Лужков и его подручные использовали средства города, как им вздумается. В 1999 году они также манипулировали городскими деньгами, как и в 1992 году, – ворошили бюджет, как собственный карман. Чтобы повысить доплаты к пенсиям – черпнули из статьи бюджета, согласно которой выплачивались детские пособия (34,5 млн рублей). А ведь были у Лужкова деньги, полученные сверх бюджета! Не стал мэр трогать заветные неподконтрольные средства, укрытые даже от взора своих мосгордумских марионеток. Эти деньги идут, например, на досрочную выплату долгов банку «Возрождение» (что эквивалентно передаче кругленькой суммы наличными, которую легко вычислить по методу «приведенной стоимости»). Огромная сумма ушла в Департамент продресурсов – давнюю плодоовощную любовь Лужкова (еще со времен «Мосагропрома»).
Главный козырь в «относительно законных схемах отъема денег», которые применял Лужков со своей шайкой, – постоянное занижение планов по доходам и постоянное недорасходование средств. В 1999 году выполнили доходную часть на 128 %, расходную – на 88 %. Например, на закупку медикаментов расходы выполнены на 47 %, на стипендии (радуйтесь, студенты!) – на 35 %.
И в дальнейшем Лужков собирался заниматься не конкретными делами, а пускать пыль в глаза. Вывод газовых труб из подвалов планировался в 8 раз ниже нормативной, замена газовых плит – в 17 раз меньше нормативной, замены лифтов – в 5–7 раз ниже нормы, финансирование капремонта отстало от нормативной в 20 раз. Иными словами, Лужков превращал Москву в трущобы («Мир за неделю», № 6, 2000, с. 5), которые должны были хорошо просматриваться из окон 60 (шестидесяти!) небоскребов, которые мэр планировал расставить вдоль «третьего кольца» столицы.
Логично, что олигархический монстр, главой которого стал Лужков, предпринял попытку захвата высшего поста в государстве.
Президентский марафон для Лужкова начинался при полной атрофии здравого восприятия действительности и предельной неэффективности при создании партии Лужкова – объединения «Отечество». Целый ряд обстоятельств, который должен был бы охладить пыл Юрия Михайловича, в силу специфики его натуры и политической судьбы им самим не осознавались. Он не понимал, что результаты выборов 1996 года фальсифицированы, и реальная поддержка москвичей значительно ниже полученных результатов. Он не хотел знать, что партийные выборы и выборы мэра – вещи разные. Новая партия без серьезных оснований потеснить старые не сможет. На новизну у Лужкова всегда был дефицит. Да и не всякая новизна привлекает внимание и голоса.
Лужкову казалось, что на него в обществе меньше негативной реакции, чем на других потенциальных наследников Ельцина. Может быть, он верил социологии и ее весьма неточным данным. На самом деле Лужков был наиболее уязвим именно потому, что тогда его никто еще всерьез критиковать не начал. Его имидж еще только пробовался на прочность распространением небылиц про «русский фашизм», якобы обосновавшийся в Москве. Серьезный компромат на него накануне президентских выборов был еще в резерве. Кроме того, выращенные Лужковым олигархи уже имели собственные обособленные интересы. Гусинский, например, ориентировался одновременно и на Черномырдина и Явлинского и даже позволил перемыть Лужкову косточки на подконтрольном ему НТВ. Что до столичных и центральных газет, то Лужков их не контролировал в той степени, чтобы монополизировать информационное пространство. Да и в регионах центральные газеты практически перестали читать. В самой столице чтение газет стало скорее развлечением, чем поиском мотивов для решения вопроса о поддержке того или иного кандидата на выборах.
Политический вес Лужкова во многом был основан на его проельцинских позициях, на особых отношениях с одряхлевшим президентом. Зная, что Ельцин уйдет, Лужков, тем не менее, не мог позволить себе резкую критику без ответных залпов ельцинской команды, которая планировала поставить у власти свою марионетку.
Репутация хорошего хозяйственника была создана Лужковым в основном за счет эксплуатации старой номенклатурной системы управления, которая оказалась более эффективной, чем либерал-демократическая. В то же время, эта система в течение многих лет продолжала расширять пропасть между бюрократией и обществом. Именно поэтому в Москве не было практически ни одной общественной организации городского уровня, а у Лужкова не было опоры вне бюрократической системы. Великолепно пользуясь номенклатурно-бюрократическими методами управления, Лужков был не в состоянии понять, что они абсолютно непригодны в выборной президентской кампании.
Наконец, Лужкову было нечего предложить избирателям, у него не было политического мировоззрения, приличного для публичного оглашения. Хаотичные наскоки (вроде возмущения по поводу действия латвийских властей против русского населения или участие в митинге в Севастополе) скорее вызывали удивление, чем будили у кого-то симпатии. А «народный» стиль лужковских выступлений и писулек совершенно не трогал народ, лишь предлагая интеллектуалам поводы для обсуждения свойств этой совершенно нелепой фальши.
Уже в самом начале борьбы за будущие голоса Лужков потерял значительную часть патриотического электората, который был проинформирован об особых отношениях Лужкова с еврейским лобби. Лужков был ближе к еврейскому меньшинству, чем к русскому большинству. И декларировать нечто против такой «диспозиции» он не решался. Расчет был лишь на неосведомленность избирателя. Коммунисты Лужкова тоже очень точным ходом отрезали от своего электората – тестом по поводу памятника Дзержинскому, который Лужков отказался восстанавливать на прежнем месте на Лубянской площади. От «реформаторов» Лужков отсек себя по личной инициативе – уж очень они были непопулярны. То есть, «отец нации» из него явно не получался. Вместо одного врага («реформаторов») у него появилось много врагов. Здесь он проигрывал даже Черномырдину, и уж заведомо – Примакову. Позднее ему пришлось пойти на альянс с Примаковым и даже признать его первенство в блоке «Отечество – Вся Россия». Планируемый успех на парламентских выборах пришлось разделить с Примаковым, потом полностью сдать ему президентский проект и, наконец, сесть в одну лужу на выборах: Примаков даже не стал кандидатом в президенты.
Конечно, Лужков мог рассчитывать, что его признают меньшим злом, чем все остальные кандидаты в президенты, негативные стороны биографий которых хорошо известны. Но и у Лужкова тоже был фундаментальный недостаток – его считали столичной штучкой, чуть что бегающей в Кремль. Региональные политики были не прочь поживиться за счет Москвы, но перспектива получить Лужкова в качестве президента их пугала. Ведь у Юрия Михайловича не было опыта работы в регионах, его команда за малым исключением – сплошные москвичи. Усиления московского отряда олигархии, которая и без того захватила в стране очень многое, никого не прельщала. А потом Путин и вовсе стал бороться с этим спекшимся кублом, выставив против него «питерцев» – постельцинский отряд олигархии.
Сильной стороной многих политиков ведущей группы являлся определенный опыт избирательных кампаний. У Лужкова и его команды такого опыта не было. Выборы в Москве – не в счет. В них настоящей схватки на равных не допустили. На президентских выборах такая схватка ожидалась вне всяких сомнений. И вот в эту схватку Лужков пошел с прежним окружением, мнящим, что все можно купить или развернуть в нужную сторону чисто административными рычагами.
Другие кандидаты в президенты пользовались услугами независимых профессионалов, испытанных в боях по всей стране. Они не были обременены ни должностными обязанностями, ни сворой бюрократической обслуги. Уже хотя бы по этой причине Лужков проигрывал старт избирательной кампании безоговорочно. Это особенно отчетливо показал процесс создания организации «Отечество», запоздало и нелепо всплывшего на поверхность политической борьбы. Вздох «Наконец-то!» не состоялся. Родилась обычная партия, судьба которой в лучшем случае – небольшая парламентская фракция. Так и вышло – как ожидалось.
В большинстве субъектов Федерации оргкомитеты по формированию региональных отделений «Отечества» и делегаций на учредительный съезд прошли под полным контролем местной администрации. В некоторых регионах руководство захватили бывшие представители НДР. Занять руководящие должности торопились и те администраторы, которым вскоре предстояло подтверждать свой статус на выборах, поэтому требовались и дополнительные финансовые средства, и аргументы в свою пользу. Судьба «Отечества» в целом их ни в коей мере не волновала. К моменту проведения учредительного Съезда имелось 24 «конфликтных» региона, где сформировано более одного регионального отделения. В национальных республиках союз с политиками, ущемляющими права русского населения (прежде всего, Адыгеи, Якутии и Татарстана), безусловно, отталкивал от «Отечества» русское большинство. Патриотизм движения в целом становился фикцией.
