Иван Калинин - Русская Вандея

— Долой добровольцев!

Агитация против Деникина, особого совещания и черносотенцев была, как нельзя более, на руку станичникам, не желавшим итти на фронт. Уклонение от фронта теперь приобретало характер протеста против «единонеделимческого» засилья и произвола.

— Не пийдем ковати соби кайданы!

Из станиц посыпались приговоры, в которых излагались требования немедленно сформировать Кубанскую армию, наподобие Донской, для защиты Рады и правительства; изгнать монархические элементы, особенно лиц, причастных к высшим сферам павшего самодержавного строя, и т. д.

Террористический акт вызвал азарт политических страстей.

Когда агитация против Добровольческой армии перекинулась в станицы, и без того полные дезертиров, Осваг спохватился и начал муссировать слухи, что будто бы убийство Рябовола — дело большевиков, которым на руку усиление внутренней борьбы в белом стане. Потом, когда стало известно, что Рябовол убит после прогулки по Ростову с дамой, приплели романтическую подкладку. Политика, мол, не играла никакой роли в гибели Рябовола.

В белом стане в это время подвизался сомнительный герой дворца Юсупова и несомненный шут Таврического дворца — В. М. Пуришкевич. Круг гнал его из Ростова, Рада — из Екатеринодара. Тут и там казачьи демократы затыкали ему рот. Зато он вволю писал.

Такое крупное событие, как убийство Рябовола, не могло не вдохновить Володю. В ростовской сверхпогромной газете «На Москву», достойной Пуришкевича, он посвятил ростовскому кровопусканию стихотворение «Кубань и Рада», вполне достойное этой газеты:

«Следствие по делу об убийстве Рябовола находится в надежных руках донских органов власти. Убийство совершено на территории Дона и строжайшее расследование уже производится донским правительством. Следы преступления уже найдены. Есть уже арестованные», — сообщала «Вольная Кубань» через несколько дней после убийства.

Но кубанский официоз ошибался. Донское правительство, как таковое, палец о палец не стукнуло, чтобы разыскать убийц Рябовола. Следствие же, действительно, производилось судебным следователем по особо важным делам г. Павловым, не казакоманом, не политиком вообще, а добросовестным судебным работником.

Вот что ему удалось установить.

Прибыв в г. Ростов вместе с И. Л. Макаренко и другими кубанскими делегатами, Рябовол остановился в лучшей гостинице «Палас-Отель», на Таганрогском проспекте. Эта гостиница, к слову сказать, находилась на особом положении. Номера в ней отводились не иначе, как с разрешения ростовского генерал-губернатора ген. Семенова. Этот бывший пристав обратил «Палас-Отель» в «единонеделимческий» притон.

Тут кишел целый муравейник, обитатели которого, однако, не отличались трудолюбием. Тут изящные дамы и шикарно одетые мужчины соперничали друг с другом белизною кожи и блеском бриллиантов чистой воды. Тут очень часто слышалась французская и английская речь вперемежку с еврейским жаргоном и гортанным криком восточных людей.

Нигде, как в «Паласе», знаменитый жандармский генерал Комиссаров обдумывал планы новых провокаций. Место икаевской «контр-разведки» здесь теперь заняли разные штабы таинственных добровольческих отрядов особого назначения. Тут же свили себе гнездо правления монархических организаций.

В этих учреждениях служили и работали несколько потрепанные гвардейцы, подчас представители лучших аристократических фамилий. Боязнь фронта заставляла их искать покровительства у бывших околоточных и жандармских ротмистров.

Прибытие таких знаменитостей, как кубанские «хведералисты», сразу обратило на себя внимание матерых обитателей «Паласа». Графини и баронессы фыркали при встрече с ними. Гвардейцы, с царскими вензелями на погонах, чуть-чуть не бросались на них в атаку.

Макаренко, почувствовав какую-то неуловимую слежку за кубанскими делегатами, поспешил переехать из этого вертепа к своим знакомым.

13 июня, уже с полудня, в коридоре второго этажа гостиницы, близ номера Рябовола, появилась группа из трех неизвестных, одетых в военную форму. Из их среды выделялся высокий, в белой куртке, с обмотками на ногах.

При том водовороте, который образовался тогда в гостинице, переполненной военными, никто не интересовался, чего ради они торчат в коридоре.

Вечером к Рябоволу зашли Макаренко и командир «волчьего» дивизиона есаул Колков, лечившийся в Ростове от ран. Предводитель «волков» познакомил Рябовола со своей приятельницей, г. Хатимской, только-что приехавшей из Екатеринодара и остановившейся в том же «Паласе».

Компания отправилась ужинать в садик при гостинице. Во время ужина Макаренко заметил, как высокий человек, в белой куртке, появившись со стороны веранды, направился было к их столику, но, встретившись с ним глазами, остановился, постоял немного и ушел внутрь гостиницы.

Часов около двенадцати ночи компания перешла пить кофе в номер Рябовола. Таинственная же группа из трех лиц все еще расхаживала по коридору, исчезая и снова появляясь на том же месте. Время от времени они заходили в номер, который занимала группа гвардейских офицеров и где происходила шумная пирушка. Среди пировавших был молодой граф Илларион Воронцов-Дашков, внук бывшего наместника на Кавказе.

В третьем часу ночи есаул Колков уехал в лазарет имени ген. Шкуро; там он лечился. Макаренко ушел домой еще раньше. Рябовол и Хатимская, усадив подвыпившего Колкова на извозчика, немного прогулялись возле гостиницы.

— Какая досада! — спохватилась вдруг дама. — Утром, когда я по приезде пошла в ванную, отдала Колкову свои бриллианты, а потом забыла взять. Как бы он, подвыпив, не потерял их в лазарете. Там и украсть могут.

— Тогда самое лучшее съездить в лазарет к Колкову, пока он еще не заснул, — предложил Рябовол.

Они отправились в лазарет, сев на извозчика. По дороге их обогнал прекрасный, с черным верхом, автомобиль, в котором сидело два человека. Как потом было установлено, этот автомобиль появился возле гостиницы с наступлением темноты и дежурил, кого-то, видимо, поджидая.

Когда Рябовол и Хатимская, получившая от Колкова свои бриллианты, возвращались в гостиницу, автомобиль снова обогнал их; при приближении извозчика к «Паласу» он уже пыхтел на прежнем месте.

За несколько минут до возвращения этой четы, комиссионер Адриан Коврижкин, неизвестно почему оставшийся на ночь в вестибюле гостиницы, отправился во второй этаж, где сидела компания из трех лиц. Он поманил к себе того, который был одет в белую куртку, пошептался с ним и повел его вниз в вестибюль. Невольным свидетелем этих действий Ков-рижкина оказался ночной сторож гостиницы, старик Цыгоев, тихо сидевший на диване в коридоре третьего этажа и глядевший вниз.

Расплатившись с извозчиком, Рябовол и Хатимская подошли к парадным дверям. Обычно открытые в течение всей ночи, они на этот раз были закрыты. Кем — следствие не установило с точностью.

Швейцар Губин спал. Его подручный, мальчик Терников дремал. Зато бодрствовал Коврижкин. Услыхав звонок, он растолкал мальчика, который направился к двери.

В тот момент из глубины вестибюля, со стороны лестницы во второй этаж, внезапно появился неизвестный высокого роста, в белой куртке, оттолкнул Терникова и сам открыл дверь. Пропустив мимо себя Рябовола и Хатимскую, он вдруг выхватил браунинг, сделал несколько шагов вслед за Рябоволом и дважды выстрелил в него.