Полицейский комиссар Изабо, пришедший в крепость для допроса Аруэ, спросил, где находятся его бумаги.
— В моем бюро, — ответил арестант.
— Не верю, — настаивал комиссар. — У вас есть списки памфлета. Где они?
Тут в голове у насмешливого Аруэ родилась одна идея.
— Мои бумаги спрятаны в уборных, — сказал он.
Поэт отказался уточнить, в каких именно уборных он прячет антиправительственные произведения, и полиция насмешила не одну сотню парижан, обыскивая подряд все уборные в городе, пока Изабо наконец не догадался, что попался на розыгрыш.
Хотя Аруэ содержали не очень строго, все же это была тюрьма, и узник, привыкший к комфорту, страдал от отсутствия предметов туалета. В письмах родным он просил прислать «два индийских платка — один для головы, другой для шеи, ночной чепец, помаду…», а также Гомера и Вергилия, его «домашних богов».
Но все неприятности забывались за работой. Несмотря на то, что ему не давали ни перьев, ни чернил, ни бумаги, он начал в тюрьме «Генриаду», — записывая строки эпоса, вскоре составивших славу французской литературы, карандашом на полях книг. Полицейский Эро в мемуарах свидетельствует, что поэт сочинял, засыпая на жёсткой тюремной постели, а, просыпаясь, вновь принимался за работу.
Впрочем, первое заключение в Бастилии оказалось сравнительно кратковременным и только принесло славу ещё малоизвестному тогда поэту. 10 апреля 1718 года комендант Бастилии Бернавиль получил письмо за подписью восьмилетнего Людовика XV: «Я пишу Вам с ведома моего дяди герцога Орлеанского, регента, чтобы известить о моем распоряжении освободить сьера Аруэ, которого Вы по моему приказанию содержите в моём замке, Бастилии… За это я прошу Бога, чтобы Он воздал Вам…».
На рассвете Аруэ покинул тюрьму.
При следующей встрече с регентом он сказал, поклонившись:
— Я прошу ваше высочество впредь не заботиться о моём жилище и пропитании.
Вскоре после этой истории Франсуа Мари Аруэ принял имя де Вольтера, что явилось причиной его вторичного заключения в Бастилию.
Один парижанин, Матье Маре, в феврале 1726 года писал президенту Дижонского парламента Жану Батисту Буйеру: «Вольтер получил палочные удары. Вот правда. Кавалер де Роан Шабо, встретив его в опере, позволил себе такое обращение: „Месье де Вольтер, месье де Аруэ, как же вас зовут?“ Вольтер заявил, что не знает ничего о Шабо. Так это не осталось. Двумя днями позже в фойе Комеди Франсез поэт сказал, что ответит де Роану за происшедшее в опере. Кавалер поднял палку, но мадемуазель Лекуврёр (известная актриса того времени и любовница Вольтера. — С. Ц.) упала в обморок, и ссора прекратилась. Ещё дня через три-четыре Вольтера вызвали из-за стола у Сюлли. Он вышел, не подозревая, что это все тот же де Роан. У парадной двери Вольтер увидел трёх лакеев, вооружённых палками, которыми они погладили его по плечам. Говорят, что кавалер наблюдал избиение из лавки напротив. Поэт кричал, как дьявол, ворвался к герцогу де Сюлли, который нашёл поступок кавалера грубым и неучтивым. Но он собирался в оперу, рассчитывая увеличить свои шансы на успех у мадемуазель де Прие…»
Существует ещё несколько вариантов этой истории, помимо приведённого выше, которые позволяют думать, что ответ Вольтера де Роану в опере был гораздо злее и остроумнее.
Согласно первому варианту, Вольтер сказал: «Я начинаю свою фамилию, а вы свою кончаете».
Во втором утверждается, что Роан обратился к поэту без частицы «де» и опустив обязательное «месье». На вопрос Вольтера, почему он это сделал, кавалер презрительно заявил:
— Потому что вы присвоили себе фамилию, которая вам не принадлежит.
Разящий ответ последовал незамедлительно:
— Зато я ношу свою фамилию, между тем как вы раздавлены тяжестью своей.
В третьем случае Вольтеру приписываются слова:
— Я не волочу за собой своей великой фамилии, а делаю честь той, которую ношу.
Как можно судить по отзывам современников, кавалер де Роан был глупцом, — трусливым, но набитым спесью. Передают, что однажды кто-то насмешливо спросил его, не король ли он (фамилия Роан созвучно французскому «руа» — «король»), на что Роан важно ответил: «Я не король, но удостаиваю быть принцем». За свою заносчивость он получил кличку Журдена (из мольеровского «Мещанина во дворянстве»).
Как мы видели, Вольтер рассчитывал, что герцог де Сюлли засвидетельствует нанесённое ему оскорбление. И, конечно, нежелание титулованного покровителя поэта помочь наказать его обидчика объяснялось не тем, что герцог спешил в оперу. Аббат Комартен прокомментировал историю с избиением Вольтера так: «Дворяне были бы несчастны, если бы у поэтов не было плечей для палок». Вольтер был известный поэт, но он не имел титула — значит, он был ничем. Вот почему вельможи, покровительствовавшие его таланту, не увидели ничего из ряда вон выходящего в поступке кавалера де Роана: он только поставил на место дерзкого «парвеню», выскочку. Принц Конти (кстати, воспетый Вольтером в стихах) острил: «Удары были плохо даны, но хорошо приняты».
Вольтеру пришлось самому отстаивать свою честь. Он послал де Роану вызов на дуэль и спешно стал брать уроки фехтования. Доблестный кавалер принял вызов, но одновременно известил об этом власти, ссылаясь на то, что не хочет нарушить закон, запрещавший дуэли.
5 февраля 1726 года государственный секретарь граф Морепа приказал комиссару полиции Эро «из предосторожности арестовать избитого людьми кавалера де Роана Вольтера».
У Вольтера оставалось последнее оружие — слово. В письме к министру Морепа, получившем широкую известность в Париже, он язвительно писал: «Я скромно добивался возможности быть убитым храбрым кавалером де Роаном, воспользовавшимся прежде ударами шести лакеев (здесь, как мы видим, Вольтер расходится с Матье Маре. — С. Ц.), которых он мужественно выставил вместо себя. Всё это время я стремился восстановить не свою честь, но честь г-на Роана де Шабо, что оказалось весьма трудно… Был бы очень рад доказательству обратного, но сознаю, что всю свою жизнь проведу в Бастилии, куда меня заточили».
В последнем утверждении поэт, к счастью, оказался неправ. 5 мая того же года он получил свободу и разрешение уехать в Англию. Позже Вольтер ещё раз попытался получить удовлетворение от кавалера де Роана, для чего приехал из Лондона
