Неграмотные крестьяне под властью полицейских чиновников мало-помалу растрачивали инициативность и энергию и отходили от своих лучших традиций. Пьянство доводило их до скотского состояния. Их поля – единственный источник существования – приходили в негодность, и целые семьи оказывались в нищете. Так появилось огромное количество бедных, безнадежно порабощенных крестьян. Правительство же получало от продажи водки большие барыши.
Толстой говорил: «Все зло – от пьянства», и был совершенно прав. С распространением пьянства растет преступность, люди грубеют, становятся жестокими к детям и оскорбляют женщин, учащаются грабежи и разбои. Тюрьмы оказываются переполнены.
Особенно опасным для нравственности крестьянских детей был обычай отдавать их примерно в десятилетнем возрасте в ученики к торговцам. За свое обучение дети вынуждены платить трудом, в результате чего оказываются обречены на многолетнее полурабство. Помещики всегда выбирали самых способных детей, разлучали их с родителями и посылали на шести– или восьмилетнее обучение в различные мастерские, где условия жизни были чудовищными, общая моральная атмосфера – насквозь прогнившей, а порка представляла собой обычное дело. Дети, подвергавшиеся такому испытанию, почти без исключения возвращались безнадежными пьяницами, питавшими глубокое отвращение к любой работе.
Самих крестьян все это ужасало, и многие деревни умоляли правительство закрыть винные лавки. В этом им неизменно отказывали. Министры финансов говорили, что государство не проживет без водочных доходов. Когда либеральная печать подняла этот вопрос и продемонстрировала, что пьянство подрывает экономическую жизнь крестьян, а следовательно, и благосостояние всего государства, которое покоится на сельском хозяйстве, министр финансов заявил в Думе: «Я сорок лет слышал и слышу до сих пор, что крестьяне тратят все свои гроши на водку. И тем не менее как-то они ухитряются существовать». Вот так один из руководителей страны решал экономические проблемы России!
В начале мировой войны в 1914 г. правительство, опасаясь повторения беспорядков, которые произошли во время Русско-японской войны, закрыло винные лавки, за исключением более дорогих, доступных только для богатых. Народ встретил этот шаг со всеобщим одобрением. Почти сразу же разорившиеся хозяйства начали вставать на ноги. Первый год сухого закона был отмечен заметными успехами. Но алчные люди вскоре прочувствовали все выгоды ситуации и начали нелегальное производство самогона, который смешивали с наркотиками, чтобы усилить его действие. Полиция за взятки закрывала глаза на опасную торговлю. В то время я жила в отдаленной части Сибири и своими глазами видела, что там творилось. Хотя полиция делала вид, что пытается пресечь самогоноварение, я нередко слышала жалобы младших полицейских, что начальство забирает себе львиную долю взяток. Спустя некоторое время полиция отбросила всякое притворство и даже приняла активное участие в незаконном промысле.
Итак, в целом пьянство, ставшее проклятьем России, не следует рассматривать как результат естественной склонности крестьян к излишествам. Оно развилось под гнетом невыносимых условий жизни, к которому прибавилось позорное попустительство со стороны «правителей» страны – те даже напрямую стимулировали пьянство из политических и финансовых соображений. Русский народ в принципе не склонен давать себе чрезмерную волю, что проявилось, в частности, в середине прошлого столетия, когда в школы начали тайно проникать научные и социальные теории. Тогда русская молодежь перестала ощущать необходимость в стимулирующих веществах как средствах бежать от пустоты жизни. Души молодых людей питались интеллектуальными интересами, и нравственный уровень школ возрос. После освобождения крестьян их дети тоже получили возможность ходить в школы, результатом чего стало умственное и моральное совершенствование крестьянства.
Теперь обратимся к религии русских крестьян. «Святая Русь», «набожный русский народ» – подобные фразы пришли из-за границы, но они превосходно выражают религиозные настроения русского крестьянина. В то время как христианство в других странах привнесло в жизнь умеренность и дало духовное наполнение примитивным идеям, в России оно воплотилось в гораздо большей полноте благодаря глубокому отклику в духовной природе народа. В Западной Европе христианское учение поддерживали в первую очередь образованные, высшие классы. В России его приняли, исповедовали и распространяли почти исключительно крестьяне. Первые греческие миссионеры не ездили дальше Киева, но едва до простого народа дошло «слово Божие», как во многих частях необъятной Русской равнины начали появляться местные святые, обращая в свою веру других людей и создавая христианские общины. Именно крестьяне населяли монастыри и катакомбы Печорской лавры. Именно они уходили в скиты, где жили в постоянной угрозе со стороны диких зверей. Никакое испытание не казалось им слишком суровым; их тела день и ночь царапали тяжелые вериги; их жизнь наполнял изнурительнейший физический труд; ночи они проводили в молитве и покаянии; ели они грубые сухари и пили холодную воду. Самые уважаемые российские монастыри и пустыни были основаны этими простыми крестьянами, на которых народ смотрел как на святых.
Многие из этих крестьян посвящали себя обращению в христианство многочисленных чужеродных племен, живших среди славян. О деятельности этих миссионеров дошли лишь немногие легенды и документы, но мы знаем, что они обращали в свою веру не огнем и мечом, как ливонские рыцари, а добротой, любовью и личным примером. У нас есть жизнеописание Стефана Пермского – основателя Соловецкого монастыря на Северном Ледовитом океане. Известна нам и биография Тихона Задонского. Люди приходили со своими бедами к этим отшельникам, удалившимся в пещеры, так как простой народ не испытывал влечения к блеску роскошных церквей и грандиозных богослужений. Помпезность и выставление напоказ формального благочестия так и не создали в России ничего, похожего на престиж католической и протестантской церквей в Западной Европе. Люди привыкли собираться на богослужения, проводившиеся патриархами, и привыкли к зрелищу величественных крестных ходов, но никогда не признавали присутствия Бога в этих обрядах. Более того, русские проводили разницу между достойными обладателями высших церковных чинов и теми, кто вовсе не святостью своей жизни обязан возвышению. Русское крестьянство никогда не прощало своему духовенству алчности и лицемерия и без стеснения критиковало его самыми нелицеприятными словами. Чем больше духовенство пресмыкалось перед светскими властями, которые считали его низшим государственным чиновничеством, тем шире становилась пропасть между ним и крестьянами. В результате крестьяне утратили всякую веру во внешние формы благочестия. В течение XIX в. было основано множество рационалистических сект, которые отвергали иерархию духовенства и принудительное соблюдение религиозных обрядов.
Правительство очень боялось эти секты, так как те отрицали всякую власть и отказывались соблюдать деспотические законы. На рационалистов обрушились жестокие гонения. Целые деревни штундистов подвергались разорению, когда в них ставили на постой войска. Проповедников секли. Ими были переполнены тюрьмы. Тысячи отправились в ссылку. Были искоренены целые уезды духоборов – людей, отрицавших убийство в любой форме. Остатки этой секты спаслись, эмигрировав в Канаду. Они сумели это сделать благодаря тому, что на их защиту встал Лев Толстой, а канадское правительство согласилось принять их и дать им землю.
Идеализм русского народа ярко проявился во время освобождения крестьян, в ходе «беспорядков в Харьковской и Полтавской губерниях» и во время революций 1905-го и 1917 гг. Любое обещание дать волю встречалось крестьянами с искренним желанием справедливости и порядка. Алчность и тяга к мести двигала лишь немногими преступниками. Народ не виноват, что любой переходный период в истории столь осложняется из-за столкновения противоположных интересов, в результате чего на время возникает хаос, в котором зловредные элементы всплывают на поверхность.
В период между мартом 1917-го и ноябрем 1918 г. я тесно общалась со многими крестьянами, рабочими, солдатами и членами сельских кооперативов и могу засвидетельствовать, что подавляющее большинство всецело поддерживало справедливое распределение политических прав и материальной безопасности среди всего населения, но полностью отвергало большевистское учение. Они были вынуждены признать советский режим отчасти из-за своей неорганизованности, а отчасти из-за контрреволюционной деятельности реакционеров. Русские и иностранные политики предпочли временное правление большевиков постоянной демократической системе и мешали борьбе народа против большевиков.
