Многие потом писали, что премьер-министр уже ни во что более не верил и ни на что не надеялся и лишь по инерции говорил о необходимости и возможности сопротивления. Когда «последний оптимист Республики» Альварес дель Вайо сообщил ему, что Уинстон Черчилль переменил отношение к республиканцам и сменил гнев на милость, когда-то бодрый и жизнелюбивый Негрин скорбно ответил: «Слишком поздно».
Скорее всего, Хуан Негрин искал повод для вынужденного ухода, поскольку добровольной отставки не допустили бы коммунисты. Из их опубликованных уже в наши дни тайных партийных отчетов видно, что в Эльде постоянно находились два-три члена ЦК компартии с охраной, неотступно наблюдавшие за главой правительства, их в свою очередь «курировал» фактический глава испанской компартии — уполномоченный Коминтерна — Тольятти со своей охраной.
Впрочем, многие коммунисты уже видели, что война проиграна, и готовились к бегству. Лидер партии Хосе Диас уже в 1938 году выехал во Францию, откуда был отозван в СССР — «на лечение». С января 1939 года на небольшом аэродроме в окрестностях Аликанте, находившемся в распоряжении исключительно компартии, «на всякий случай» дежурили три пассажирских самолета с полными бензобаками и со сменными экипажами, постоянно готовыми к взлету. Однако Негрина коммунисты не отпускали.
«Случай» явился раньше, чем предполагали многие свидетели испанской драмы. 27 февраля правительства Англии и Франции официально признали Франко и разорвали дипломатические отношения с Республикой. Их примеру очень скоро последовали многие мелкие государства. Не сделали этого только СССР, США, Мексика и Швеция, хотя госдепартамент в тот же день официально сообщил, что «изучает вопрос о признании генерала Франко». Советские газеты осудили «буржуазную политику капитуляции перед диктаторами».
Днем позже вышел в отставку с президентского поста Асанья, уже месяц находившийся за пределами Испании — в Швейцарии. Крупнейшие газеты Запада комментировали: «Отсутствие г. Асаньи делает правительство Негрина противозаконным и антиконституционным… Есть надежда, что это обстоятельство положит конец испанской гражданской войне».
В такой обстановке Негрин 1 марта провел в Альбасете совещание высшего командования. Коммунистов на нем не было. Генералы Менендес из Армии Леванта и Эскобар (Эстремадурская армия) с оговорками поддержали продолжение войны. Но три командующих сухопутными войсками и руководитель флота адмирал Буиса решительно поставили вопрос о прекращении борьбы. Адмирал открыто пригрозил, что, если «почетного мира» в кратчайшее время не будет, флот уйдет за границу.
Остатки кортесов в Париже тем временем поступили по положениям конституции — они попросили Мартинеса Баррио стать временным президентом республики. 2 марта тот согласился, но поставил условие: совет министров должен поспешить с заключением «достойного мира». От Негрина, следовательно, требовали возобновить усилия там, где он терпел одни поражения — в примирении испанцев. Между тем Невиль Чемберлен уже заявил в британской палате общин, что правительство Негрина он рассматривает как незаконное.
Хуан Негрин пошел тогда на меру, которую всегда упоминают историки: 2 марта он подписал серию приказов по армии. При их анализе исследователи и публицисты обычно обращают внимание только на то, что карьерист и интриган Касадо получил новое повышение — чин генерала и пост начальника генштаба. Но повышение получил не только он, целая группа командиров-коммунистов, находившихся без дела после ухода из Каталонии, получила важные назначения. Листер был произведен в полковники и стал командующим Андалузской армией, Галан назначен военным комендантом Картахены, Тагуэнья — военным комендантом Мурсии, Этельвино Вега — Аликанте. Коммунисты позже писали в закрытых материалах: «В Леванте Негрин дал нам самое важное». Модесто и Кордон стали генералами. Впервые в Западной Европе коммунисты достигли генеральских постов. Но и это еще не все.
Подозрительные в глазах коммунистов и советских офицеров полковники Муэдра и Гарихо переводились с понижением из штаба Армии Центра в распоряжение Миахи. Миаха же лишался поста верховного главнокомандующего Центра и Юга — им стал сам Негрин. Касадо лишался поста командующего Армией Центра (где ему подчинялось 200 000 солдат) и назначался начальником генерального штаба (где ему не подчинялось ни одной роты).
Передача под прямой военно-административный контроль коммунистов всей восточной части Республики — огромного треугольника Валенсия — Картахена — Альбасете могла иметь цель нанести решающий удар «пятой колонне», которая в начале 1939 года именно в Леванте уже постепенно выходила из подполья.
(Впрочем, с таким же успехом это могло означать другое — передачу в руки коммунистов гаваней и приморских коммуникаций, через которые могла и должна была проходить эвакуация за границу…)
Наконец, по настоянию коммунистов Негрин 1 или 2 марта приказал, во-первых, провести многочисленные аресты членов «пятой колонны» (за сутки было арестовано до 200 человек) и, во-вторых, создать 60-тысячные военизированные формирования. Их назвали Армией маневра, но создавались они не для фронтовых сражений, а «для противодействия попыткам государственного переворота» и должны были подчиняться герою Эбро Хуану Модесто. Как видно, Негрин и коммунисты более не доверяли службам безопасности. Коммунисты позже утверждали, что уже подозревали Буису, Касадо и Миаху в намерении совершить переворот и потому побуждали премьер-министра подавить его в зародыше.
Кадровые военные-антикоммунисты утверждали, что Негрин и компартия готовили «коммунистический государственный переворот» и тем толкнули их на вынужденные ответные действия.
Полковник Касадо отказался уйти с прежнего поста и совершил любопытнейший поступок — не принял генеральского звания. Негрин 3 марта пригласил его и нескольких других вызывающих сомнение военачальников на совещание в Эльду. Он предусмотрительно прислал за полковником свой самолет, но Касадо снова отказался повиноваться приказу. Он готовил переворот.
Полковника поддержал целый ряд военачальников-некоммунистов. Единомышленникам Касадо говорил, что штатские не в состоянии положить конец «разрушению Испании», что пора действовать военным, которые смогут добиться у националистов — таких же кадровых военных — мира по соглашению.
К заговору присоединились очень многие, в том числе руководство военной контрразведки (СИМ) и корпусной командир, герой Гвадалахары, анархист — подполковник Сиприано Мера. Готовился поддержать Касадо адмирал Буиса и комиссар флота социалист Бруно Аллонсо. После некоторых колебаний дал согласие генералиссимус Миаха, охотно присоединился отец-основатель Республики, муниципальный советник Мадрида Бестейро, давно уже призывавший к капитуляции. Все эти события произошли в считанные дни — между 20 февраля и 4 марта.
Сехисмундо Касадо впоследствии писал в воспоминаниях, что столь широкой базы заговора он не планировал и даже не мог ожидать. Это еще раз отчетливо показало, насколько ослабло основание Республики.
Между тем в ответ на назначение коммуниста Галана 4 марта восстали военные Картахены, захватившие береговые батареи и радиостанцию и вызвавшие по радио на помощь флот и ВВС националистов. Местных коммунистов они взяли под стражу. С этого дня в Республике развернулась «гражданская война внутри гражданской войны». Аналоги подобных событий изредка встречались в мировой истории, в частности в России, — это были восстания против красных в Ярославле, Кронштадте, на Тамбовщине и на Дону.
Несмотря на выгодную обстановку — раздоры в республиканском лагере, националистические адмиралы Морено и Сервера не рискнули направить в Картахену свою эскадру. На помощь восставшим они опрометчиво послали только авиацию и десантное судно «Кастильо де Олите» с пехотной бригадой (3500 солдат) на борту. Бригада получила предписание занять важнейшие пункты Картахены. Сопротивления не предусматривалось.
Имевший пехотную бригаду в 3000 штыков и несколько танкеток, Галан за полдня разгромил мятежников и вступил в командование военно-морской базой. Коммунисты из Эльды дали ему приказ подавить мятеж, не спрашивая медлившего премьер-министра и не согласуя операции с военным министерством. Поддержка националистов запоздала. Картахенские крепостные артиллеристы при появлении «Кастильо де Олите» на внешнем рейде несколькими залпами пустили почти невооруженный транспорт ко дну. Погибло 2300 солдат. Из-за самонадеянности и непредусмотрительности националистического морского командования целая бригада перестала существовать.
Но победа сторонников Негрина на суше сопровождалась «картахенским бедствием» на море. Пока шли бои на улицах Картахены, исправные корабли под бомбами «легионарной авиации» по приказу Буисы снялись с якоря и вытянулись на внешний рейд. Матросы и старшины, многие из которых давно стремились выйти из борьбы, выполнили внешне неожиданный, но отвечавший их чаяниям приказ адмирала — взяли под стражу флотских коммунистов.
