событий слито в одно событие.
Наш Иван Гостиный сын есть вместе и Алтын-Эргек, и брат его Алтын-Таш. Конь его бурко-космачко — это буланый конь Аранджула: нашего коня русская песня постоянно называет "троелеточком", сибирская песня называет коня Аранджулу "пережившим три поколения". Побеждённые нашим буркой-космачкой на бегу три коня — это три коня богатырей, гнавшихся за Аранджулой и не могших его догнать, но вместе это и гнедой конь девяти творцов. При этом надо заметить, что из числа трёх коней нашей песни один третий назван "воронком", но в сибирской песне все три коня, противники Аранджулы, вороные.
Нашего Ивана Гостиного сына вызывает биться об заклад князь Владимир, и сторону этого последнего держат все князья, бояре и купцы; ИГ вначале совершенно один, никто не стоит за него, и только уже после владыка черниговский вызывается держать за него поруки: точно так же Алтын-Таш один бьётся об заклад с девятью творцами, и на его стороне только один единый (верховный) творец. В нашей песне вовсе не видно, почему именно князь Владимир и все его окружающие не держат сторону бурочки-косматочки в южносибирской песне, напротив того, мотив очень ясно тут обозначен. Девять творцов (= наши князь Владимир с боярами, князьями и гостями) создали гнедого коня, а единый творец (= наш владыка черниговский) создал буланого коня Аранджулу, и между обеими сторонами возникает очень естественный заклад: чей конь победит? Это противоположение у нас уже исчезло.
В русской песне Иван Гостиный сын пьёт чару зелена вина в полтора ведра — по-видимому, с горя и от страха проиграть заклад. Но в сибирской песне Алтын-Эргек выпивается сначала семь, а потом девять вёдер вина потому, что его старается напоить допьяна брат его Алтын-Таш, которому нужно во время братнина сна увести коня его. Этот мотив, конечно, гораздо эпичнее и первоначальнее.
В русской песне Иван Гостиный сын просит своего коня помочь ему, в сибирской песне один брат просит о том же другого.
Текст нашей песни обозначает, сколько именно состязающиеся кони должны пробежать для своего состязания: два-девяноста мерных вёрст. Текст сибирской песни точно так же обозначает, сколько именно должны пробежать кони: сто пространств небесных.
По русской песне, бег коней должен произойти между обедней и заутреней, по сибирской — от утра и до вечера.
Во время состязания конь Ивана Гостиного сына стал хватать своего господина зубами за шубу и выхватывать оттуда по чёрному соболю — какая-то странная подробность, вовсе к делу не идущая и ровно ничего не значащая; но это, конечно, не что иное, как искажение очень естественного и понятного мотива сибирской песни, состоящего в том, что буланый конь Аранджула зубами схватил коня своего противника, перекусил ему жилу на затылке, и тот от этого издох.
Наш бурочко-косматочко велит своему господину, Ивану Гостиному сыну, вести себя на место состязаний за "шёлковый повод". Что это значит? Зачем такое приказание? Объяснение в нашей песне не находим. Но в сибирской песне читаем, что условием единоборства коней было то, что побеждённого коня "возьмёт за повод и уведёт хозяин коня-победителя": из этого можно, кажется, заключить, что наш бурочко-косматочко велит вести себя за повод в знак власти над собою Ивана Гостиного сына.
Наконец, в обеих песнях конь учит своего господина, что ему надо делать для того, чтобы иметь успех. Но только в сибирской песне эта подробность относится к первой ещё половине рассказа, раньше бега коней.
Таковы черты чрезвычайно близкого сходства нашей песни с одним из предшествовавших ей восточных оригиналов. Приведённый нами здесь оригинал — буддийской эпохи и идёт из среды тюркского племени. Здесь живо отразилось как буддийское религиозное миросозерцание (борьба кудаев, или творцов), так и привычки номадных тюркских племён, всю жизнь проводящих на коне и среди коней и потому любящих делать героем своих рассказов коня и относить к нему как большинство успехов богатыря, так и советы, ему нужные в трудных случаях жизни.
Но этот восточный оригинал оказывается в свою очередь тюркскою и буддийскою переделкою оригинала, идущего вглубь веков и имеющего уже совершено иной характер. Я могу указать на древнеазиатский рассказ, который является нам в форме древнеиндийского рассказа времён брахманских, но имеет содержание ещё чисто космическое.
Магабгарата рассказывает следующее. Желая добыть божественный напиток амриту, боги стали пахтать море, подобно тому, как пахтают масло; при этом гора Меру служила им мутовкой, а змей Васуки — верёвкой. Из моря произошли вследствие этого пахтанья, кроме амриты, многие чудные существа, в том числе белый конь Уччаисравас. Тогда две женщины божественного происхождения, сёстры Кадру и Вината, побились об заклад следующим образом: "Какой масти Уччаисравас, скажи мне, какой он масти, благорожденная? Потом мы побьёмся об заклад". "Мне кажется, — сказала нежно улыбающаяся Кадру, — что у этого коня хвост чёрный. Ну-тко, блистательная, бейся со мною об заклад: которая из нас станет рабою другой?" Потом, побившись об заклад, они пошли по домам, говоря: посмотрим завтра! Тогда Кадру отдала такое приказание своим тысячам сыновьям (змеям): "Превратитесь в конские волосы, станьте чёрными; потом войдите в хвост коня, чтобы мне не быть рабой!" В то же время она прокляла тех змеев, которые не одобрили её речи. Верховный прародитель всего сущего сам слыхал это жестокое проклятие и по любви к своим сыновьям согласился со словами Кадру, а с ним и все сонмы богов. Эти змеи, сказал он, коварны жалом, сильные, вечно вредящие другим существам, обладают могучим и проницательным ядом; значит, смерть, которую на них накликает мать, будет полезна прочим созданиям. И он поздравил Кадру. Потом, когда ночь стала белеть, под утро, около времени солнечного восхода, обе сестры пустились бежать в своём нетерпении к морю, чтобы поближе посмотреть на коня Уччаисраваса… Быстрым бегом они примчались к морю, глубокому, ревущему, распростирающемуся, как небо, и объятому пылающим огнём ада, и остановились у коня. Тогда они обе увидали, что у этого царя коней, быстрого, белого всем телом, как лучи месяца, хвост чёрный. При виде этих тысячи чёрных волосков, наполнявших хвост, Кадру обратила в рабское состояние сестру свою Винату. Впоследствии волшебная царь-птица Гаруда, рождённая от Винаты, освобождает свою мать из неволи ценою напитка бессмертия (амриты), которую она приносит
