Слова одного из ее (Симоны Вайль) друзей, убитого на войне: "Pour moi, plus je reflechis, dans mes moments de decouragement, et plus je sens que mon ideal n'est qu'un moyen pour faire arriver les autres, qui sont ma fin"1 (I,111 ).
Первый настоящий снег. Кончив чтение экзаменов, убрал свой кабинет. За окнами – деревья в снегу. Абсолютная тишина. Тиканье часов. Полное блаженство. И – в свете только что записанного – вопрос: блаженство это, полнота эта, счастье – от Бога ("воздух") или же от слабости (лень, farniente2 …)?
Вторник, 23 декабря 1975
После двух дней снегопада – "мороз и солнце". В воскресенье днем, в ожидании приезда из Монреаля Ткачуков, ездили с Л. в Нью-Йорк "включиться" в праздничную толпу и атмосферу. Толпа в St. Patrick3 , толпа и музыка у рокфеллеровской елки. Освещенные громады небоскребов.
Вчера – последние четыре скрипта в "Свободе" и заседание департамента внешних сношений: все это уже "из-под палки". Зато и в воскресенье, и вчера – чудные службы предпразднества…
Продолжаю чтение биографии Симоны Вайль, с несомненной духовной пользой.
Вчера же – украшение елки впятером (с маленькой [внучкой] Верой).
1 "Что касается меня, то чем больше я думаю в минуту отчаяния, тем больше я чувствую, что мой идеал – всего лишь средство для достижения других, которые являются моим предназначением" (фр.).
2 "нчегонеделанье" (ит.).
3 католическом соборе св. Патрика.
Париж. Четверг, 1 января 1976
Как всегда, уехали из Нью-Йорка прямо с елки в день Рождества, наполненные радостью чудных служб (огромный хор, масса людей, полнота!) и радостью семейного сборища. На аэродром нас вез Том [Хопко] в сумерки, падал снег, горели во всех окнах елки. Минуты, которыми потом подлинно живешь. И сразу – пустота и тишина аэродрома… В Париже встречали Наташа и Елена. Радостный завтрак на Parent de Rosan [у брата]. Вечером по традиции зашел за Андреем на службу – подышав Парижем.
Пятница, 2 января 1976
Утром в субботу 27-го кофепитие на pl. St. Sulpice с "девочками": Маги, Ирина, Буся и Мара…1 Затем с Л. через quais2 к Андрею. Завтрак с ним в нашем любимом [ресторане] "Boutelle d'Or" с видом на Notre Dame (тут в прошлом году завтракал с Алей Солженицыной). В 2.30 – долгое сидение с Никитой Струве в [кафе] "Balzar". Un vaste tour d'horizon3 . В воскресенье 28-го – служба на Olivier de Serres. Как всегда, чувство, что это мой "дом" в Париже. Кофе у о.Игоря Верника. Днем – свадебный прием в Р.[усской]Консерватории: Маша Струве, вышедшая замуж за молодого, некрещеного еврея.
В понедельник 29-го – dejeuner de cousins4 . Жорж Доливо представляет свою невесту.
Вторник 30-го – длинная прогулка с Льяной через зимний пустой Jardin des Plantes. Завтрак с И.В.Морозовым в [ресторане] "Mediterannee" на pl. de l'Odeon.
Среда 31-го. Заболевает по обычаю Л. и остается в отеле. Пешком на традиционный предновогодний завтрак с Никитой и Машей Струве. Новогодний молебен на Exelmans с уже совсем стареньким, сгорбленным вл. Александром Семеновым-Тянь-Шанским. Встреча Нового Года у Андрея с Ликой.
Четверг 1 января: темный, дождливый. Толпа в сумрачном Notre Dame. Месса – толпа причастников, почти чужая в толпе туристов (сотни японцев, обвешанных фотографическими аппаратами). Днем – с мамой и Андреем.
В пятницу 2-го – семейная панихида на [кладбище] Ste. Genevieve de Bois, haut lieu5 русской эмиграции. Вечером – ужин у Соллогубов.
В среду 3-го – второе заболевание Льяны. Поездка к Струве.
Воскресенье, 4 января 1976
Обедня на Olivier de Serres. Потом завтрак с мамой, Андреем и Л в "Taverne Alsacienne" на r.de Vaugirard. Заезжаем проститься с "девочками" на St. Sulpice. Оттуда – прогулка с Л. по r.de Seine, ile St. Louis – до pl. des Vosges.
1 Двоюродные сестры.
2 набережные (фр.).
3 "Широкий обзор событий" (фр.).
4 завтрак кузенов (приехавших из Швейцарии и Германии в Париж встречать Новый Год).
5 "высшей сфере" (фр.).
Понедельник, 5 января 1976
Завтрак у милейшей Шуры Габрилович на St. Sulpice. Вечером в Ste. Marie1 . Ужин с дюжиной filles de St. Francois2 . Очень интересный разговор – о Церкви, о месте женщин в ней и т.д. Знакомлюсь с Асей Дуровой, о которой столько слышал все эти годы как о главной "связи" с подпольной Москвой. Говорит о безнадежности тамошнего положения.
Вторник, 6 января 1976
Сочельник по старому стилю. Трудно во второй раз "разогревать" в себе Рождество. Пока Л. у парикмахера, устраиваю себе "pelerinage aux sources"3 : маленьким поездом из Anteuil на Pont Cardinet. Оттуда – через Square des Batignolles, по rue Brochant (где разрушен старый рынок!) мимо дома, в котором в последний раз видел папу живым (жаркое лето 1975 года), до Av. de Clichy. Вверх по ней мимо нашего дома (1930-1944) и затем на Dautancourt в eglise St. Michel4 . Идет messe basse5 : один священник, одна женщина в абсолютно темной церкви, в которой освещен только этот – боковой – алтарь. Темно, накрапывает дождь. По Av. de Clichy – до Pl. Clichy и по rue Amsterdam до [вокзала] St. Lazare, где спускаюсь в метро. Завтрак с Л. в маленьком ресторане. Днем до всенощной – у мамы. Вечером ужин и елка у Андрея.
Среда, 7 января 1976
Рождество по старому стилю. Exelmans. Настроение праздничное, главным образом от Андрея, сияющего и все – в своей церкви – на себе несущего. После завтрака едем с Л. на pl. Vendome. Она абсолютно совершенна в этих пасмурных парижских сумерках – своими фонарями, окнами… Вообще Париж в этот раз ощутил как совершеннейшую симфонию и гармонию окон. Вечер – все вместе – у мамы…
Четверг, 8 января 1976
Последний день в Париже. Завтрак с [моей переводчицей] М.Ф., которая открывает мне, что она… ушла из Церкви! "Exigeance interieure…" – "necessite d'un desert", "authenticite"6 и т.д. Что на все это ответить? "Il faut que je suis moi meme"7 . Все та же гордыня сознания, толкающая человека в одиночество во имя какой-то мифической authenticite.
Днем заседание в Passy нашей "литургической группы" – Бобринский, Андроников, Чеснаков, Максим Ковалевский. Немножко – переливание из пусто-
1 Католическая школа.
2 дочерей св. Франциска (монахинями).
3 "паломничество к истокам" (по местам детства) (фр.).
4 церковь св. Михаила.
5 малая месса (без музыки) (фр.).
6 "Внутренняя необходимость" – "Нужда в пустыне", "подлинность" (фр.).
7 "Я должна быть сама собой" (фр.).
го в порожнее, как и почти все в призрачной парижской церковной "реальности", в которой реально только – потепенное угасание и исчезновение русской эмиграции. Реальна – всенощная на Lecourte1 , но что ж тут говорить о "литургической" жизни? И все же хорошо среди этих друзей, в этой chaleur humaine2 … И как бы в подтверждение сказанному – едем оттуда с Петей Чеснаковым и Максимом в какую-то больницу, где лежит Петя Ковалевский. Старенький, маленький, какой-то "гоголевский старичок". La grande pitie de tout cela3.
Потом – в семь часов – короткое свидание с Репниным, это всегдашнее "прикосновение к детству", своего рода chanson sans paroles4 , ибо говорим, за столиком в кафе, о пустяках, а смысл только в самой этой встрече, ставшей уже почти "ритуальной". Несколько минут – и вот Репа исчезает в темном бульваре, в свою , для меня совершенно неизвестную, жизнь, а я в свою, словно все дело было в том, чтобы прикоснуться друг к другу, внутренне сказать друг другу: "Помнишь?" – "Помню".
И уже из последних сил – "Братство" на Exelmans.
Пятница, 9 января 1976
Отъезд. Ранним утром, еще в полной тьме – кофе с Андреем в отеле. Прощание с ним – всегда веселое и бодрое, а на глубине – мучительный отрыв, ибо близость с ним и для меня, и для него "превосходит всякое разумение". Мама. [Аэродром] Charles de Gaulle. Пронзительная грусть – видеть ее, с высоты уносящего нас "магического ковра", старенькую, несчастную, одинокую, действительно – утопающую в этом распаде, отливе жизни.
И вот – мороз и солнце Америки. Солнце, которого мы не видели четырнадцать дней. Веселый, бодрый Том [Хопко]. Теплый дом. Еще раз – "le vent se leve, il faut tenter de vivre…".
Crestwood. Суббота, 10 января 1976
Все утро – в залитом солнцем доме, bien au chaud5 , в радости "встречи" со своей жизнью, "остраненной" Парижем, памятью музыкального совершенства pl. Vendome и Tuileries… Днем – у Ани, которой исполнилось сегодня тридцать два года! Невероятно прекрасный красный закат за ветвями черных деревьев.
Вторник, 13 января 1976
Погружение в обычную жизнь, состоящую из безостановочной траты другими моего времени. Но, может быть, это так и нужно. Может быть, в этом, на
1 Имеется в виду храм Покрова Пресвятой Богородицы и преподобного Серафима Саровского, расположенный на этой улице.
2 человеческом тепле (фр.).
4 Огромная грусть от всего этого (фр.).
4 песня без слов (фр.).
5 в тепле и холе (фр.).
поверхности, абсурде – "смысл" моей жизни? Тогда я несомненно проваливаюсь на экзамене, ибо все это приводит меня в злобное раздражение.
В воскресенье и вчера – снегопад. Невероятная красота белых садов, заснеженных деревьев…
Читаю биографию abbe Marcel Jousse1 , основателя "антропологии жеста". Как и в Симоне Вайль, поражает в нем эта "стопроцентность", убежденность в том, что его дело, его открытие, его тема – самые главные, неспособность к компромиссу, релятивизму. Поражает потому, что в себе я этого совсем не нахожу, никакого "мессианского" комплекса. Мне все кажется, что, если бы люди чуть-чуть уступили в своих "идеях" и "убеждениях", было бы лучше, светлее в мире. Однако, пожалуй, не было бы тогда "величия". Я помню, как когда-то на [Сергиевском] подворье мы с о.Киприаном [Керном] издевались над строкой из стихотворения Иоанна Шаховского: "Есть люди – клинья и есть люди – звенья". А, кажется, в этом есть правда.
