Это серьезное предупреждение завершило первый период моей деятельности на посту посла в Лондоне. К концу июля политическая и светская жизнь британской столицы угасает. Накануне своего отпуска я попрощался с сэром Горацием Вильсоном. Он спросил, не хотел бы я встретиться с премьер-министром, и вскоре я оказался в кабинете Чемберлена.
Премьер-министр обсудил судетский кризис и предостерег против силового решения этой проблемы. Говоря о возможности провала чешско-судетских переговоров, Чемберлен подтвердил то, что Видеманн на своей встрече с лордом Галифаксом выдал за мнение Гитлера, а именно, что необходимо будет возобновить их тем или иным образом. Британское правительство, намекнул премьер-министр, готовит в данный момент дальнейшие предложения для содействия быстрому завершению дискуссий. Он приветствовал возможный визит важного германского лица в Англию, заверив, что можно с достаточной долей уверенности гарантировать успех визита, но что необходимо выбрать для него благоприятный момент. В своем ответе я подчеркнул необходимость решения судетского вопроса, особенно учитывая тот факт, что нынешние предложения чешского правительства абсолютно неприемлемы для Германии.
Визит имел последствия в виде "утечки" информации в прессу. Инициатива этой встречи была приписана мне, и было высказано предположение, что я предпринял сей demarche в связи с визитом Видеманна. Подобные предположения, конечно же, незамедлительно возбудили недоверие Риббентропа. Я настоятельно просил сэра Горация Вильсона опубликовать в прессе опровержение подобных слухов. Такое опровержение появилось, но изложенное в крайне бессвязной манере. Постоянная развязность английской прессы лишь затрудняла мою работу, и помощи здесь ждать не приходилось. Газеты уже поместили визит Видеманна в центр внимания и последовательно противодействовали любым усилиям, направленным на заключение соглашения. Находясь в отпуске, я получил письмо от Чемберлена, в котором он информировал меня о намерениях Кабинета. Он писал, что Кабинет поручил лорду Рансимэну отправиться в Прагу, чтобы на месте изучить возможности решения чешско-судетского вопроса. Чемберлен попросил меня сообщить об этом Гитлеру. Эта просьба была более приятной, поскольку, казалось, гарантировала мне срочную встречу с Гитлером. Однако и в этом, как и во многих других вопросах, мне пришлось пережить жестокое разочарование.
Чехословацкий кризис
Вернувшись в Германию в начале августа, я поставил своей главной целью добиться встречи с Гитлером, чтобы выполнить поручение Чемберлена и доложить о состоянии англо-германских отношений. Из беседы с Риббентропом я уже сделал вывод, что в отношении миссии Рансимэна с германской стороны будет преобладать сдержанность. Министр иностранных дел был в разговоре немногословен и воздерживался от резких выпадов в адрес Великобритании и Чехословакии, однако ни словом не обмолвился о готовящемся нападении на Чехословакию, вопрос о котором решился еще в мае. Риббентроп согласился устроить мне встречу с Гитлером, хотя, похоже, не был склонен спешить с этим.
Тем временем я нанес свои обычные визиты в Берлине. Во время моей встречи с Болем, руководителем заграничных организаций национал-социалистической партии, в кабинете присутствовал Гесс заместитель Боля и брат заместителя фюрера. Я изложил им свои взгляды на политику британского Кабинета, как изложил их Форстеру и в своем отчете от 10 июля.
В тот же вечер Гесс позвонил мне, сказав, что сделанный мной политический обзор ситуации в Великобритании очень его заинтересовал, что он говорил о нем со своим братом, который пожелал, чтобы я нанес ему визит в Мюнхен. Я ответил, что готов выехать сегодня же. В Мюнхене меня встретил адъютант Гесса, который с нескрываемым удовлетворением сообщил мне, что его шеф добился успеха, пытаясь устроить встречу фюрера с генералом сэром Яном Гамильтоном.
У меня состоялась долгая беседа с Гессом в его красивом и элегантном доме в деревне, в Хелльбруне, близ Мюнхена. Гесс, сдержанный человек и хороший слушатель, предоставил мне все возможности для подробного и откровенного отчета о политической ситуации в Великобритании, о примиренческой, но твердой позиции британского Кабинета по отношению к Германии и об идущем ныне полным ходом перевооружении страны. Я самым энергичным образом указал на опасность войны в случае любых агрессивных акций с германской стороны. Гесс слушал внимательно и, как мне показалось, был согласен со мной. Он также с некоторой гордостью отметил состоявшийся визит генерала Гамильтона в Оберзальцбург и задал мне несколько вопросов, не связывая себя, однако, какими-либо высказываниями. У меня не было ни малейших сомнений, что он даст точный отчет о нашей беседе Гитлеру.
Приехав в Рейхенхолл, где я намеревался пройти курс лечения астмы, я возобновил усилия, направленные на то, чтобы быть принятым Гитлером в Оберзальцбурге. Усилия, подобные тем, которые я предпринимал два года назад, когда приезжал в отпуск в Германию из Токио.
Однажды вечером, когда герр и фрау Мейснер пригласили меня к себе, в свой небольшой баварский дом в Берхтесгадене, я спросил Мейснера, не сможет ли он устроить мне встречу с фюрером. Он с готовностью согласился, добавив, что это будет нетрудно, поскольку фюрер находится в Оберзальцбурге и что на ближайшие несколько дней у него не запланировано ничего важного.
Мейснер позвонил в канцелярию фюрера, где ему сказали, что ответственный за эти вопросы чиновник в настоящий момент отсутствует. Примерно час спустя Мейснер повторил звонок и вернулся в гостиную несколько смущенный. В ответ на его просьбу ему было сказано, что Гитлер никого не принимает и трудно сказать, когда он сможет принять меня.
Было очевидно, что Гитлер не желает встречаться со мной, хотя он знал, что у меня находится личное послание Чемберлена. Причины его отказа были в общем-то очевидны: он знал, что я хочу ему сказать, и не желал этого слушать. Мне так никогда и не удалось выяснить истинную причину разрыва наших отношений, последовавшего позднее. Возможно, причиной этого стал отчет Гесса о встрече со мной, или мой собственный отчет от 10 июля, или все остальные мои отчеты вместе взятые. В то время я решил не спешить с выводами. Могла также произойти какая-то ошибка, учитывая пресловутую путаницу и беспорядок в управлении канцелярией Гитлера. И потому я просто решил предпринять еще одну попытку.
Следующая возможность представилась мне во время проведения партийных дней в Нюрнберге. Снова я давил на Риббентропа просьбами о встрече с Гитлером. И вот наконец Дикхоффу, послу в Вашингтоне, и мне было ведено присутствовать в отеле, где остановился Гитлер, на чайной вечеринке, которую он устраивал для иностранных гостей. После бесконечных хождений по коридорам, ведущим в апартаменты фюрера, нам удалось добраться до его номера, где нас приветствовал рабочий из так называемых "рабочих отрядов", которые маршировали по улицам под проливным дождем.
К тому времени Риббентроп уже успел выразить мнение, что он не позволит ни мне, ни графу Велчеку, нашему послу в Париже, вернуться на свои посты ввиду критического положения дел в стране. Я ответил, что именно в такие критические времена присутствие послов на своих местах всегда считалось исключительно важным и необходимым.
У нас с Дикхоффом было в распоряжении едва ли четверть часа до того, как начнется вечеринка. Меня ввели в комнату Гитлера. Я, стоя, передал ему послание Чемберлена и кратко доложил о целях миссии Рансимэна. "Этот Рансимэн, говорят, ярый демократ. По крайней мере, так сказал мне генерал Гамильтон", - ответил Гитлер. Я возразил, что до сих пор Рансимэн не был известен своим радикализмом. "Возможно, он поменял свои взгляды. Ему давно пора было это сделать". На этом аудиенция, продолжавшаяся едва ли семь минут, подошла к концу. Это была моя последняя встреча с Гитлером.
В атмосфере партийных дней превалировало лихорадочное возбуждение. День ото дня крепло убеждение, что что-то должно произойти, судя хотя бы по тому факту, что число сообщений о террористических актах в Судетах значительно возросло. Риббентроп пригласил послов и посланников на встречу, обрисовав в своей любительской манере политическую обстановку и подчеркнув ее серьезность, ни словом не намекнув при этом на надвигающуюся войну.
Мы все вместе пообедали. Я сидел слева от Риббентропа. Он пожаловался на неуступчивость и твердую позицию британского Кабинета, демонстрируемую на протяжении последних нескольких лет, несмотря на весьма либеральные предложения, сделанные фюрером. Я спросил министра, какие предложения он имеет в виду. Ясного ответа не последовало. Тогда я спросил, почему такие предложения не были опубликованы, с тем, чтобы возложить ответственность за неудачу на англичан? И снова Риббентроп ответил уклончиво. Мне так никогда и не суждено было серьезно и обстоятельно побеседовать с Риббентропом...
