К сожалению, о подборе основного сырья для отливки заготовок и методах смешения металлов мы располагаем лишь самой отрывочной информацией. Гилбертсон рассказывает нам, что основные ингредиенты (мягкое железо и сталь «превосходного качества»[14]) добывались из месторождений магнитной железной руды и железосодержащего песка. Этот же автор описывает один из способов ковки, при котором к железному пруту (который исполнял роль рукоятки) приваривались полоски стали нужной длины и формы, после чего лезвие расплющивалось по всей длине, складывалось пополам, расплющивалось и складывалось снова. Он подсчитал, что конечным результатом этого процесса, повторенного множество раз, с поочередным погружением металла в воду и масло определенной температуры, могла стать заготовка «из 4 194 304 слоев металла» (Gilbertson 2, 191). На изготовление самого лезвия обычно шла чистая сталь, однако существовало большое количество мечей, у которых при выковке лезвия была использована комбинация железа и стали. Одним из самых популярных типов «был сам-май, или стиль «трех пластин», при использовании которого стальная пластина помещалась между двумя пластинами из железа, где сталь, конечно же, формировала режущую кромку» (Gilbertson 2, 192). Принято считать, что этот стиль особенно любили кузнецы из провинции Бидзэн, в то время как Масамунэ предпочитал метод муку-ги-таи или цукури, для которого требовалась только сталь.
Наиболее важным этапом в процессе изготовления мечей обычно считался отпуск клинка, в результате которого получалась «якиба, или отпущенная кромка стального лезвия — матовая полоска, идущая вдоль острого края меча, иногда прямая, а иногда весьма прихотливых очертаний» (Gilbertson 2, 195). С этой целью основную часть клинка покрывали защитным слоем глины, а острую кромку обрабатывали огнем и теплой водой. Данная фаза была настолько узкоспециализированной, что «порою на хвостовике меча, кроме имени кузнеца, выковавшего клинок, можно встретить и имя того, кто производил отпуск, а в отдельных случаях там упоминается имя лишь специалиста по отпуску» (Gilbertson 2, 197).
После того как клинок был выкован и отпущен, его чистили специальным ножом (сэн) и обрабатывали напильником, прежде чем приступить к длительному процессу заточки на специальном камне (тоиси), который мог продолжаться до пятидесяти дней. Затем его шлифовали на масляном камне и тщательно протирали. После этого кузнец ставил свою подпись на хвостовике и выполнял всякую дополнительную гравировку либо прорезал желобки на лезвии. Наконец он начищал клинок полировальной иглой, или мигари-хари обычно это делали зимой, поскольку считалось, что свежеотполированные клинки летом особенно уязвимы для ржавчины.
Учитывая важность этого оружия в глазах самурая и строгую регламентацию жизни в феодальной Японии, совсем не удивительно, что умение «читать клинок, различать и понимать признаки, указывающие на то, кем и когда он был сделан», стало очень сложным «искусством, требовавшим не только специальных знаний и способностей, но и длительного опыта» (Gilbertson 2, 194). Как точно подметил Гилбертсон, каждый воин (от высокопоставленного даймё до самого скромного самурая) знал, что «его рука охраняет его голову», а это проще делать, вооружившись надежным, а следовательно, и дорогим мечом.
Ввиду высокой стоимости качественных клинков существовало большое количество кузниц, где искусные мастера и их лучшие ученики были заняты изготовлением мечей. Вследствие этого правительство создало категорию официальных экспертов (мэкики), «чьей обязанностью было определение происхождения и качества оружия, подписанного или неподписанного, с тем, чтобы дать ему точную денежную оценку и объяснить самураю, как он может прийти к схожему заключению» (Gilbertson 2, 199). Некоторые эксперты стали знаменитыми благодаря своим точным оценкам, и их имена попали в анналы этого искусства. Так, например, семья Хонами (действовавшая на протяжении более чем двенадцати поколений) поставляла экспертов к императорскому двору еще в начале девятого века. Начиная с двенадцатого столетия такие эксперты оценивали мечи и подписывали
«сертификат, или оригами (сложенная бумага)… написанный на листе толстой бумаги особого сорта, называвшегося кага босо, которая производилась для сёгуна в провинции Кага и поставлялась к его двору по сто листов ежегодно. Там указывалось имя и место проживания мастера, изготовившего клинок, его длина и перечислялись все особые приметы, по которым клинок можно опознать, а в конце добавлялось мнение о его стоимости в золоте. Этот сертификат подписывали мэкики, порою сразу несколько, а на обратную сторону листа эксперты ставили свою печать» (Gilbertson 2, 200).
У этого искусства выработался свой ритуал, свой этикет, а также собственная теория и практика оценки. Для хозяина было большой честью, когда гости высоко оценивали красоту и качество его мечей, которые он обычно демонстрировал. Процедура осмотра клинков была тщательным образом регламентирована, а жесты и комментарии всех участников подобной церемонии соответствовали общепринятым образцам поведения. Клинок постепенно вынимался из ножен (но никогда полностью), и, используя для прикосновения к металлическим частям чистую ткань, его наклоняли под различными углами к свету, «поскольку некоторые интересные детали становились видимыми лишь в тех случаях, когда свет отражался от клинка под определенным углом» (Gilbertson 2, 199).
1,2. Парирование и двойной удар с переносом веса тела на катана. 3. Уход с поворотом и двойной удар катана
Не только символ власти или объект восхищения, катана был еще и грозным оружием в руках человека, который так сильно от него зависел и так тесно отождествлял себя с ним. Изучение искусства фехтования на мечах, известного как кэндзюцу, считалось занятием первостепенной важности. На самом деле:
«Когда говорят о европейском фехтовании, люди обычно представляют себе искусство, принципы которого можно свести к некоему подобию точной науки… Но в Японии никогда не говорили о том, что фехтование на катана способно себя полностью исчерпать. В каждую эпоху существовали люди, которые посвящали всю свою жизнь приобретению новых навыков в искусстве фехтования. Многие из них изобретали свои собственные системы, получавшие особые названия и отличавшиеся друг от друга только в некоторых деталях, не известных никому, кроме самого мастера и его любимых учеников» (Brinkley 1, 137).
О том, что буси превосходно владели своим оружием, свидетельствуют и источники, которые нельзя обвинить в том, что они пытались угодить японцам. Например, китайский историк, бывший свидетелем вторжения японцев в Корею в конце XVI века, описывая самурая в бою, рассказывает о том, что «его почти не было видно за белым сиянием металла, настолько быстро он размахивал своим пятифутовым мечом» (Brinkley 1, 154). Каждый аспект фехтования подвергался тщательному исследованию, и очень сложные технические приемы изобретались, проверялись и применялись в нескольких стилях (таких, как куми-ути, тати-каки и тати-ути). Большинство из них можно было использовать как на поле боя, так и в одиночных поединках. Первые рю кэндзюцу возникли еще в девятом веке, и названия многих из этих древних школ появлялись в хрониках будзюцу снова и снова. Согласно некоторым источникам, к концу периода Токугава, после продолжительной диктатуры этого клана, существовало более двух сотен действующих школ кэндзюцу. Среди самых древних (то есть таких, которые прослеживали свое происхождение до четырнадцатого и пятнадцатого столетий) хроники называют Нэн Рю, основанную Ёсимото Санасиро; Синто Рю, основанную Иидзасо Тёинсай Иэнао (1387–1488); Аису Кугё Рю, основанную Аисо Исо (1452–1538), который обучал кэндзюцу воинов клана Япо; школы Тюго Нагахидэ, Фукидэ Бунгуро и Ин-ёи, который также прославился как большой мастер фехтования на копьях; Итто Рю и эзотерическая Кото-ёири Рю, где обучали эффективным приемам противодействия сразу нескольким противникам, атакующим одновременно.
Несмотря на режим строгой секретности, принятый различными учителями, методы и технические приемы, практиковавшиеся в каждой школе кэндзюцу, обычно находились под влиянием (и, в свою очередь, оказывали собственное влияние) методов и технических приемов, практиковавшихся в других фехтовальных школах. Камцдзуми Исэ-но Ками Хидэцуна, основатель Синкагэ Рю, изучал стили фехтования Кагэ Рю и Синто Рю, прежде чем разработал свой собственный стиль, сочетающий элементы обоих.
Этот интереснейший мастер кэндзюцу, которого один провинциальный правитель назвал человеком, который стоит шестнадцати копий, отклонил предложение присоединиться к могущественному клану Такэда Сингэн после того, как в 1563 году его собственный клан был распущен. Вместо этого он отправился в путешествие по Японии (в сопровождении своих лучших учеников), по пути обучая и устраивая демонстрации фехтовального искусства. За время своих странствий он участвовал в семнадцати смертельных поединках и вышел из них без единой царапины. Когда он наконец осел в окрестностях Киото, ему императорским указом присвоили звание учителя четвертого ранга. Однако его пример не является уникальным. Как отметил Бринкли:
