Светлана Кузьмина - История русской литературы ХХ в. Поэзия Серебряного века: учебное пособие

И хотя поэт ищет возможность примирения и гармонии двух обликов Руси («Но и все же хочу я стальною / Видеть бедную, нищую Русь»), внутренний конфликт с историческими событиями, которые были до конца не понятны Есенину («С того и мучаюсь, что не пойму – / Куда несет нас рок событий», – признавался он в «Письме к женщине», 1924), привели к поискам новых творческих контактов. Порывая с Н. Клюевым, Есенин входит в группу имажинистов. В биографическом очерке «О себе» поэт писал: «В 1919 г. я с рядом моих товарищей опубликовал манифест имажинизма. Имажинизм был формальной школой, которую мы хотели утвердить. Но эта школа не имела под собой почвы и умерла сама собой, оставив правду за органическим образом» [270]. Концепция А. Мариенгофа во многом объясняет, почему Есенин выбрал именно имажинизм. «Имажинизм не формальное учение, – утверждал А. Мариенгоф, – а национальное мировоззрение, вытекающее из глубины славянского понимания мертвой и живой природы своей родины» [271].

Сотрудничество Есенина с поэтами-имажинистами, воспринятые им идеи русского авангарда своеобразно преломились в его поэзии. В «Ключах Марии» раскрыто понимание поэтом образа. Он должен включать тайное и очевидное, интуитивное постижение мира как целого и конкретность, органичность «земли». В статье «Быт и искусство» Есенин утверждал национальные истоки искусства. Реальная творческая эволюция поэта шла в направлении от авангарда к воплощению реальных исторических противоречий русской жизни, преломленных через крестьянскую душу. Сборники 1921 г. «Трерядница», «Радуница», «Преображение» были изданы издательством «Имажинисты».

В поэзии 1920-х гг. усилился мотив странничества, который становится мотивом изгойства, отверженности, босячества и хулиганства. В «Исповеди хулигана» (1920) (по авторскому определению – «великая исповедь»), христианское покаяние сливается с уличными настроениями, чувством отчуждения от родной земли и людей:

«Исповедь хулигана» меняла представление о поэте, его искренность подкупала, правда жизни растерянной и измученной души вызывала сочувствие. Поездка с мая 1922 по август 1923 в Германию, Бельгию, Францию, Италию и США дали Есенину возможность по-новому увидеть путь России. Противоречивые впечатления от поездки отразились в очерке «Железный Миргород». Есенин писал А. Кусикову: «Тоска смертная, невыносимая, чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню Россию, вспомню, что там ждет меня, и возвращаться не хочется» [272].

В 1924 г. вышел сборник «Москва кабацкая», в котором талант Есенина парадоксально направлен на «Гимн Чуме» (пушкинская метафора). Происходит упоение духовным падением, за которым следуют тоска и отчаяние. Русская широта суживается до пространства кабака («Снова пьют здесь, дерутся и плачут…»; «Сыпь гармоника. Скука. Скука…», «Пускай ты выпита другим…»). Однако Есенин ищет выход не в прославлении Чумы или ее проклятии, а в поэзии. Его творчество предельно обнажает ужас одиночества и боли, страх перед неминуемым концом («Смешная жизнь, смешной разлад. / Так было и так будет после. / Как кладбище, усеян сад / В берез изглоданные кости») и удивление перед случившимся («Голова ль ты моя удалая, / До чего ж ты меня довела?»). Народность «Москвы кабацкой» заключалась в том чувстве, которое автор вынес из жизненных перипетий, – это было чувство высокого примирения с жизнью и ее чистого прославления:

В 1924 г. Есенин публично отказался от принципов имажинизма. Зрелый Есенин сказал о себе: «Не хочу отражать крестьянские массы, не хочу надевать хомут Сурикова или Спиридонова-Дрожжина… Я просто русский поэт» [273]. Свое отношение к кардинальным историческим изменениям и преобразованиям патриархальной Руси в индустриальную Советскую Россию Есенин воплотил в поэтической трилогии «Возвращение на родину», «Русь Советская» (1925). Поэт и благословляет новую жизнь, и говорит о своем, «неведомом» пути:

В «Руси Советской» поэт искренен, заявляя: «Отдам всю душу октябрю и маю, / Но только лиры милой не отдам». Пройдя через опыт поэтического эксперимента, не вмещаясь при этом в рамки имажинизма, но и не теряя веры в «органический образ», поэт чутко впитывает пушкинскую традицию. Отзывы критиков и реакция современников поэта отразили эти классические рецепции в мироощущении и эстетике Есенина.

Есенин прежде всего лирик. Его поэзия носит исповедальный характер. Поэт воплощает и гармонию любви, ее очищающее и возвышающее начало, и драматизм страсти, и безвозвратность чувств («Ты меня не любишь, не жалеешь»). Он часто использует формы посланий, прямых обращений к возлюбленной («Письмо к женщине», 1924), в которых признается в одиночестве, подавленности «роком событий». В послании «Шаганэ ты моя, Шаганэ…» (1924) любовная тема окрашена чувством нерасторжимой связи с родиной: «Эти волосы взял я у ржи»; «Я готов рассказать тебе поле»; «Про волнистую рожь при луне / По кудрям ты моим догадайся». Надежда на духовное возрождение выражена в «Письме к матери» (1924), в котором звучат покаяние и тоска, чувство сыновней вины перед жизнью и кровной связи с отчим домом и матерью («Ты одна мне помощь и отрада»).

Итоговыми произведениями Есенина стали проникновенный лирический цикл «Персидские мотивы», поэма «Анна Онегина», окрашенная в светлые, но ностальгические тона, и исповедально-трагическая поэма «Черный человек» (1925), в которой используется сюжет маленькой трагедии Пушкина «Моцарт и Сальери». Тайный визитер, заказавший Моцарту реквием и не пришедший за ним, вестник смерти, является к поэту и цинично заявляет:

Конфликт между черным человеком и поэтом до конца не разрешим. Трость, брошенная в черного человека, разбивает зеркало, отражающее поэта.

В основе поэмы «Анна Снегина» – жизнь пореволюционной деревни. Поэт-рассказчик (герой носит автобиографические черты и имя Сергей) попадает в имение Снегиной, в которую когда-то был влюблен. Вместе с ним его друг Прон Оглоблин, которому теперь принадлежит помещичья земля. В итоге Анна уезжает в Лондон, Сергей – в столицу, а Прона убивают белые. Крестьяне тепло принимают поэта: «Бахвалишься славой не очень / И сердце свое не продашь», сам поэт говорит о своей верности крестьянам: «Но вы мне по-прежнему милы / Как родина и как весна». Обида, высказанная в начале поэмы («Но мало любили нас»), в конце произведения переосмысливается в ином ключе: «Мы все в эти годы любили, / Но, значит, любили и нас».

Современники знали, что сердце Есенина принадлежит родимому краю и крестьянскому общинному миру. Исторические преобразования, связанные с разрухой, голодом и смертью многих миллионов, не могли быть полностью приняты и оправданы. Поэт мыслит о смерти как желанном покое: «Дайте мне на родине любимой, / Все любя, спокойно умереть!». Умер Есенин трагически, покончив жизнь самоубийством, оставив последние, написанные кровью, стихи:

О причинах и обстоятельствах смерти поэта писали многие исследователи и критики, так и не придя к одной версии. После гибели Есенина было издано собрание его сочинений, но вскоре в Советской России на имя поэта был наложен негласный запрет. Официальное отношение к его творчеству выразил Н. Бухарин в «Злых заметках» (1927), где поэт предстал как выразитель мелкобуржуазных, кулацких настроений, чуждых советской культуре, а его настроения и лиризм были осуждены как есененщина (видимо, по аналогии с достоевщиной). В народе Есенина всегда любили, гордились его уникальным природным даром и называли «голосом России».

Современный исследователь В. Мусатов высказал мысль: «Есенин – художник мифопоэтической идеи, наследник русского символизма. В его творчестве эта идея выявила абсолютную тупиковость. Однако, пережив ее крушение психологически очень тяжело, он воплотил ее в собственном лирическом герое, который, говоря есенинскими словами, может «улыбнуться в стихе, шляпу снять, сесть…». То, что в ранних стихах существовало как идея, адресованная людям, в позднем творчестве предстало личностью самого поэта, превратившись в национальный миф» [274].