Гитлеровское решение этих проблем было простым: больше насилия, больше убийств и больше гнета. Такого же мнения придерживался и главнокомандующий вермахта в Украине. В донесении, помеченным еще декабрем 1941 года, он писал, что «борьба с партизанами будет успешной лишь в том случае, если население поймет, что партизан и их пособников рано или поздно ожидает смерть… Особый страх вызывает смерть через повешение… Успехом увенчаются лишь те меры, которые напугают население больше, чем партизанский террор. Группа армий рекомендует принимать любые необходимые для этого меры»24.
Но, как это будет справедливым в случае с большинством нацистских линий поведения, связанных со свободой выбора, эту политику борьбы с партизанами едва ли можно назвать последовательной. У местных командиров в значительной степени были развязаны руки, и они сами решали, что им делать, – и некоторые из них действительно что-то решали с партизанами в своем регионе. В директиве фюрера № 46 от августа 1942 года предпринимается попытка разъяснить, как немецкие войска должны решать задачи борьбы с партизанами. Однако она внесла еще большую сумятицу. С одной стороны, нацистское руководство признавало в этой директиве, что сотрудничество с местным населением играет важную роль в борьбе с партизанами, но также предостерегало от излишнего доверия к местному населению. Эта директива также демонстрирует на конкретном примере, что Гитлер и другие сторонники жесткого курса были не способны признать, что их войскам приходится иметь дело с такими же человеческими существами, как и они сами. Они понимали, что им нужна помощь местных жителей в борьбе с партизанами, но также понимали и то, что для этого необходимо как минимум относиться к ним по-человечески, – но последнее полностью противоречило их идеологическим убеждениям.
Однако к концу лета 1942 года стало ясно, что такая политика жестоких репрессий не приносит желаемых результатов. В качестве альтернативы полковник Рейнхард Гелен, в ведении которого находилась оперативная разведка на советско-германском фронте, в своем донесении, датированном ноябрем 1942 года, предлагает следующее: «Если местное население отвернется от партизан и окажет полную поддержку в борьбе с ними, то проблемы партизан не будет»25. Возникшая дискуссия как в зеркале отразила спор между Кохом и Розенбергом по вопросу об отношении к Украине. На этот раз именно некоторые армейские командиры, такие как Гелен, выступили за идею сотрудничества с местными жителями в борьбе против партизан. Гелен призывал своих коллег относиться к советским партизанам, угодившим в плен к немцам, как к «обычным» военнопленным – и в ряде случаев в 1943 году такое имело место в группе армий «Центр» (сражавшейся с Красной Армией к востоку от Смоленска). Также полковник организовал массовое распространение листовок, направленных против некоторых партизанских отрядов, но с переменным результатом.
Неудивительно, что Гитлер точку зрения Гелена не разделял. Фюрер был убежден, что «успеха можно достигнуть лишь там, где борьба против действий партизан начата и ведется с особой жестокостью». Борьба с партизанами, точно так же как и вся кампания на Восточном фронте, рассматривалась Гитлером как борьба за «полное истребление той или иной стороны»26. Естественно, что из-за такой позиции фюрера и несмотря на усилия таких военных, как Гелен, жестокость только возрастала. А поскольку каждая из сторон верила, что побороть страх можно лишь другим страхом, как говорил участник обороны Москвы Владимир Огрызко, то человеческая жестокость не имела предела.
Наиболее жестокие операции против партизан начались в восточной части Белоруссии летом 1943 года. Это происходило через несколько месяцев после того, как «непобедимая» 6-я германская армия потерпела сокрушительное поражение под Сталинградом и когда Красная Армия отражала немецкое наступление в Курской битве. В ходе «зачистки» местности вокруг Минска 22 июля немецкие отряды вошли в крошечную деревеньку Максимки. Немцы ворвались в дом, где жил подросток Александр Михайловский, разбудили его и его глухонемого брата. Как только забрезжил рассвет, немцы построили на пыльной дороге за деревней восьмерых ее жителей, в том числе и братьев Михайловских. Им связали руки за спиной и приказали идти по дороге, в то время как сами немцы шли позади них в полусотне метров.
Александр знал, что это означало, ибо немцы уже не раз прибегали к подобному приему в соседних селах. В этом районе партизаны заминировали многие дороги, а немцы использовали местных жителей в качестве живых миноискателей. (Подобный садизм не был чем-то необычным. Так, например, Курт фон Готтберг, обергруппенфюрер СС, который в 1943 году руководил операцией «Котбус» на восточной границе Белоруссии, докладывал, что «в ходе зачистки минных полей на минах подорвались от двух до трех тысяч местных жителей»27.)
«У нас кровь стыла в жилах, мы превратились в жалкое подобие самих себя, – вспоминает Михайловский о своем опыте “общения” с немцами. – Мы брели вперед, как живые мертвецы, зная, что впереди ждут только безысходность и слезы». Перед ними возникла лишь одна серьезная дилемма: «Когда чутье подсказывало нам, что что-то не так, мы пытались как-то увильнуть от опасности. Но также мы знали, что если бы кто-то из нас пропустил мину и на ней подорвался кто-то из немцев, идущих позади, нас все равно бы ждала смерть – ведь они тут же пристрелили бы всех на месте».
Немцы гнали их по пыльной дороге восемь часов, они прошли почти тридцать километров до соседнего села. Ужасу не было конца: «У нас во рту все пересохло, а из-за слез мы почти не разбирали дороги». Но им повезло. На этом отрезке пути не оказалось ни одной мины. А когда это суровое испытание подошло к концу, им опять повезло. Немцы собирались их расстрелять, но местные горячо и клятвенно уверяли армейского командира, что эти люди – не «бандиты», и тем самым спасли их жизни.
Разобраться в ходе рассуждений немецких солдат, которым приходилось бороться с партизанами, помогает рассказ Петера фон дер Гребена, начальника оперативного отдела штаба группы армий «Центр». Он признает, что партизаны «вели весьма успешную войну против нашего подкрепления. На железных дорогах, шоссе – повсюду они устраивали взрывы и нападали на походные колонны». Кроме того, он допускает, что поскольку его солдаты были обозлены, видя нападения на немецкие походные колоны, то «когда они захватывали село, поддерживавшее партизан, ручаюсь, их ярости не было предела. Думаю, они попросту расстреливали всех, кто попадался им на глаза».
Подтверждением такого поведения служит рассказ Карлхайнца Бенке, солдата 4-й моторизированной дивизии СС. Его подразделение наткнулось на два десятка немецких солдат из их части, которые, будучи раньше ранены в бою, были оставлены позади; теперь же они были убиты и обезображены советскими солдатами «самым зверским образом. Им отрезали уши и гениталии и выкололи глаза». И тогда командир подразделения отдал приказ расстрелять всех гражданских в округе, «включая женщин и детей», в качестве карательной меры. Бенке этот приказ казался «логичным и правильным», он и сам участвовал в последующем убийстве мирных жителей. Так, однажды примерно в четырехстах метрах от него по льду ехали сани; и он вместе с другими солдатами тут же открыл огонь и увидел, как трое местных выпали из саней: «Не знаю, были ли среди них дети, женщины… Очевидно сегодня на такое смотришь иначе. Но думаю, это был момент, который описать невозможно, и никто, кто не был этому свидетелем, не сможет этого, по-моему, понять».
Бенке признает, что его часть пришла в ярость, утолять которую стала в беспорядочных убийствах. И только через сутки, насладившись кровопролитием, они смогли взять себя в руки. Их безумство, которое Бенке (как и Петер фон дер Гребен) видит как своего рода оправдание зверств, на самом деле свидетельствует о противоположном – служит примером того, что в немецких частях практически исчезла дисциплина и они стали вести себя как обезумевшие бандиты.
Мы разыскали одно обличительное донесение, прочитанное и завизированное рукой Петера фон дер Гребена в бытность его начальником оперативного отдела штаба группы армий «Центр», о проведении немцами операции «Отто», направленной против партизан. В нем сообщается об убийстве около двух тысяч «партизан» и их «пособников», однако, согласно этому же донесению, при убитых обнаружилось лишь тридцать винтовок и горсть другого оружия. Но такое ужасающее несоответствие не удивляет его даже сегодня. «Послушайте, у партизан должно было быть необходимое оружие, иначе они бы ничего не смогли нам сделать», – настаивает он. А когда мы в ответ говорим герру фон дер Гребену, что, быть может, это свидетельствует о том, что немцы расстреляли местных жителей огульно, без разбора, он отвечает: «Не помню. Как я уже говорил, наши солдаты были в ярости. Да, я могу допустить, что они также убили несколько невинных людей. Но кто мог сказать, кто виноват, а кто – нет?» Когда мы все же настаиваем на более прямом ответе, он признает: «Да, если контрмеры сами по себе оказались чересчур жесткими, то думаю, их вполне можно расценивать, как неприятные, но необходимые меры для устрашения местного населения»29.
