Каудильо пошел на микроскопические уступки: он не возражал против выезда за рубеж на иностранных пароходах граждан, имеющих британские или французские визы. Он согласился также на беспрепятственный отъезд сторонников Хунты через два небольших левантийских порта — Аликанте и Гандию, запретив в то же время любую эвакуацию через гораздо лучше оборудованные гавани Валенсии и Картахены.
Касадо и Миаха не сразу приняли условия победителей. Хунта даже осмелилась критиковать по радио неуступчивость Франко и провозгласить: «Испанский народ не выпустит из рук оружия, пока не получит гарантий мира без преступлений… Война продолжается и будет продолжаться». Тогда 26 марта националисты перешли в наступление в Андалузии, и фронт в одно мгновение рухнул.
Республиканские солдаты толпами покидали позиции, местами они вывешивали белые флаги. За день националисты без борьбы заняли Пособланко (под которым потерпели двумя годами раньше унизительное поражение) и взяли почти 30 000 пленных. Утром 27 марта они атаковали на Толедском направлении и беспрепятственно двинулись по долине реки Тахо в глубь Кастилии. Боев больше не было.
Касадо поручил только что порвавшему с компартией полковнику Альфонсо Праде оформить 27 марта капитуляцию Мадрида. Командиры войсковых частей получили приказы открыть врагу фронт. На позициях в Каса-дель-Кампо началось стихийное братание противников.
Касадо и большинство его приверженцев покинули столицу и выехали в Левант. Первым бежал Миаха, который еще в феврале получил у британского консула въездную визу. Всюду уезжавшие касадисты встречали одно и то же зрелище — массы стремившихся к Средиземному морю беженцев, сотни солдат без строя, без оружия и без командиров, разбредавшихся по домам…
В полупустом Мадриде остались только два участника заговора — штатский философ-социалист Бестейро и кадровый военный Матальяна. Оба они сделали это вполне сознательно. Очень скоро их взяли под стражу.
28 марта 1939 года националистические войска через Каса-дель-Кампо и Университский городок вступили в Мадрид. Для вступления в столицу высшее командование националистов избрало войска генерала Эспиносы де лос Монтеро, который в начале войны должен был скрываться в республиканском тылу от расправы и позже был обменен.
Город, под стенами которого ранее шли жестокие бои, был занят на редкость спокойно. Часть националистических батальонов воспользовалась метро, чтобы доехать до центра столицы. Контролерши в метро приветствовали победителей фалангистским салютом.
Из-за туч, много недель закрывавших небо, в этот день выглянуло солнце. Пустые, обшарпанные улицы выдержавшего двухлетнюю осаду города наполнились публикой. На улицу высыпали отсиживавшиеся в тайных убежищах бледные как привидения, но веселые члены «пятой колонны», срывали со стен последние республиканские плакаты и плясали на них. Они встречали победителей цветами и восторженными криками «Они прошли!». Однако громче всего звучало радостное скандирование «Франко! Фран-ко! Фран-ко!».
Чиано вписал в дневник о падении Мадрида:«Огромная победа фашизма. Возможно, самая великая из одержанных до сих пор».
Националисты получили приветственные послания папы римского и германского рейхсканцлера. Советская печать скорбела о гибели Республики «под ударами международной реакции». А в это время в город въезжали грузовики с продовольствием. В этот день его раздавали бесплатно.
К 1 апреля националисты и итальянцы заняли города Кастилии и Леванта, принимая власть у вышедшей из подполья «пятой колонны». Всюду они брали трофеи и захватывали массу пленных.
Полковник Касадо сделал остановку в Валенсии. По телеграфу он убеждал правительства Франции и Мексики не отказывать в убежище испанским беженцам. По радио полковник призвал свой народ к спокойствию. Эта речь стала его последним публичным выступлением. На другой день члены валенсийской «пятой колонны» потребовали немедленного выезда Касадо. Он пробыл правителем «красной Испании» три недели. В Гандии полковник и его приближенные погрузились на британское госпитальное судно, а затем были пересажены на отправлявшийся в Портсмут крейсер «Галатея».
В Картахене солдаты и оставшиеся в базе моряки пустили ко дну четыре подводные лодки, не собираясь оставлять их противнику. Часть республиканцев, не желавших сдаваться, ушла в горы или покончила с собой. Особенно много самоубийств было в Аликанте, где свыше 50 000 солдат и беженцев напрасно ждали прихода иностранных пароходов.
1 апреля 1939 года золотисто-пурпурное знамя развевалось над всей Испанией. В последней военной сводке оправлявшийся от гриппа триумфатор Франко написал: «Война окончена».
На человечество надвинулась грозовая туча Второй мировой войны.
7 апреля 1939 года Италия захватила Албанию.
14 апреля СССР, Франция и Англия вступили в официальные переговоры о союзе против тоталитарных государств.
27 апреля Англия ввела всеобщую воинскую повинность.
11 мая на Халхин-Голе в далекой Восточной Азии завязались бои между советскими и японскими войсками.
22 мая Гитлер и Муссолини заключили «Стальной пакт» — официальный военный союз.
23 августа был заключен пакт Молотова — Риббентропа.
1 сентября германские войска перешли границы Польши.
После окончания испанской гражданской войны прошло всего пять месяцев.
* * *
Гражданская война обошлась Испании в 450 000 загубленных человеческих жизней — убитых, замученных, умерших от голода, ран и болезней и пропавших без вести.
Испания потеряла 5 % довоенного населения, свыше 10 % мужского населения. Погибло почти 20 % молодежи от 16 до 30 лет.
320 000 погибших испанцев составили республиканцы, 130 000 — националисты, каждый пятый из них стал жертвой политических репрессий по обе стороны фронта. В стране почти не осталось семей, не пострадавших от войны. Ларго Кабальеро и генерал Москардо лишились сыновей, Хосе Диас — дочери, Эмилио Мола и Франсиско Франко — братьев. Тяжело ранен был сын Хуана Негрина — Ромуло Негрин-Михайлов, сражавшийся в республиканских ВВС. Племянница Франко и сын Миахи по два года отсидели в тюрьмах — она у республиканцев, он — у националистов. Немало испанских семей оказалось надолго или навсегда разделенными сначала линией фронта, потом — государственными границами.
Основательно разрушенными оказались все крупные города, кроме Бильбао и Севильи, и целый ряд мелких — Бельчите, Гвадалахара, Герника, Дуранго, Касерес, Нулес, Сагунто, Сеговия, Теруэль, Толедо, Хихон. Сильнее всего пострадали дороги, мосты, коммунальное хозяйство и жилой фонд. После войны катастрофически не хватало жилья и электричества. До конца 40-х годов свет во многих селах и мелких городах то и дело отключали.
Четверть миллиона строений была разрушена до основания, еще столько же зданий пострадало. 173 населенных пункта пришлось восстанавливать полностью (правда, крупнейшие заводы и фабрики уцелели).
Война обернулась изгнанием 600 000 испанцев, среди них большинство составляли лица свободных профессий, квалифицированные рабочие, военные. За рубежом оказались почти все видные испанские интеллектуалы — Мадарьяга, Ортега-и-Гассет, Пикассо. Родину тогда не покинул только молодой художник Сальватор Дали.
С падением Республики за границей образовалась «другая Испания». У нее не было государственных границ, официальной столицы и гражданства, но были свои язык, культура, экономическая жизнь. Ее население составило свыше полумиллиона человек, а неофициальными столицами стали Тулуза во Франции, Мехико и Буэнос-Айрес — в Западном полушарии.
Больше всего испанских изгнанников приняли Мексика (150 000 человек), Франция (140 000) и Аргентина (60 000). Бразилия впустила к себе около 30 000 человек, СССР — около 20 000, США — менее 10 000. Великобритания приютила всего 200 человек. Прочие рассеялись по Чили, Уругваю, Кубе, Египту.
Основатель Республики Асанья умер в изгнании ранее других — в 1940 году. Перед смертью он примирился с католической церковью.
Арестованный нацистами во Франции «испанский Ленин» — Ларго Кабальеро выдержал три года германского концлагеря, был освобожден советскими войсками и умер в 1946 году в нужде и одиночестве в пролетарском предместье Парижа. После него остались короткие записки под названием «Письма к другу». Обосновавшийся в Мексике Мартинес Баррио вплоть до смерти в 1962 году оставался республиканским президентом в изгнании.
Эмигрировавший в Лондон и подозревавшийся многими в присвоении денег и ценностей Хуан Негрин оставался премьер-министром в изгнании до 1945 года, когда его сменил Хираль. Негрин перебрался во Францию, полностью отошел от политики, вел уединенную жизнь. Большая советская энциклопедия с неудовольствием отмечала во втором издании, что «Негрин отказался присоединиться к движению сторонников мира». Он умер в Париже в 1956 году и похоронен на кладбище революционеров Пер-Лашез.
