На сцену выплыло правительство Курганского, претерпевшее еще большую пытку.
Доброволия с ехидной радостью созерцала кубанские нестроения, сама старалась сатанить и раздувать их возможно более, чтобы создать повод для хирургической операции больного государственного тела Кубани.
Особенно зорко следила великая и неделимая за действиями кубанской делегации, отправленной на Версальскую конференцию. В состав ее входили черноморцы и линейцы, возглавлял же ее Л. Л. Быч, лидер «хведералистов».
В апреле он писал Раде:
«В Италии я имел встречу с некоторыми политическими деятелями, а также с главою «общества вывозной торговли на Восток», который заинтересован Кубанью и говорил о налажении товарообмена. В Париже много представителей России. Часть их, под председательством кн. Львова, образует русское политическое совещание; другая часть — республиканская лига. Истинное положение дела мало известно французам. Там делят русских на революционеров и контр-революционеров, причисляя к первым большевиков, ко вторым — остальных. О казаках, как народе, ничего не знают и представляют их чем-то в роде жандармов. Благодаря чрезвычайному усилению демократических течений, во Франции разговаривают только с тем, чья политическая физиономия не вызывает сомнений».[222]
В Париже же некоторое время подвизалась и донская делегация, во главе с ген. Свечиным и Герасимовым, отправленная еще при Краснове. Но она скоро поняла, что здесь ей нечего делать. Падение Краснова и перемена отношений с Доброволией заставили Дон отказаться от ведения самостоятельной иностранной политики.
Ген. Свечин вернулся в Новочеркасск. 28 апреля он сделал доклад о своих парижских впечатлениях. Какую роль играли в Париже многочисленные «представители России», видно хотя бы из отзыва Свечина о Б. Савинкове:
— Савинков крайне энергичный человек, работоспособный, не брезгающий для общего дела часами выстаивать в передних видных французских политических деятелей.
Доброволия отправила свою делегацию в Париж несколько позже, уже после признания Деникиным адмирала Колчака верховным правителем России. В состав делегации входили: ген. A.M. Драгомиров (глава особого совещания), бывший московский городской голова Астров, старый дипломат Нератов и проф. Соколов, глава Освага.
16 июня ген. Драгомиров, в беседе с корреспондентом парижской газеты «Echo de Paris» заявил, что он работает в Париже совместно с представителями Колчака, Сазоновым и Маклаковым; что положение Добровольческой армии сейчас блестящее; что войска Деникина держат фронт на протяжении 1500 километров, владеют семью губерниями и тремя казачьими областями, т. е. около 1/7 части России с сорока миллионами населения.[223]
Кубанская делегация ни до приезда Драгомирова, ни после не думала покидать Париж, даже не взирая на то, что в ней царило разногласие. «Вечные интриганы», — так звал кубанцев П. Р. Дудаков, товарищ председателя Донского Круга, — перегрызлись и в Париже. Делегация превратилась в маленькую Раду, демонстрируя перед русскими кругами кубанские порядки.
— Я проклинаю тот час, в который согласился войти в состав парижской делегации.
— Я не дождусь дня, когда выйду из тяжелого положения члена делегации.
— Я вышел из состава делегации, чтобы снять с себя ответственность за ту пагубную политику, которую ведет группа, возглавляемая Бычем.
Так писали «наши» из-за границы своим товарищам, членам Рады, в Екатеринодар, где «Вольная Кубань» перепечатывала их вопли и преподносила широкой публике.[224]
В середине мая часть делегации вернулась на Кубань.
Выводы ее были безотрадные.
— В борьбе с большевиками мы должны рассчитывать только на самих себя и потому не должны брать на себя непосильных задач, — сказал делегат Белый.[225]
Это, видимо, была точка зрения «хведералистов». Их глава в Париже начал добиваться «спасения Кубани» через признание ее Европою за особое государство, как Грузия, Латвия и проч., которые, по мысли эс-эров, соединятся с Россией путем сговора.
В июле, по сообщению «Вольной Кубани», парижская газета «La republique Russe» опубликовала меморандум кубанской делегации, за подписью Быча, следующего содержания:
«Для того, чтобы теперь же укреплять в России начала демократии и свободы, нужно федеративные части теперь же признать государственными образованиями. Необходимо, чтобы народы этих будущих государств почувствовали необходимость единения не под давлением вооруженной силы, но при полной самостоятельности, при ясном осознании необходимости политического, а особенно экономического их союза. А потому Кубань, как фактическое суверенное государство, должна быть принята в Лигу Наций и иметь своих представителей на мирной конференции».[226]
Эс-эры собирались восстанавливать Россию по этапам, сначала диференцируя, а потом интегрируя отдельные области. Самостийничество эс-эрствующего Быча окончательно разложило Раду и принесло непоправимый вред белому стану, ничуть не меньший, чем реставраторские замашки Доброволии.
«Вечернее Время» потешалось над кубанской делегацией в Париже, печатая забавные фельетоны о том, «Как живет и работает в Париже Л. Л. Быч». Агенты вездесущего Освага задались целью дискредитировать вообще Раду в глазах населения Кубани. Они, наконец, до того обнаглели, что не допускали в кубанские станицы даже кубанской правительственной газеты.
— 11 сего июня, — доносил из станицы Крымской Дим. Ив. Чуб, контрагент «Вольной Кубани» — здешний начальник Освага, капитан Осипов, отобрал у меня получаемую от вас газету «Вольная Кубань», заявив при этом, что она — анархическая, и если я буду продавать ее, не представив предварительно на цензуру ему, кап. Осипову, то он посадит меня на три месяца в тюрьму. Когда же я начал протестовать и указывать, что «Вольная Кубань» — газета правительственная и никакой цензуре не подлежит, он хотел сейчас же дать мне двадцать пять плетей, и только заступничество присутствовавших при этом станционных жандармов Гальцева и Мягкого спасло меня от истязаний. Продавать газету при таких условиях не могу.[227]
Наконец, начались нападения на членов Рады. В мае неизвестные лица ночью в течение сорока минут обстреливали квартиру «хведералиста» П. Л. Макаренко, того самого, который еще зимою разорялся по адресу «единонеделимцев»:
— Пусть уберутся прочь с Кубани все те, которые ездят сейчас по свету и провоцируют, кричат о каком-то фронтовом и тыловом казачестве. Это старый, испытанный метод: разделяй и властвуй.[228]
«Вольная Кубань», хотя и не разделяла домогательств «хведералистов», но, отстаивая автономию, горячо протестовала против вмешательства «единонеделимцев» в кубанские дела.
«Вороньё!» — титуловала она эту публику, которой посвятила неважные стихи под тем же заглавием:
На Кубань, как и на Дон,
С краев разных и сторон
Налетело очень много
Подозрительных ворон.
Прилетели пообедать,
Захотели поразведать,
Потихоньку говоря,
Не хотят ли здесь царя.
И нередко эти птицы
Залетают и в станицы,
Перед темным нашим людом
Агитируют повсюду,
И везде, где только можно,
Намекают осторожно,
Между прочим говоря,
Все про то же, про царя.
— «Лучше было при царе-то!
Войско было как одето!
Оттого бедны так стали,
Поздно это все поняли.
Вот когда-б он согласился,
На престоле утвердился,
Все бы мирно зажило,
И станица, и село».
— «Но позвольте, говорили,
Ведь царя же убили
И давно его в сырую
Землю-матушку зарыли».
— «Этим слухам вы не верьте:
Спас господь его от смерти,
Пожалел бог, видно, нас
И царя от смерти спас».[229]
— «Хлеб Кубани ешь, а Раду режь», — создалась теперь пословица. Пугать Раду считается шиком, помня, что за богом молитва, а за Освагом служба не пропадает. И это благодарность за тот прекрасный казацкий хлеб, который, правда, непрошенные, но все же любезные петроградские гости с таким аппетитом кушают на Кубани», — сетовал официоз.[230]
Увы! Раду поносили не только пришельцы.
Атаман Лабинского отдела тоже воспретил продажу газеты своего правительства.[231]
Генерал Шкуро, как сообщала черносотенная «Кубанская Земля», 17 сентября 1919 г., при чествовании его в Баталпашинске, где он отвалил от своего партизанского заработка малую толику на издание местной газеты «Эльборус», сказал во время пира:[232]
