задор войду — и у воронка уйду; только меня води по три зари, медвяною сытой пои и Сорочинским пшеном корми; и когда придёт от князя посол за тобой, не седлай меня, а только возьми за шёлков поводок". Как конь велел, так всё и сделалось. От великого князя посол пришёл, и Иван повёл коня за шёлков новодок. И когда пришёл Иван на княжеский двор, стал его бурко передом ходить и копытами за Иванову шубу посапывать, по чёрному соболю выхватывать и на все стороны подбрасывать. Князи и бояре дивуются, купецкие люди засмотрелись. Тогда заревел бурко по-туриному, пустил шип по-змеиному, триста жеребцов испугались, с княжеского двора разбежались; сив жеребец две ноги изломил, кологрив жеребец — тот и голову сломил, а полонённый воронко назад в свою орду убежал, подняв хвост, сам только всхрапывает. Испугались все люди, князи и бояре, и князь в испуге закричал Ивану: "Уведи ты, Иван Гостиный сын, этого урода со двора долой: просты (порешены) поруки крепкие, записи все изодраны". И тогда владыка черниговский, сидевший у князя Владимира на пиру, считал своё дело выигранным, велел захватить три корабля на Днепре, три корабля с товаром заморским: "а князи-де и бояре никуда от нас не уйдут".
Рассматривая эту былину, наши исследователи признают Ивана Гостиного сына одним из членов земской дружины времён князя Владимира, "отпрыском, побегом" торгового сословия. "В этой песне, — говорят они, — схвачена только одна сторона его удальства: хвастовство конём, тою охотой, которою всегда и везде отличались богатые торговцы. Предмет немалой важности для истории первобытной; успехи коня волновали не одну Грецию, не один Рим: от Киева до Чернигова волнуется вся земля, в заклад входят князья и бояре, и гости-корабельщики; целая область черниговская в лице своего владыки спорит с киевскою, с князем Владимиром". "Конская скачка, — говорят они ещё, — была такою любимой потехой в состязании русских богатырей, как и стрельба из лука. Собеседники на пиру князя Владимира часто похваливаются своими добрыми конями и, чтобы решить спор, пускаются в состязание. В этом отношении знамениты были кони Ивана Гостиного сына и Дюка Степановича".
Эти замечания и выводы очень интересны, но оказываются чистейшими фантазиями, когда мы обратимся к произведениям восточной поэзии: оригиналы нашей песни оказываются здесь, и таким образом, соображения о русских лицах и событиях разлетаются совершенно в прах.
В песнях томских шоров мы встречаем рассказ, имеющий с нашим необыкновенное сходство, несмотря на некоторую разницу подробностей. Молодой богатырь Алтын-Эргек, будучи ещё трёх лет от роду, едет на богатырские подвиги, чтобы отомстить девяти чёрным демонам (Кара-Монгусам) за смерть своего отца. Дорогой он приезжает к Синему морю, и в то время, когда находится в раздумье, как ему переехать море, его светло-жёлтый (буланый) конь Аранджула, проживший три поколения, говорит ему: "Ударь меня раз, господин мой, и я попробую перепрыгнуть через море". Алтын-Эргек ударяет один раз своего коня, тот перепрыгивает через синее море, и они скоро потом приезжают в страну девяти Кара-Монгусов, берущих дань с людей на земле. Конь заблаговременно говорит своему господину, чтобы он его не привязывал по дворе (как это всегда делают с конями, приезжая куда-нибудь), потому что его станут брать чужие люди силой и ему нельзя будет убежать; однако же Алтын-Эргек, сойдя с коня, идёт в палату Кара-Монгусов, а коня привязывает к дереву. Тут выходят три богатырские сына Кара-Монгусов и хотят схватить коня Аранджулу, до которого они уже давно добираются; но Аранджула перегрызает удила и повод и убегает. Те три богатыря садятся на своих вороных коней и пускаются за ним в погоню, но Аранджула кричит им: "Целых три поколения вы не могли поймать меня — теперь тоже меня не поймаете". Они скачут за ним, чтоб убить его, и не могут нагнать. Семь дней бежит перед ними конь, и в это время пробегает пространство семи небес: когда богатыри поднимались на гору, он уже спускался с неё; когда они спускались, он был уже наверху горы. На степи три богатыря, сыновья девяти Кара-Монгусов, убивают трёх богатырей, выехавших было на помощь Аранджуле; потом ещё у подножия Золотой горы убивают семиголового Чельбегена (чудовище), который тоже было попытался остановить их; наконец, в Белой долине выезжает на помощь коню богатырь Алтын-Паристэ на семисаженной лисице и убивает трёх богатырей одним ударом плети. Потом конь бежит домой, находит дорогу по указанию золотой стрелы Алтын-Паристэ и прибегает к своему господину, который между тем вырос величиною с гору и перебил всех людей в царстве Кара-Монгусов. Алтын-Эргек возвращается домой, и в это время приезжает родной его брат, богатырь Алтын-Таш, который просит у него коня Аранджулу для того, чтобы съездить на три неба. Алтын-Эргек не соглашается: поезжай, говорит он, на своём коне! Алтын-Таш продолжает упрашивать, но всё напрасно. Тогда он приносит семь вёдер вина и начинает поить брата. Алтын-Эргек выпивает их, но всё-таки остаётся трезв; Алтын-Таш приносит ещё девять вёдер вина, его брат выпивает и их и падает пьяный. Тогда Алтын-Таш берёт Аранджулу. "Он быстро переносится через семь небес туда, где живут девять творцов; единый (верховный) творец был тоже там. Эти девять творцов создали гнедого коня с белыми крыльями для того, чтобы ему состязаться в беге со светло-жёлтым (буланым) конём Аранджулой, которого создал единый (верховный) творец; а Алтын-Таш побился об заклад с девятью творцами насчёт этого бега. Коням надо было пробежать от утра до веера сто пространств небесных: который конь не добежит, того возьмёт и поведёт к себе на поводу хозяин победившего коня. Кони пустились рано утром, к вечеру они воротились: буланый Аранджула перекусил жилу на затылке у гнедого коня, и этот издох". После того победитель Алтын-Таш возвращается назад. Алтын-Эргек просыпается, угадывает всё случившееся, но не преследует за то брата, потому что этот успевает умилостивить его добрыми словами, и песня кончается женитьбой героя на двух жёнах.
Наша песня об Иване Гостином сыне заключает в себе явным образом те самые элементы, которые образовали песню томских шоров, с тою только разницею, что эта последняя излагает подробно, пространно и со всеми надлежащими побудительными причинами то, что в нашей песне является в сокращённом и, можно сказать, в изученном виде, а главное, является лишённым всех мотивов, условливающих события. При этом, как часто бывает с песнями или поэмами, происшедшими от чужих оригиналов и укороченными, несколько разных лиц слито в одно лицо, несколько разных
