно жестокими… Мы тоже не брали пленных, как и они. Мы просто убивали друг друга. Это было обычно».
О произволе, который творили партизаны в ходе военных действий, и карательных мерах, применяемых к местному населению, потерпевшие никогда не сообщали, опасаясь дальнейших репрессий, а значит, точное количество совершенных партизанами преступлений установить невозможно. Не представляется возможным установить, и какой урон партизанское движение нанесло немецким оккупантам, так как он был не только физическим, но и психологическим. Одно только количество немцев, убитых партизанами в ходе войны (их число оценивается в пятьдесят тысяч), не отражает тот огромный урон, который был нанесен также немецкой инфраструктуре. Жалоба, поступившая от герра Шенка, который руководил угольно-сталелитейной компанией в Восточной Украине, дает некоторое представление о том, какой большой ущерб наносила немцам фактическая гражданская война, развязавшаяся во время их оккупации. В апреле 1943 года он пишет, что вокруг него: «1. партизаны, выступающие за большевиков» и «2. огромное количество партизан из числа украинских националистов, которые также скрываются в этих лесах…» Он приходит к заключению, что группы 1 и 2, помимо нападений на его предприятие, «также воюют между собой». Кроме того, «существуют еще и так называемые бандиты, которые перекрывают магистральное движение». В таких условиях «сегодня крайне опасно ездить на автомобиле». Один местный полицейский начальник, когда Шенк решил отправиться в путь, сказал ему на прощание: «Если сумеете доехать целым и невредимым, можете считать себя настоящим везунчиком». В конце письма Шенк подводит итог, что «экономическая ситуация в таких условиях заметно страдает от того, что во многих районах практически отсутствует немецкая власть»23.
