Этот интереснейший мастер кэндзюцу, которого один провинциальный правитель назвал человеком, который стоит шестнадцати копий, отклонил предложение присоединиться к могущественному клану Такэда Сингэн после того, как в 1563 году его собственный клан был распущен. Вместо этого он отправился в путешествие по Японии (в сопровождении своих лучших учеников), по пути обучая и устраивая демонстрации фехтовального искусства. За время своих странствий он участвовал в семнадцати смертельных поединках и вышел из них без единой царапины. Когда он наконец осел в окрестностях Киото, ему императорским указом присвоили звание учителя четвертого ранга. Однако его пример не является уникальным. Как отметил Бринкли:
«Из этих нескончаемых усилий сотен экспертов, стремившихся открыть и усовершенствовать новые технические приемы фехтования на мечах, вырос обычай, сохранявший свою популярность до современных времен. Следуя данному обычаю, когда человек овладевал одним из стилей фехтования в школе известного учителя, он принимался за изучение другого и с этой целью отправлялся в путешествие по провинциям, фехтуя везде, где встречал мастера, и в случае поражения называл себя учеником победителя» (Brinkley 1, 139).
Соперничество путем прямой конфронтации и непрерывной проверки способностей было безжалостным, поскольку «поражение часто приводило к полному краху. Учитель фехтования, имеющий свою хорошо посещаемую школу и значительный доход от правителя лена (чьих воинов он обучал искусству), в результате поединка со странствующим мастером мог счесть себя недостойным первого и быть лишенным последнего» (Brinkley 1, 139–140). Победа, с другой стороны, означала не только возможность занять привилегированное положение в японском феодальном обществе, открывавшее многие двери; оно также приносило существенные материальные преимущества, из которых далеко не самым последним был гарантированный доход.
Как уже говорилось в части 1, сэнсэй, обучающий кэндзюцу и связанный с каким-то определенным кланом, занимал достаточно высокое положение в клановой иерархии; он сохранял относительную независимость в своей школе и очень часто ему хорошо платили. Но даже независимые мастера меча получали выгоду от древнего обычая косвенного покровительства, который заставлял высокопоставленных чиновников и провинциальных правителей раздавать этим чемпионам щедрые подарки и пышные титулы, несмотря на отсутствие прямой связи с кланом.
В данном контексте становится понятно, чем была обусловлена заметная тенденция со стороны связанных с кланом учителей избегать, насколько это возможно, прямых столкновений с другими учителями фехтования или с бесчисленными странствующими мастерами, которые всегда были готовы бросить вызов всякому, кто уже имел сложившуюся репутацию. Почтенный возраст, осмотрительность и, конечно же, приступы трусости (тщательно скрытые за защитным экраном клановой организации) удерживали большинство преподавателей кэндзюцу изолированными внутри своих школ. Разумеется, всегда существовали исключительные учителя, которые не принимали в расчет ни одно из вышеперечисленных соображений, но их, как и сейчас, было явное меньшинство. Однако многие студенты, изучавшие искусство фехтования, рисковали своею жизнью снова и снова, стремясь со временем завоевать себе репутацию, которая позволит им стать главою собственной школы. Многие из этих молодых фехтовальщиков посещали одну школу за другой, вызывали на поединки других фехтовальщиков (даже из отдаленных провинций) и наполняли мир будзюцу живыми ожиданиями, в то время как различные эксперты и власть имущие обсуждали их стили и достоинства в манере, сильно напоминающей тот ажиотаж, с которым римские патриции делали ставки на своих любимых гладиаторов, или то, как короли и бароны европейского Средневековья азартно заключали пари на своих любимых рыцарей на каждом турнире. Особенно знаменитой стала дуэль, которая произошла на пустынном островке между Миямото Мусаси, основателем стиля Нито Рю, и другим знаменитым фехтовальщиком, Сасаки Кодзиро, — подготовка к ней продолжалась более года. Сасаки потерпел поражение и потерял свою жизнь.
Постепенно, чтобы сделать состязания в фехтовальном искусстве менее кровопролитными, были введены определенные ограничения. Еще до периода Токугава тренировки в додзё с боевыми мечами в большинстве случаев ограничивались отработкой ударов на макивара из рисовой соломы, а когда в качестве оппонента выступал живой противник, то удары наносились в формальном, контролируемом стиле, известном как ката, который используется и сегодня в тех школах, где все еще практикуется японское фехтование на реальных мечах. Использование тренировочного меча из твердого дерева (бокуто), ныне широко известного как боккэн, значительно расширило диапазон тренировочных занятий в кэндзюцу. Но со временем сам боккэн стал смертоносным оружием в руках опытного мастера, хорошо знающего, как сконцентрировать всю силу своих ударов на жизненно важных точках тела противника.
Состязания в мастерстве с использованием деревянных мечей, которые часто напоминали кровавые дуэли на боевых мечах, приобретали все большую популярность. И ввиду того что при нанесении ударов деревянными мечами студенты проявляли меньшую сдержанность и осторожность, после периода Токугава некоторые учителя начали использовать на занятиях в своих школах защитное снаряжение. Обычно использовались следующие элементы защитного снаряжения, позаимствованного у комплекта воинских доспехов: подбитый шлем (мэн) с железной решеткой для защиты лица; защитный нагрудник (до) из расщепленного бамбука; толстый фартук и, наконец, рукавицы с большими раструбами (котэ). В первой половине девятнадцатого столетия эти элементы амуниции были адаптированы и скомбинированы в прочный, хорошо продуманный защитный комплект, который используется в современном кэндо.
Вполне естественно, основным фехтовальным искусством было кэндзюцу — искусство катана, общепринятого меча. Древние технические приемы обращения с мечом, по всей видимости, впервые систематизировали (но далеко не исчерпали) в 1350 г. Тёисаи и Дзион, которые, соответственно, считаются основателями базовой системы фехтования для индивидуальных поединков, использовавшейся в феодальной Японии. Эта система была одной из самых строгих и точных. Будучи основана на воинском кодексе чести, она использовала его нормы для регулирования всех этапов поединка на мечах: начальная подготовка к бою; занятие исходного положения и освобождение меча из ножен; основные перемещения и стратегии атаки, обороны и контратаки; использующиеся технические приемы и, конечно же, конкретные цели для нанесения удара. Воины, которые уважали себя, своих противников и правила ортодоксального фехтования, должны были назвать себя и заявить о том, по каким причинам они желают вступить в бой. Это требование, по возможности, старались выполнять даже на поле боя, в самой гуще сражения. Настроившись на поединок, дуэлянты обнажали мечи и медленно шли навстречу друг другу, пока не сближались на нужную дистанцию. Затем каждый из них занимал стойку, соответствующую той стратегии, которую он собирался применить. С этого момента все технические приемы исполнялись с молниеносной скоростью и полной концентрацией. Некоторые приемы можно достаточно точно идентифицировать по их номеру, названию или функциональности. Так, например, Бринкли пишет, что «для японского меча было придумано 16 типов рубящего удара, и у каждого из них было собственное название. Эти названия — «четырехсторонний удар», «очиститель», «поворот колеса», «удар клювом», «удар грома», «взмах шарфом» и т. д. — кажутся скорее шутливыми, чем описательными, но японскому уху они, конечно же, передают свое точное значение» (Brinkley 1, 142).
Особой популярностью пользовалось характерное движение клинка, напоминающее взмах кнутом. Оно называлось кимагакэ, и им можно было дополнить любой из перечисленных выше приемов.
Тренировка с боевыми мечами
Разнообразные технические приемы кэндзюцу обычно подразделяют на две основные группы. В первую группу входят рубящие (гири) и колющие (цуки) удары, использовавшиеся в атаке и контратаке, в то время как вторую группу составляют приемы, применявшиеся в обороне. Цели этих ударов также были четко определены. Согласно ортодоксальным канонам фехтования, «ни один воин не мог гордиться тем, что он ранил врага, если при этом были нарушены строгие правила самурайского кодекса. Целью длинного меча могла быть лишь одна из четырех точек на теле противника: верхняя часть головы, запястье, бок и нога ниже колена» (Sugimoto, 109). Судя по всему, этот автор ссылается на строго регламентированные каноны современного кэндо, чей технический репертуар, по ее мнению, происходит от древних норм ортодоксального кэндзюцу. Однако существование огромного числа секретных стилей фехтования, как и предостережения, оставленные многими известными учителями, которые были обеспокоены постепенной утратой определенных традиций, очевидно, указывают на то, что соблюдение кодекса классического фехтования, что бы он ни значил для членов букс (как, впрочем, и для представителей всех остальных общественных классов), вовсе не являлось общепринятой нормой. Многочисленные эксперты изучали приемы ортодоксального фехтования, а затем изобретали для них меры противодействия, которые далеко не всегда соответствовали стандартам бусидо. Непредсказуемые удары и выпады, направленные к любой доступной цели; разнообразные психологические приемы, предназначавшиеся для нарушения концентрации противника и постоянная надежда на элемент внезапности — все эго было распространено настолько широко и являлось отличительной особенностью стиля такого большого числа фехтовальщиков, что на самом деле эти «низменные» приемы были скорее нормой, чем исключением. Почти каждый студент кэндзюцу воображал, что он владеет тайным, уникальным, неотразимым способом проникнуть сквозь защиту любого другого фехтовальщика острым как бритва лезвием своего катана. Их учителя были постоянно заняты изобретением новых стратегических методов использования этого оружия как в качестве единственного, так и в сочетании с другим оружием (их индивидуальные интерпретации часто превращались в самодостаточные подвиды кэндзюцу).
