гуслях. После того Василиса уводит с собою в поле Ставра и там, сняв с себя мужское платье, даёт узнать себя мужу. И они возвращаются оба вместе к себе домой.
Рассказ о женщине, переодетой мужчиной, которую подвергают разным испытаниям, чтоб убедиться в её поле и которая всех проводит, вовсе не есть принадлежность одних только русских былин. Его встречали и у сербов, и у болгар, и у греков, и у албанцев, и у немцев, и у валахов, и у итальянцев, и это, кажется, очень хорошо было известно нашим исследователям; но тем не менее, невзирая ни на что, стоят на своём и считают Ставра — боярина былин — Ставром русских летописей. Из былины нашей они выводят заключения исторические, а именно, что "отношения русской земской дружины к русскому князю и дружине княжеской с течением времени становились всё более и более натянутыми, враждебными и разразились трагическою катастрофою, где земский дружинник (Данило-ловчанин), не перенося неправды княжеской, побивает его дружину и своих товарищей, а потом убивает и себя. При такой напряжённости образа мужчины Василиса (жена Данилова) естественно, является при нём лишь образцом женственности и проч. Но потом былевое творчество поспешило выйти на спокойную, более свойственную себе дорогу. Прежние роли переменились: Ставр тоже страдалец, но уже без силы, потерянный, в тюрьме; его жена Василиса принимает на себя энергию мужескую: переодевается мужчиной и таким образом мужеством, догадливостью и ловкостью спасает мужа, успокаивает отношения его к князю, даже дурачит князя". Другие исследователи, напротив, извлекают выводы моральные: "По понятиям народного эпоса жена составляет домашнее сокровище, которое муж не должен легкомысленно выставлять на позор публики. Так, целая былина о Ставре Годиновиче основана на мысли, что на пиру, где пьяные хвалятся молодечеством, богатством и копями, не должно профанировать домашнего счастья и унижать жену, низводя её до предметов, которыми богатырь хвастает как собственностью".
Оставляя в стороне все эти фантазии, мы сравним с нашею песнью одно произведение восточной поэзии, имеющее с ней величайшее сходство. Это следующая песнь алтайских татар на реке Катунье. — Отправившись однажды на охоту, богатырь Алтаин-Саин-Салам падает со своего рыжего коня Анким-Саикима и убивается до смерти. Рыжий конь бежит к сестре богатыря и с горькими слезами рассказывает о смерти своего господина. Девушка стала также плакать, но села на рыжего коня Анким-Саикима и поехала туда, где лежал её мёртвый брат. Там она долго плакала, а потом сказала: "Растворись, скала, расступись скала, я вложу внутрь тебя единственного моего брата". Скала расступилась, и она положила внутрь её своего брата. Потом она заплела себе по-братнину косу на голове, и поехала к Кюн-Хану. Долго она ехала, прошла целая зима, прошло целое лето; вот едет она и видит: стоит толпа молодых людей и стреляет в цель. Они сказали ей: У тебя глаза блестят, грудь пылает, скажи, что ты за молодец, юноша? Не попадёшь ли в цель?" Девушка принимает предложение и, наперёд подкрепив себя пищею и питьём, принимается за лук. Долго она натягивает его, до самого вечера, а потом до следующего утра; наконец, проговорив: "Не я стреляю, стреляет Алтаин-Саин-Салам", — спускает стрелу и простреливает сквозь ушко иголки, отбивает голову у железного крючка, усеивает стрелами весь лесистый холм. После того она приезжает к Кюн-Хану. Этот спрашивает: "Кто попал в цель?" Девушка отвечает: "Попал Алтаин-Саин-Салам. Никому не отдавай моей невесты, я ворочусь за нею и возьму её с собой". Потом она едет далее, к Ай-Хану, и встречает по дороге ещё другую толпу молодых людей, стреляющих в цель. По их предложению она снова стреляет, как и в первый раз; снова попадает в цель, приезжает к Ай-Хану и требует себе в жёны ханскую дочь. Хан отдаёт ей свою среднюю дочь; переряженная девушка берёт её, едет назад, заезжает к Кюн-Хану и, получив там среднюю дочь этого хана, возвращается с двумя молодыми невестами домой, в братнину юрту. Стала она с ними жить, но в их объятиях не спала. Обе жены стали говорить: "Посмотреть на него, скажешь мужчина, а посмотреть на его нрав и привычки — скажешь девушка. Что это значит?" И они стали требовать, чтобы им дали по коню, и они воротятся домой. Девушка отпустила их. Потом она поехала к скале; по её просьбе скала снова расступилась, девушка взяла брата оттуда и свезла домой. Тут она положила его на войлочное покрывало и написала ему на ладонях: "Я добыла двух жён, дочерей Кюн-Хана и Ай-Хана, а сама убежала в виде белого зайца в прибрежный кустарник; когда ты это прочитаешь, ищи меня в кустарнике". После этого она действительно превратилась в белого зайца и убежала. Между тем возвращаются обе жены, ударами плети они произнесением известных чародейных слов оживляют Алтаин-Саин-Салама; он отыскивает свою сестру, и после некоторых приключений (которые мы здесь пропускаем) она снова превращается в женщину и выходит замуж за молодого ханского сына, а брат её возвращается к себе домой, на свою родину.
Родство нашей песни с алтайскою очевидно, и разница между обоими рассказами очень невелика.
Наш Ставр-боярин — это сибирский богатырь Алтаин-Саин-Салам. Наша Василиса, Ставрова жена, — это девушка, Алтаинова сестра.
Как Ставр-боярин, так и Алтаин-Саин-Салам, оба "из земли дальней", и только на время появляются в тех местах, где происходит действие настоящей песни.
Ставр навлекает на себя гнев князя, и за то его сажают в глубокие погреба. Это не что иное, как немного изменённый рассказ о том, как Алтаин свалился с коня и был потом положен мёртвый в каменную скалу.
Ставров "свой человек", который садится на коня, скачет к Василисе и рассказывает ей о случившемся, — это в первоначальном рассказе Алтаинов конь, который несётся во всю прыть к Алтаиновой сестре и рассказывает ей о смерти своего господина.
Далее следуют в обоих рассказах ближайшие черты сходства: как здесь, так и там героиня прибирает себе на голове волосы по-мужски, переодевается в мужское платье и едет свататься за княжескую (или ханскую) дочь (или племянницу).
Тут женщине-богатырше приходится совершать трудные дела под видом представляемого ею богатыря; по русской песне ей предстоит состязание в борьбе и стрельбе из лука; по сибирской песне — в одной стрельбе (состязание в стрельбе и вместе с тем непременно и в борьбе есть, так сказать,