- Вы тоже ранены, Кузьма Лукич? - встревожилась Татьяна.
- Сначала его, - жестом остановил ее Воротынцев.
С Гешки осторожно сняли обувь и одежду, положили его на кушетку. Татьяна не успела еще как следует осмотреть пострадавшего, когда помполит заторопился на выход.
- Куда же вы, Кузьма Лукич? - заволновалась Татьяна, не зная, как ей поступить.
- Мне надо в трюм!
- Но вам нельзя! У вас кровотечение! Надо сделать обеззараживание и перевязать!
- Потом, доктор, потом! - на ходу отмахнулся здоровой рукой Воротынцев.
Едва за ним хлопнула дверь, как в коридоре послышался шум, женский истерический крик. В лазарет ворвалась растрепанная Лида.
- Геша! Гешенька! - голосила она. - Что с ним? Его убило?
Татьяна заступила ей дорогу в процедурную.
- Успокойся, Лида. Ничего страшного не случилось. Ему оказывается помощь.
- Неправда! Вы обманываете меня! Он умирает!
- Он будет жить, - взяв ее за плечи и повернув к выходу, сказала Татьяна. - Идите и успокойтесь, вам нельзя волноваться, - машинально перейдя на "вы", тихонько выпроваживая буфетчицу из лазарета, говорила она.
Аврал в трюмах продолжался еще более двух часов. Только когда груз был дополнительно раскреплен от бортов и ящик от ящика прочными сосновыми брусьями и перестал "дышать", то есть раскачиваться на ослабших креплениях, помполит Воротынцев снова заявился в лазарет.
- Царапнуло чуть-чуть, - поморщился он, освобождая поврежденное плечо. - Помажьте чем-нибудь, доктор, чтоб не зудело.
- Ничего себе царапнуло! - ахнула Татьяна. - У вас же тут все синё. Сильный ушиб плечевого сустава. Придется вам, Кузьма Лукич, походить с рукой на перевязи. Буду накладывать вам рассасывающие компрессы.
- А чем же я буду за стенки держаться? - попытался улыбнуться помполит.
- Держитесь одной рукой. И не всю жизнь же будет продолжаться эта сумасшедшая болтанка!
- Ладно, потерплю. А как дела у Некрылова?
- У него перелом ключицы, множественные ушибы, возможны внутренние кровоизлияния. Еще большая гематома на затылке, под ней может быть повреждение затылочной кости. Но все это надо смотреть рентгеном, я могу лишь догадываться, - нахмурилась Татьяна. - Не исключено и сотрясение мозга.
- Будьте внимательны, Татьяна Ивановна, - просяще глянул на нее Воротынцев. - Мы должны привезти его домой живого и здорового. Его мать ждет.
- Сделаю все, что в моих силах.
После того как Татьяна впрыснула рулевому камфору, поднесла к носу смоченную в нашатыре ватку, матрос пришел в сознание. Мутным взором обвел вокруг себя, судорожно попытался подняться.
- Куда ты! Лежи. Нельзя тебе шевелиться! - придержала его Татьяна.
- Подвел я экипаж, Татьяна Ивановна, - побелевшими губами прошептал Гешка. - Рот раскрыл, и пришмякнуло... Теперь нагорит за меня всем...
- Ты молодец, Гешенька, настоящий герой, - положила руку ему на лоб Татьяна. - Скажи, что у тебя болит?
- Сердце щемит, - прошептал матрос.
- Сердце перестанет, оно у тебя молодое, здоровое. А голова не кружится? Тошноты нет?
- Ничего нет. Только дряблый я весь какой-то стал, будто творожный.
- Слабость пройдет. А так у тебя все в порядке: руки-ноги целы. Помяло только малость. Но до свадьбы все заживет!
- Вы Лиду не пускайте ко мне, Татьяна Ивановна. Ладно? Не надо ей меня такого видеть...
- Хорошо, Гешенька, хорошо!
Чуть позже с мостика к ней спустился капитан. Выслушав ее объяснения, помолчал, повздыхал.
- Медицинской помощи сейчас просить бесполезно. Никто к нам в такую погоду не подойдет. Стихнет немного, запросим пароходство, может, устроят заход в Пуэнт-Нуар в Конго или в Лагос, в Нигерию, положим Некрылова в госпиталь.
- Жалко его оставлять в чужой стране, Семен Ильич.
- Коли жалко, лечите как следует, чтобы не пришлось оставлять. Покажите теперь, на что способны, - невесело улыбнулся капитан.
Глава 17
Умело сманеврировав, эскадра разошлась с циклоном, но и отроги его развели семибалльную океанскую волну. Острым форштевнем "Горделивый" распарывал надвое катящуюся навстречу зеленую водяную глыбу, и она обессиленно сникала у него за кормой. Только время от времени перед кораблями вставали на дыбы такие громады, которые они не успевали смять и рассечь. Хлесткими ударами эти валы, окрещенные девятыми, сотрясали корпуса крейсеров и больших противолодочных кораблей.
На мостике ракетоносца стало как-то теснее и неуютнее. Люди с трудом сохраняли равновесие, удерживаясь за тумбы приборов, а командир эскадры не сидел, как обычно, в кресле, он стоял возле лобового стекла, ухватясь за поручень, широко расставив ноги.
- Как прогноз, командир? - спросил он.
- Обещают улучшение, товарищ контр-адмирал, - ответил Урманов. Ветер в самом деле стихает, сигнальщики намеряли пятнадцать метров.
- Выйди мы чуть раньше, нам бы тоже досталось на орехи, - вслух рассуждал командир эскадры. - Не завидую тем, кого он прихватил, - словно о живом существе говорил он о прошумевшем над Атлантикой циклоне.
Палубной команде разрешили выйти наверх, проверить, не натворили ли чего волна с ветром.
- Боцман, - запросил по трансляции Урманов. - Как шлюпки и катера?
- В порядке, товарищ командир, - откликнулся тот. - Только с правой шестерки сорвало чехол...
- Кто крепил по-штормовому?
- Лично я, товарищ командир.
- Ясно, боцман. Спишем за ваш счет. Такелаж в норме?
- Шлюпбалки, тали выдержали.
- Отлично.
На мостик поднялся взъерошенный замполит.
- Сполоснуло меня, не увернулся, - кивнул он на мокрые свои следы. Все боевые посты прошел, Сергей Прокофьич, - вполголоса, чтобы не услышал контр-адмирал, доложил Валейшо. - Укачались немногие. Большинство молодых держатся молодцами. Особенно котельные машинисты.
- Добро, - откликнулся командир. - Осталось немного. Шторм утихает, прогноз дают хороший.
Но дальнейшие события спутали расчеты Урманова. Был принят циркулярный сигнал бедствия. Помощь просило какое-то судно, находившееся милях в пятидесяти от кораблей эскадры.
Урманов доложил радиограмму спустившемуся в каюту командиру эскадры:
- Тонет какой-то испанец. Наш курс туда почти всю дорогу лагом к волне. Замотает Вусмерть, Андрей Иванович.
- Ничего не поделаешь, командир, морской закон! Предупредите личный состав, снова вооружите штормовые леера и карабины. Зря рисковать не будем...
Сделав кульбит на бортовой волне, "Горделивый" резко изменил курс. Словно обрадовавшись его маневру, снова взъярились и забесновались, сшибаясь с размаху упрямыми лбами, крутые валы.
- Внимание экипажа, - разнесся по всем внутренним помещениям чуть глуховатый, властный голос командира, - идем на помощь иностранному судну, терпящему бедствие. Курс невыгодный, возможна сильная качка. Быть внимательными на боевых постах и у механизмов!
Потом Урманов навестил в лазарете инженера-механика Дягилева. Тот лежал порозовевший и повеселевший, хотя все еще был пристегнут ремнями к койке.
- Как дела, Алексей Михайлович? Выглядишь на четыре с плюсом!
- Заживает все как на бобике, Сергей Прокофьевич. Подняться хочу, да эскулап не дает, - покосился он на вставшего при входе командира Свиря.
- Теперь он твой командир, - улыбнулся Урманов. - Слушайся и повинуйся. Торопиться тебе нет резона, Павел с делами вполне справляется.
- Вот я и боюсь, что вы его на штат, а меня куда-нибудь на бережок, на сухое место! - приподнял голову с подушки Дягилев.
- Такими кадрами не разбрасываются! - рассмеялся командир, присаживаясь возле койки. - Я вот зачем пришел, Михалыч, - поправив одеяло, сказал он. - Чуешь, швырять сильнее стало? Бедолагу испанца выручать идем. Часа четыре так шлепать. Ты смотри не стесняйся, плохо будет - говори начмеду, будем включать успокоители качки.
- За кисейную барышню меня считаешь, Сергей Прокофьевич? - обиженно сморщился инженер-механик. - Песок из Дягилева сыплется, подушечку пора ему под заднее место подкладывать!
- Брось ты, Михалыч! У тебя же пробоина в животе. Растрясет срастется не так, как надо.
- Ладно, иди командуй. Мы тут с доктором сами разберемся... - сердито пробурчал Дягилев.
- Что он, идиот, что ли, этот испанец? - возмущенно говорил на мостике старший помощник Саркисов. - Двое суток по радио долдонили на всех языках штормовое предупреждение. Укрыться они, что ли, не могли?
- Разные бывают обстоятельства, - вступил в разговор помфлагштур Стрекачев. - Я вот три года матросом на спасателе отплавал. Всякого насмотрелся. Иной такой посудине давно на слом пора, а ее через моря-океаны гоняют. Экспертные акты, регистровые свидетельства - все у господ капиталистов продается-покупается.
- Трудная служба у спасателей? - спросил лейтенант Русаков, уважительно глянув на штабного офицера.
- Вот там самые настоящие моряки! Что ни ураган - то им работа. Не знают ни праздников, ни воскресений. Помню, однажды ржавого турка дважды на одной неделе с камней снимали. Шкурой рисковали, а то невдомек, что капитан нарочно на мель пер, чтобы страховую премию за свою старую калошу получить...
