Центральным понятием обэриутов является «бессмыслица» того, что обычно воспринимается как нормальный ход вещей. Введенский с 1926 г. называл себя «чинарь, авторитет бессмыслицы». Своеобразным манифестом обернутое явилась его поэма «Кругом возможно Бог», в которой он декларировал:
Горит бессмыслицы звезда,
она одна без дна.
Несмотря на поиск нового, Введенский обращался к традициям русского классицизма. Приведенные выше строки явно ассоциируются с известными строками М. Ломоносова: «Открылась бездна, звезд полна. / Звездам числа нет, бездне дна». «Битва со смыслами», трафаретными и обыденными, становится для поэта художественной самоцелью. Один из принципов поэтики Введенского – «столкновение словесных смыслов». В «Начале поэмы» поэт, нарушая синтаксические правила, писал:
верьте верьте
ватошной смерти
верьте папским парусам
дни и ночи
холод пастбищ
голос шашек
птичий срам
ходит в гости тьма коленей
летний штык тягучий ад
гром глади каспийский пашет
хоры резвые
посмешищ
В стихотворениях Введенского 1920-х гг. эффект «бессмыслицы» достигался нарушением семантических связей между словами («трещотками брели музеи» или «обедают псалмы по-шведски»). В начале 1930-х гг. в его творчестве открываются новые перспективы. Поэт утверждает эффект «бессмыслицы» как философской основы мира. В стихотворении «Гость на коне» (1931–1934) возникает апокалипсический образ «гостя», написанный по законам абсурдистской поэтики:
Человек из человека
наклоняется ко мне,
на меня глядит как эхо
он с медалью на спине.
Он обратною рукою
показал мне – над рекою
рыба бегала во мгле,
отражаясь как в стекле.
Гость приносит поэту привычный и радостный мир, простой и понятный, и в этом его высшее предназначение: он приходит
на собранье мировое
насекомых и наук,
гор и леса,
скал и беса,
птиц и ночи,
слов и дня.
Поэту наконец-то дано увидеть мир в первозданной ясности:
…я увидел край коня.
Конь был гладок,
без загадок,
прост и ясен как ручей.
Как и Д. Хармс, Введенский строит свою поэтику на случайных ассоциациях, немотивированных уподоблениях. Чаще всего тексты создаются по принципу народного выражения: «В огороде бузина, а в Киеве дядька». Вещи и явления из разных рядов оказываются соположенными в соответствии с принципом бесконечного называния, сосредоточения абсурдных деталей:
вьются демоны как мухи
над кусочком пирога
показали эти духи
руки, ноги и рога
звери сочные воюют
лампы корчатся во сне
дети молча в трубку дуют
бабы плачут на сосне
Образы «вьются», создавая неконтролируемый «поток сознания», вбирающий все видимое и все приходящие на ум случайные ассоциации, но при этом стиховая метрика может указывать и на свой классический образец (в данном случае «Бесы» Пушкина). Слова кажутся произвольными, точные рифмы оказываются семантически бессмысленными («во сне» – «бабы плачут на сосне»). Автором создан небывалый и невозможный мир, мир нелепостей, кошмара, смеха, мир лишенный соразмерности, логики и гармонии, – мир параллельный действительности, являющийся отрицанием реальности и в то же время выявляющий в ней нечто общезначимое. Говоря о формотворчестве Введенского, Н. Заболоцкий указывал: «Он разбрасывает предмет на части… разбрасывает действие на куски… получается видимость бессмыслицы» [275].
С 1927 г. Введенский получает возможность сотрудничать в детском отделе ОГИЗа, публикует более 30 книг для детей. В 1932 г. поэт был арестован и некоторое время находился в заключении. Затем в 1936–1941 гг. жил в Харькове, и снова был арестован. В позднем творчестве Введенского обозначились новые принципы поэтического письма. От зауми поэт переходит к необходимости четкой мысли при сохранении сюрреалистической фантазии. В «Элегии» создан образ «божественных птиц», беспощадно отсчитывающих время жизни. «Ошеломляющий образ» соединяет взаимоисключающие категории, но при этом сохраняет внутренне единство мысли:
Летят божественные птицы,
их развеваются косицы,
халаты их блестят как спицы,
в полете нет пощады.
Они отсчитывают время,
они испытывают бремя,
пускай бренчит пустое стремя —
сходить с ума не надо.
Эксперименты в области поэзии Введенского близки к поэтике французских сюрреалистов, в чьих манифестах провозглашался принцип «психологического автоматизма, при помощи которого можно выразить <…> действительное функционирование мысли» [276]. Поэт, используя этот принцип, пишет в произведении «Всё»:
тут начал драться генерал
с извозчиком больным
извозчик плакал и играл
и слал привет родным
взошел на дерево буржуй
откуда посмотрел
при виде разных белых струй
он молча вдруг сгорел
и только вьется здесь дымок
да не спеша растет домок
Обыденный предмет помещается в фантастическую ситуацию, псевдореалистическое повествование соседствует с образами, не укладывающимися в рационализированную картину бытия, что и создает эффект бессмыслицы, поток автоматического письма включен в псевдоклассическую стихотворную форму, в итоге – пародийный эффект, вскрывающий абсурд ссоры персонажей, принадлежащих к разным этажам социума. Автоматическое письмо давало возможность выражения над-смысловых эффектов зауми прямой речи. В «Ответе богам» Введенский пишет:
…говорит одна девица [цитата из А. – Пушкина]
я хочу дахин, дахин [заумь]
сестры начали давиться [пушкинская рецепция]
шили сестры балдахин…
Введенский – самый «обэриутский» из группы ОБЭРИУ. Интересны его формальные поиски, сопряженные с семантической игрой и игрой по законам драматургии. После реабилитации в 1956 г. появились новые издания Введенского: опубликованы его детская книга «Кто?», повести для детей «О девочке Маше, о собаке Петруше и о кошке Ниточке» (первое издание – 1937). Впервые произведения Введенского были опубликованы на Западе (Кельн, 1974), в начале 1980-х гг. его произведения вышли в США, на родине двухтомное собрание сочинений Введенского появился в 1993 г.
Сочинения
Введенский А. Полное собрание сочинений: В 2 т. М., 1993.
Литература
Казак В. А. Введенский // Лексикон русской литературы XX века. М, 1996. С. 72–73.
К группе ОБЭРИУ принадлежал Даниил Иванович Хармс (настоящая фамилия – Ювачев; 1905, Санкт-Петербург – 1942, Ленинград), поэт, драматург, писатель. Своим творчеством поэт показывал, что мир выходит за пределы нашего представления о нем, правильный и разумный мир – лишь недостижимый идеал, в реальности же царит абсурд, единственный показатель «истинности», который как раз и может привести к верному пониманию происходящего. Хармс использовал абсурд, или бессмыслицу, и как художественный прием, который позволял разрушить привычные, автоматические ассоциативные связи, закрепленные в языке и культурной памяти, и как философскую идею, суть которой в том, что лишь при «взрыве» смысла можно найти или приблизиться к подлинным основам и первоначальным значениям окружающего мира.
Трагическое и комическое в его творчестве сливаются, дистанция между реальным и нереальным, алогичным, абсурдным максимально уменьшается, эстетически прекрасное и безобразное лишаются своих четких границ, исчезают мотивации поведения человека, современный мир предстает как мир вне умопостигаемого смысла.
Экспериментальный характер творчества Хармса наиболее ярко проявился в пьесе «Елизавета Вам», которая была поставлена на сцене в 1928 г. и подверглась резкой критике. Пьеса «Елизавета Вам» положила начало в России театру абсурда примерно за три десятилетия до того, как он появился в Европе. Театр абсурда и поэзия абсурда Хармса логически завершали программу авангарда – отрицание способов, приемов и методов художественного выражения, присущих традиционному искусству.
На стиль Хармса и его «фонетические стихи» оказали влияние теория и практика Вел. Хлебникова и А. Крученых. Начиная с конца 1925 г. Хармс вместе с Введенским участвовал в деятельности группы «Левый фланг». Только три стихотворения Хармса было напечатано в альманахах в 1926–1927 гг. Эти одиночные публикации свидетельствовали об интересе Хармса к лингво-философии, поэтике случайного, «бессмыслице». Рукопись книги «Управление вещей. Стихи малодоступные» была закончена в 1927 г., но в печати не появилась. Литературная деятельность в основном проявлялась в публичных выступлениях совместно с другими обериутами в 1928– 1930-х гг. Некоторые стихотворения Хармса распространялись в рукописном виде.
Поэзия Хармса вводит абсурд для новизны поэтической речи и ее принципиального обновления, автор использует примитивистский гротеск, иронию и пародирование высоких образцов поэзии:
