Но победа сторонников Негрина на суше сопровождалась «картахенским бедствием» на море. Пока шли бои на улицах Картахены, исправные корабли под бомбами «легионарной авиации» по приказу Буисы снялись с якоря и вытянулись на внешний рейд. Матросы и старшины, многие из которых давно стремились выйти из борьбы, выполнили внешне неожиданный, но отвечавший их чаяниям приказ адмирала — взяли под стражу флотских коммунистов.
Уходившие корабли — три крейсера и восемь эскадренных миноносцев теоретически могли принять на борт и вывезти из Испании по крайней мере 6–7 тысяч гражданских лиц. Именно так поступали морские силы нашего Белого движения при уходе из портов Черноморья и Севера. Первоисточники отмечали заслуги наших моряков 1919–1920 годов, самоотверженно управлявших чудовищно перегруженными кораблями.
Испанский же республиканский флот покинул театр военных действий, заботясь главным образом о собственном спасении. Буиса и Бруно Алонсо в Картахене поступили не лучше Убиеты на Менорке, они позволили погрузить на корабли всего 500–600 картахенцев — рабочих порта, арсенала и их семьи. К вечеру 5 марта в картахенской гавани остались четыре эсминца, четыре подводные лодки и различные мелкие суда. Состояние их механизмов исключало дальний морской поход.
Вышедший из борьбы флот после бурных дискуссий о маршруте и конечном пункте похода направился в Северную Африку. Одна из подводных лодок отделилась по дороге и пошла прямо на Майорку, где сдалась националистам. 7 марта флот прибыл к берегам Туниса и был интернирован в Бизерте. Французские власти разрешили морякам выбрать между возвращением в националистическую Испанию и получением статуса беженцев во Франции, а корабли вскоре передали националистам.
Берега Республики теперь были открыты и беззащитны. Франко объявил тесную блокаду республиканских гаваней.
Напряжение в Республике росло. 5 марта Негрин дважды настойчиво вызывал Касадо в Эльду на совещание. Тот отказался явиться, ссылаясь на плохое самочувствие. Тогда премьер-министр задержал при себе прибывшего в Эльду генерала Матальяну, также замешанного в заговоре. Касадо по телефону пригрозил расстрелять шесть министров, находившихся в это время в Мадриде. Матальяне разрешили покинуть Эльду, а министров выпустили из Мадрида.
После освобождения Матальяны полковник Касадо вечером 5 марта приказал штабным офицерам спороть с мундиров красные звезды. Ночью с 5 на 6 марта в Мадриде Касадо и его сторонники совершили переворот. Войска 4-го корпуса Меры заняли главное управление безопасности, телефонную станцию, радиоцентр, министерство финансов, МВД и Испанский банк. Сопротивления они не встретили, поскольку уже полтора месяца действовали законы военного времени, и военные власти имели неограниченные полномочия.
В первом часу ночи 6 марта заговорщики передали по радио манифест о низложении правительства Негрина и о переходе власти к «временному правительству» — Хунте национальной обороны, задача которой — устранить всех сопротивляющихся «достойному и почетному миру» и достичь согласия с националистами. Председателем Хунты номинально стал Миаха, в ее состав вошло несколько второстепенных общественно-политических деятелей — социалистов, анархистов и республиканцев.
Премьер-министр не отдал приказов о подавлении касадистов. Он с согласия коммунистов пытался вступить в переговоры с Хунтой, чтобы предотвратить «раскол армии и народа», Негрин старался образумить Касадо по телефону. Но Хунта не вступала в переговоры. По свидетельству очевидцев, телефонный разговор Эльды с Мадридом 6 марта выглядел так:
Негрин: Что там у вас происходит?
Касадо: Только то, что мы восстали.
Негрин: Против кого?
Касадо: Против вас.
Негрин: Генерал Касадо…
Касадо: Я — полковник.
Негрин: Вы смещены.
Касадо: Я этого ожидал.
Полковник дал отбой и приказал с полного согласия Хунты арестовать членов совета министров и ЦК компартии. Подполковник Мера, который ровно двумя годами раньше доблестно защищал Республику при Гвадалахаре, теперь планировал доставить арестованного премьер-министра в Бургос, чтобы он предстал перед трибуналом националистов.
Тогда Негрин и большинство министров, безболезненно ускользнув из-под двойного контроля — испанских коммунистов и Тольятти, 6 марта на пассажирском самолете вылетели во Францию, туманно пообещав «продолжать борьбу из-за рубежа». Отъезд правительства лишил сторонников продолжения войны руководящего центра.
Вскоре решили покинуть страну и аккредитованные при правительстве Негрина советские офицеры во главе с Шумиловым. Сторонники Хунты сначала взяли их под стражу, затем по одному-два человека перевезли в Алжир.
Часть командиров-коммунистов во главе с полковниками Асканио и Рекальде выступила против Хунты. Другие (генерал Сиснерос, полковники Барсело, Буэно, Ортега, Энсисо и др.) бездействовали, ссылаясь сначала на отсутствие приказов премьер-министра, а затем на его бегство из Испании.
Часть командиров с членскими билетами компартии или считавшихся «близкими к партии», поддержала Касадо (генерал Миаха, полковники Алонсо, Камачо, Прада). Командиры-некоммунисты (Менендес, Морионес, Эскобар) почти поголовно перешли на сторону Хунты. Генерал Менендес повел себя достойно — он не допустил расправы над арестованными коммунистами и даже выступил посредником между ними и Хунтой.
Последовала «кровавая мартовская неделя» — беспорядочные перестрелки в Мадриде, Валенсии и их окрестностях. Армия распалась — ее части вели бои друг с другом. Население воспринимало события безразлично. Касадисты несколько раз находились в опасной ситуации (8 марта под натиском коммунистических батальонов Хунта утратила большую часть Мадрида и отсиживалась в подземелье министерства финансов), но их войска были устойчивее и постоянно пополнялись все новыми сторонниками — гражданскими губернаторами, авиационными командирами.
Политически и психологически касадисты с самого начала были в выигрышном положении. Ведь они обещали солдатам и народу мир, прекращение «разрушения Испании», а их противники — всего лишь продолжение братоубийственной войны. Серьезных боев поэтому не было, за «кровавую мартовскую неделю» с обеих сторон погибло около 100 человек.
К 14 марта сопротивление Хунте прекратилось. Ее противники частью были расстреляны на месте, большей же частью скрывались. Среди казненных без суда были коммунистические командиры и комиссары высокого ранга — командир 1-го корпуса Барсело и его комиссар Касорла (для Касорлы это было похоже на возмездие за его участие в массовых бессудных расстрелах под Мадридом в ноябре 1936 года). В то же время другие коммунисты — Каррильо и Тагуэнья при не совсем ясных обстоятельствах сумели выбраться из занятого касадистами Мадрида.
Всеобщая неразбериха позволила ускользнуть из-под стражи даже нескольким членам ЦК компартии и находившемуся с ними Тольятти, которых 7 марта без единого выстрела арестовала штурмовая гвардия провинции Аликанте. Как выяснилось только спустя 40 лет, от гибели их спасли малая известность, фальшивые документы и взятки долларовой валютой (сборник «Ленинградцы в Испании»). В конце марта они добрались до Алжира.
Тольятти позже писал, что будь при них самые известные коммунисты — вроде Листера или Модесто, всю компанию убили бы на месте. Листер и Модесто в это время вместе с Ибаррури (всю войну повторявшей на митингах «Лучше умереть стоя, чем жить на коленях!») при помощи бывшего командующего ВВС Сиснероса уже оказались в Тулузе. Коммунисты и их сторонники тоже проявили гуманность во время боев в Леванте, захватив Миаху, а затем отпустив его.
Без особого труда разгромив противников прекращения сопротивления, Хунта, однако, немногого достигла на прямых переговорах с националистами. Уполномоченных Касадо, дважды летавших в Бургос, каудильо и граф Хордана даже не приняли. Впрочем, Франко в середине марта 1939 года физически не мог никого принять. Когда каудильо получил достоверные сведения о расколе и развале в стане врага, он… свалился с сильнейшим гриппом.
Хунте пришлось вести переговоры с полковником Унгрией и его сотрудниками. Националисты подтвердили неизбежность немедленной капитуляции «без условий, без пунктов и без разговоров». Военным, «не замешанным в преступлениях», они гарантировали жизнь. Остальным жителям Республики Франко не обещал ничего. Он не уточнил, что следует понимать под преступлениями, отказался разъяснить, к какой ответственности привлечет виновных — к коллективной или только к индивидуальной.
Каудильо пошел на микроскопические уступки: он не возражал против выезда за рубеж на иностранных пароходах граждан, имеющих британские или французские визы. Он согласился также на беспрепятственный отъезд сторонников Хунты через два небольших левантийских порта — Аликанте и Гандию, запретив в то же время любую эвакуацию через гораздо лучше оборудованные гавани Валенсии и Картахены.
