и разрушать жилые дома. Испытывая отвращение к получаемым ими заданиям, солдаты нередко переживали нервные срывы, впадая в несвойственное им в обычных обстоятельствах состояние ожесточения по отношению к демонстрантам, осыпающим их градом камней. Наряду с этим все более частыми становились случаи, когда солдаты прибегали к различным уловкам, а то и напрямую отказывались служить на территориях, ссылаясь на различные объективные обстоятельства. Что касается гражданского населения, то для него отход от гуманистических идеалов был источником беспокойства и даже моральных страданий. Именно эти чувства выразил известный писатель Изгар Смилянский в открытом письме в газету Га-Арец.
“Я превосходно осознаю, что у этой ненормальной ситуации существуют две стороны и что речь ни в коем случае не идет о том, будто жестокие угнетатели преследуют несчастных угнетенных. Но также я не сомневаюсь, что существует выход из этого кошмара. Ведь в конечном итоге нам все равно придется сесть за стол переговоров в поисках решения, которое приведет нас к миру. Так почему же не сделать это сейчас, зачем откладывать на потом и ждать, пока не убьют еще одного человека, и еще одного, и еще одного? Это — крик моей еврейской души”.
Однако следует признать, что если сотни тысяч граждан Израиля стремились к тому, чтобы покончить с оккупацией, то имелось не меньшее число израильтян, чьи страхи и подозрения по отношению к арабам диктовали им иной, более жесткий курс действий. С пренебрежением отрицая сдержанную политику Израильской партии труда по вопросу автономии, они выступали в пользу смертной казни или высылки террористов, а также ратовали за наложение дополнительных ограничений на передвижение всех палестинцев. И вот, в самый разгар споров по этому вопросу, в 1988 г., были опубликованы результаты исследования, проведенного израильским Институтом прикладных социальных проблем, свидетельствовавшие о появлении в стране “тенденций миролюбивого характера” и о том, что “с каждым годом отношение населения к этой проблеме становится все менее жестким”. Было очевидно, что, вне зависимости от интифады, более чем два десятилетия оккупации территорий нанесли моральную травму значительной части израильского общества. Не только такие группы, как “Мир сейчас” и “Солдаты против молчания”, но и уважаемые центристские газеты, такие, как Маарив, высказывали свою обеспокоенность в связи с очевидной эрозией общественной морали.
И вот в 1989 г. Израильская партия труда приняла свой самый решительно сформулированный документ в пользу ухода с территорий. При этом даже премьер-министр Шамир, находясь под непрерывным давлением со стороны США и учитывая сдвиги в общественном мнении Израиля, ощутил необходимость сделать некий умеренный жест, и в марте 1989 г. он предложил провести в мае следующего года выборы, в ходе которых палестинские арабы смогли бы определить состав некоего “уполномоченного органа” для проведения дискуссий по вопросу автономии. Этот же “орган” смог бы функционировать на протяжении переходного периода продолжительностью в пять лет и в конечном итоге принять участие, совместно с Израилем и Иорданией, в переговорах относительно “окончательного раздела территорий”. Такое предложение внешне походило на Кэмп-Дэвидское соглашение и по этой причине получило неофициальную поддержку Ицхака Рабина, а также предварительное одобрение нескольких других видных деятелей Израильской партии труда.
Впрочем, предложение Шамира отнюдь не было столь далеко идущим, как это могло показаться с первого взгляда. Было ясно, что арабские жители “Большого Иерусалима”, “единой и неделимой столицы Израиля”, не будут отнесены к категории “жителей территорий”. Таким образом, численность палестинского населения Западного берега сразу уменьшалась примерно на две пятых. К тому же Шамир решительно и твердо заявил, что даже эти первоначальные палестинские выборы не смогут состояться до тех пор, пока полностью не прекратятся все насильственные акции. Это предварительное условие Шамира, этот заезженный аргумент сочли неприемлемым даже умеренные силы в лагере палестинцев. Что же касается реакции Вашингтона, то Джеймс Бейкер [84], государственный секретарь недавно избранной администрации Буша, призвал Шамира к большей гибкости по ряду вопросов; израильскому руководству предлагалось отказаться от идеи исключения жителей Восточного Иерусалима из числа палестинского населения Западного берега, а также пообещать хотя бы ограниченную автономию еще до выборов и, что самое важное, прекратить строительство новых еврейских поселений на Западном берегу и в Восточном Иерусалиме. Бейкер также добавил, что следует дать возможность каждой из сторон в ходе палестино-израильских переговоров ставить на обсуждение “любые вопросы”, а не ограничиваться, как предлагает Шамир, только намечаемыми выборами. Однако реакция премьер-министра на план Бейкера была категорически отрицательной. Он отверг все предложения государственного секретаря.
Напротив, видные деятели Партии труда сумели осознать те возможности, что заключались в плане Госсекретаря. Когда стало окончательно ясным, что Шамир не намерен принимать эти предложения, Шимон Перес решил действовать самостоятельно. В марте 1990 г. он, занимая пост министра финансов, заблокировал перевод денег на счета восьми поселений Западного берега, хотя подобное финансирование и было предусмотрено в коалиционном соглашении Ликуда и Израильской партии труда от 1988 г. Таким образом, председатель Партии труда фактически вынудил Шамира потребовать его отставки — в надежде, что за этим последует вотум недоверия Шамиру. Перес добился того, что в отставку ушли, кроме него, и остальные члены кабинета министров от Израильской партии труда. И тут немногочисленная партия Шас, прежде пообещавшая Пересу поддержать его планы, решила в последний момент не присоединяться к голосованию против Шамира. Весь план Переса был сорван. Шестилетний эксперимент по созданию правительства национального единства рухнул под грузом своей собственной нелогичности.
Прилагая лихорадочные усилия к тому, чтобы избежать тягот новых выборов, все партии принялись вести переговоры и рассматривать различные варианты сделок. Наконец, в июне 1990 г. Шамир смог собрать новую коалицию, включив в нее несколько немногочисленных религиозных партий, а также ультранационалистические партии Тхия, Моледет и Цомет. А чтобы в еще большей степени привлечь избирателей неашкеназского происхождения, Шамир отдал имеющий исключительно важное значение портфель министра иностранных дел Давиду Леви. Это был более чем странный выбор. Прибывший в Израиль в 1950-х гг. из Марокко, Леви был человеком недостаточно образованным и не владеющим английским языком. Отсутствие не только опыта дипломатической деятельности, но и элементарного такта в ходе общения с иностранными дипломатами сделалось постоянным источником смущения для всех израильских государственных деятелей. Не менее поразительным стало и назначение непотопляемого Ариэля Шарона на пост министра жилищного строительства. Занимая этот пост, Шарон мог оказывать такое же влияние на положение дел на территориях, как и в то время (1977–1981 гг.), когда он занимал пост министра сельского хозяйства и был председателем министерского комитета по вопросам поселений. Ни у кого не должно было оставаться никаких сомнений — в июне 1990 г. Израиль полностью отказался от намерений сохранять дипломатическую и прочую
