Константин Федин - Первые радости (Трилогия - 1)

Лиза побежала сказать Парабукиным о новости. Все в том же пуховом платке, накинутом на голову, и в старом узковатом гимназическом платье, она спешила по избитым кирпичным тротуарам, припоминая знакомые дома, заборы, рытвинки перед воротами, скамейки у палисадников и только наполовину веря, что земля может нести ее так готовно.

У самой ночлежки она увидела Аночку, которая в два прыжка соскочила с каменного крыльца, размахивая пустой бутылкой на коротенькой веревочке. Лиза крикнула ей вслед. Она остановилась и секунду помешкала, но, узнав Лизу, подбежала к ней.

- Вы опять как прежняя, - сказала она, охватывая медленными своими глазами Лизино платье и дивясь своему открытию.

- Мама твоя дома?

- Мама ушла в Пешку. А папа лежит, хворает. А мне мама велела сбегать в лавочку за постным маслом.

Она махнула бутылкой и тут же, еще раз оглядев Лизу и потом - себя, оттянула низко опущенный лацкан старого жакета и похвастала:

- Это я - в мамином. Он мне только маненько широк, да? Она мне его переделает.

- Я хотела к вам зайти, - сказала Лиза, - но теперь не надо, раз я тебя увидела. Передай маме, что вы все можете жить по-прежнему.

- Можем жить?

- Ну да.

- Это как?

- А как вы раньше жили.

- Когда раньше?

- Скажи маме, что вас никто не тронет и чтобы вы оставались тут, на квартире. Поняла?

- Поняла. А папе можно?

- Всей вашей семье. Поняла? И тебе, и твоему братику.

- Нет, нет! Сказать маме - я поняла. А папе сказать можно?

- Ах ты, девочка, ну, само собой!

Чуть-чуть присев и поставив одну ногу на ступеньку крыльца, Аночка проворно спросила:

- Тогда можно - я ему сейчас скажу, а?

- Конечно, можно, беги. Прощай!

Словно пружиной, подбросило Аночку с земли, - она вспрыгнула на крыльцо и стремглав понеслась вверх по лестнице, в ночлежку.

Лиза постояла в нерешительности. Ей хотелось заставить себя вернуться домой тем же путем, которым она шла. Но, пожав плечами, она сказала вслух: не все ль равно. Все равно она придет домой, где бы ни шла, все равно сегодня возвратится к мужу, - все решено окончательно, и ничего не изменится оттого, что она мимоходом пристальнее взглянет на дом, влекший казалось ей - только как прошлое, не больше.

Она обогнула угол и стала подниматься по взвозу. Чем ближе подходила она к школе, тем медленнее делались ее шаги, - не потому, что трудно было идти, нет, - ей хотелось как можно дольше проходить мимо каменной ограды, мимо низких, забранных решетками окон. Она почти приостанавливалась временами и даже дотронулась до стены здания, - приложила ладонь к холодной шершавой известке. Новое, доселе никогда не испытанное внутреннее безмолвие насторожило ее чувства, и у нее не было ни горечи, ни обиды, что все вокруг отвечало словно безразличным молчанием.

Дойдя до калитки, она собралась заглянуть во двор, и в эту минуту до нее донесся настигающий топот прытких ног: Аночка догоняла ее со всей юркой легкостью детского бега.

- Вы ушли, - выкрикнула она, подлетев и с разбегу остановившись.

Она шумно дышала, лицо ее сияло удовольствием, но огромные влажные глаза выдавали растерянность и перепуг.

- Вы ушли, - повторила она, перехватывая пустую бутылку то одной, то другой рукой. - А я забыла сказать - спасибо!

- Что ты! Я же видела, что ты меня благодаришь, - улыбнулась Лиза. Охота была бежать! Это, наверно, тебя отец послал?

- Я сама. Я подумала, когда мама придет, она меня сейчас и спросит: ты сказала - спасибо? Я и побежала бегом. Вы не сердитесь?

- Нет, нет, все хорошо, - сказала Лиза, вздохнув и положив руку на плечо Аночке, - все хорошо.

Она заглянула в приотворенную калитку. Двор был пуст, дверь извековской квартиры - заперта.

- Ты давно видала Веру Никандровну?

- Она больше тут не живет, - весело ответила Аночка, - она теперь в другом училище, далеко-далеко! Вот когда мы ходили к вам, мы были у нее, я сама видела, как она перевозилась на ломовом.

Лиза отступила, прислонившись спиной к верее ворот.

- Далеко? Ты знаешь где?

- Нет. Я спрошу у мамы, она скажет.

Лиза подождала немного.

- А про Кирилла ты не слыхала?

- Нет. Хотите, узнаю? Сбегаю к Вере Никандровне, а потом приду к вам и все расскажу. Хотите?

- Хочу, хочу! - быстро подхватила Лиза, взяв Аночку за руки и горячо притягивая ее к себе. - Сбегай узнай, хорошо? Хороша?

- Я, как только мама пустит, так и сбегаю.

- Хорошо, как хорошо, - бормотала Лиза, увлекая за собой Аночку и вдруг останавливаясь: - Что же я тебя тащу? Тебе нужно в лавочку, ступай, ступай!

Они простились, и Лиза пошла скорей, приподнятой над землей поступью, возбужденная внезапностью оживших, не совсем ясных ожиданий, и молчание улиц точно сменило свое безразличие на давний тайный сговор с ней, каким она жила здесь прежде.

Дома ее встретил приехавший Витенька. Он кинулся навстречу, приветливый, праздничный: все сделалось без его усилий и так превосходно, как он мог лишь мечтать.

- Я знал, я знал, - твердил он, уводя Лизу к ней в комнату, где уже была разложена одежда, которую он привез, - осеннее пальто, и шляпа, и перчатки: Лиза ведь ушла в одном платье.

- Милая, дорогая моя! - восклицал Витенька, целуя жену, разглядывая ее, как после бесконечной разлуки. - Ты знаешь, я снялся! И чудесно получился! Нашел обаятельную рамочку и поставил тебе на туалет. Сначала хотел сделать надпись, знаешь какую? Нет, не скажу! Я надпишу то, что ты захочешь! Ты продиктуешь. И потом ты тоже снимешься и надпишешь мне то, что продиктую я, согласна? И я поставлю тебя на свой стол. Пока тебя не было, я сутками напролет смотрел на твою карточку, знаешь, которую еще давно достала Настенька, - где ты гимназисткой. Ах, Лиза!

Она переодевалась, он сидел рядом, слегка заломив переплетенные пальцы и говоря с раскаянием:

- Ну конечно, я взбалмошный. Тетушка меня тоже попрекает, говорит: "Витюша, это все от твоего дурного воспитания". Я говорю ей: "Ну, зачем же вы с этим ко мне адресуетесь? Вы мне дали, я и взял". Но, правда, Лизонька: я себя совершенно, в корень переделаю, и мы с тобой ни разу, ей-богу, ни разу больше не поссоримся! Разве я не мужчина? Возьму себя в руки, вот и все!

Он ни за что не хотел остаться к чаю, как его ни упрашивали, наоборот - он настоял, чтобы Мешковы пришли вечером к Дарье Антоновне, где будет отпраздновано примирение. Он нарочно отослал домой лошадь, чтобы идти с женой пешком и непременно - по людным улицам, чтобы все видели, какие они счастливые.

Они шествовали рука об руку, не спеша, останавливаясь перед витринами, разглядывая фотографии, почтовые марки, модные зимние шляпки и даже калоши фирмы "Проводник".

- Знаешь, - говорил Витюша, довольный, что прохожие оглядываются на него с женой, - за тобой приезжала прокурорша, приглашала тебя на вечер. Будет шикарный вечер в Дворянском собрании, мы пойдем, правда?

- Да, да.

- Ты сошьешь новое бальное платье: надо им показать! Ты будешь разыгрывать лотерею. Интересно, да?

- Да, да, - отвечала на все Лиза.

Она была сосредоточенно-тиха, и необыкновенная ее ровность будто не давала Витеньке покоя, и он все хотел ее расшевелить.

Дома он водил ее по комнатам, и они выбирали вещи, которые можно пожертвовать для лотереи. Он выдвинул на середину гостиной стол для этих вещей, а сам ушел на тетушкину половину - готовиться к приему Мешковых.

Лиза подолгу с какой-то вялой леностью разглядывала безделушки, снимая их с насиженных мест и относя на стол. Это были нелюбимые вещи, заключавшие вкус, который ей был навязан готовым, построенным чужими руками домом. Но они уже несли в себе напоминания о пережитом, были невольной частью передуманного в этих стенах, и прикосновениями к ним Лиза словно договаривала то, что могла сказать только себе. И когда она увидела стол, заставленный пепельницами, бокалами, вазами, и этих мельхиоровых, посеребренных изогнутых женщин, и бронзовых сеттеров, и птиц с омертвело разинутыми клювами, она отчетливо вспомнила первое свое утро здесь и свою примиренность с происшедшим. И она так же села в кресло подле этого будто нарочно возобновленного свадебного подарочного стола.

Но постепенно странная улыбка начала озарять ее лицо - задумчивая и в то же время бездумная, счастливо-пустая, словно Лиза оставляла все окружавшее - быть, как есть, освобождалась от него ради того, что ей призрачно виделось впереди.

Так ее застал взбудораженный хлопотами, веселый Витюша.

- Ты что грустишь? - обеспокоенно спросил он. - Тебе жалко безделушек? Не хочется расставаться, да? Пустяки какие! Я куплю тебе лучше. Мы купим с тобой вместе, хорошо? А это все отдадим. Ты еще мало собрала. Я прибавлю. Пусть знают Шубниковых, не жалей!

- Я не жалею, - сказала очень тихо Лиза.

- Ну, а что же, что?

- Я хочу тебе сказать...

- Ну что, что? - торопил он.

- У меня будет ребенок.

Витенька смолк. Одернувшись, он распрямился, кашлянул, щипнул колечки усов.