Проводящие свои карательные рейды испанцы не делали различий между мужчинами, женщинами и детьми. «Война была настолько жестокой, что, опасаясь, что все они будут убиты, индейцы запросили мира», — писал Сьеса де Леон. Но прежде чем объявить свою карательную кампанию завершенной, Чавес — классический эстремадурец из родного города Писарро, Трухильо, — убил более 600 младенцев в возрасте до трех лет.
В южном направлении, в области Уануко, индейцы также ответили на призывы Манко, убив несколько испанцев. Вскоре и в этот регион был отряжен кавалерийский отряд. По ходу дела испанцам довелось войти в один инкский город, Тарму, отстоявший на расстоянии 100 миль к югу от места их назначения: это был мирный город, не поднимавший восстания. Тем не менее испанцы провели там семь месяцев, «поедая местную кукурузу и овец [лам и альпак], отбирая у местных жителей все их золото и серебро, забирая их жен… многих индейцев заковывая в цепи и превращая их в рабов, и… крайне жестоко обращаясь с ними и выведывая пытками [у индейских вождей) [местонахождение] их золота и серебра». Конечно, разграничения между такими понятиями, как «завоевание», «умиротворение», «оккупация», «требование возмещения» и «совершение набегов», истончились настолько, что стали почти неразличимы; все эти лозунги дня приводили местных жителей в трепет.
В апреле 1539 г., по ходу того как карательная кампания на севере продолжалась, руководители испанцев, Франсиско, Эрнан и Гонсало Писарро, собрались в Куско, чтобы обсудить свои планы дальнейших действий в плане завоевания Перу. Ввиду осложнений, вызванных казнью Альмагро, Франсиско полагал, что для Эрнана лучше всего будет вернуться в Испанию и попытаться восстановить свою репутацию. Франсиско исходил из того, что к этому времени у Эрнана накопилось уже слишком много врагов и кто-нибудь из них обязательно шепнет нужное слово королю, в результате чего тот начнет действовать против Эрнана и против всей семьи Писарро. Если же Эрнан возьмет с собой только что составленную хронику событий, живописующую его героические деяния во время индейской осады, и плюс к этому новую партию золота для Карла, то, по мнению Франсиско, у его брата будут веские аргументы для короля.
Гонсало же, которому к этому времени исполнилось двадцать семь лет, считал этот план негодной идеей. По его мнению, для Эрнана лучше всего было бы оставаться в Перу — с оружием наготове. В Испании он оказался бы во власти своих врагов, и никто из его семьи не смог бы помочь ему там. Эрнан на это «сердито ответил, что Гонсало еще мальчик и не знает короля». В любом случае Эрнан уже принял решение: он вернется в Испанию и встретится там с королем. После того как вопрос касательно казни Альмагро будет улажен, Эрнан попросит у короля о дополнительных милостях.
В день отбытия Эрнана Франсиско Гонсало и еще небольшая группа конкистадоров проехали вместе с ним небольшое расстояние за пределы города и потом спешились, чтобы попрощаться. Эрнан обнял обоих своих братьев, после чего высказал Франсиско свои мысли о потенциальной опасности сторонников Альмагро: они участвовали в чилийском походе, а затем сражались против Писарро, в результате чего лишились всего. Педро Писарро писал:
«Эрнан Писарро, покидая своего брата-маркиза, сказал ему: „[Ты знаешь], что я уезжаю в Испанию и что, кроме Бога, мы все зависим только от тебя. Я говорю это, поскольку участники чилийского похода ведут себя очень непочтительно. Если бы я оставался здесь, бояться было бы нечего (и он говорил правду, поскольку они очень боялись его). Сдружитесь с ними, давайте немного еды тем, кто выкажет такое желание, [но] не позволяйте [даже] небольшому количеству тех, кто не выражает никаких желаний, собираться вместе на расстоянии менее чем 50 лье от того места, где вы находитесь, поскольку в противном случае… они обязательно убьют вас“… Эрнан Писарро произнес эти слова громко, и мы все слышали их, и, обняв маркиза, он отправился в путь».
Эрнан взял с собой караван золота и серебра для короля, письма и просьбы, составленные Франсиско для короля, и длинный список энкомьенд, которые Эрнан желал заполучить лично. Глядя на весь этот объемный багаж своего брата, ни Франсиско, ни Гонсало не думали о том, что Эрнана они видят в последний раз.
До отъезда Эрнана три брата условились об одном: Манко Инка должен быть уничтожен. До тех пор, пока мятежный император остается в живых, он ставит под угрозу власть Писарро над Перу. Так, вскоре после отъезда Эрнана Гонсало Писарро начал организовывать экспедицию с целью захватить или уничтожить Манко Инку. Шпионы уже доложили Писарро о том, что Манко расположился в местечке, называемом Вилькабамба; оно запрятано в густых лесистых местах в низинах, и там император находится под защитой лучников из племени антис. Единственным средством тут было отследить перемещение инкского императора в его укрытие и там — подобно ядовитому вредителю — уничтожить его.
Будучи на тридцать четыре года моложе Франсиско и на одиннадцать лет моложе Эрнана, Гонсало Писарро прибыл в Перу, когда ему было всего двадцать лет, и он всегда находился несколько в тени своих старших братьев. В отличие от своего брата Хуана, который был на год старше его, Гонсало получил чин капитана не ранее начавшихся боевых действий во время осады Куско, и то лишь потому, что смерть Хуана предоставила ему такую возможность. Однако во время осады Гонсало выказал себя одним из лучших защитников города. Высокий, чернобородый и поразительно красивый, Гонсало был превосходным наездником и исключительно метким стрелком — как из лука, так и из аркебузы. Также он был баснословно богат; как и его братья, Гонсало получил значительную долю золота и серебра во время дележа в Кахамарке и Куско.
Типичный эстремадурец, обладающий многими неустранимыми чертами уроженца этого региона — жесткий, замкнутый, подозрительный к чужакам и крайне скупой, Гонсало умел как заводить себе хороших друзей, так и наживать жесточайших врагов. Его амбиции были неутолимы; Гонсало стремился заиметь свое губернаторство, и он без всякого стеснения говорил об этом другим. Импульсивный и донельзя развратный, Гонсало в свое время отобрал у Манко его жену, Куру Окльо. Вне всякого сомнения, одного этого деяния было достаточно, чтобы дать искру инкскому восстанию, которое уже стоило жизни одному из его братьев и нескольким сотням его соратников.
Осознал ли когда-либо Гонсало свою ответственность в плане разжигания индейского восстания — остается неизвестным. Но Гонсало знал, что если ему удастся захватить или уничтожить мятежного инкского императора, то губернаторство очень отчетливо замаячит на горизонте его судьбы. Но сейчас требованием момента было усмирить это королевство. Педро Писарро писал: «Сошлись во мнении, что если [Инка] будет окружен, то у него не останется никаких иных шансов, кроме как быть убитым или взятым в плен, и тогда порядок восстановится на этой земле. Но пока это не будет достигнуто, все будет оставаться в подвешенном состоянии».
Добровольное желание присоединиться к Гонсало изъявили 300 испанцев — как пехотинцы, так и кавалеристы; все они страстно желали отличиться. Многие из кавалеристов являлись энкомендеро, так что они жаждали заполучить Манко в свои руки; им было известно только одно средство перенаправить дань туземцев, которая сейчас текла к Манко, — в свой карман. В числе других добровольцев были недавно прибывшие конкистадоры — бывшие сапожники, портные, плотники, каменщики и прочие ремесленники, приехавшие в Перу со своим собственным оружием и теперь жаждавшие сколотить себе состояние. Гонсало было хорошо известно о том, что, когда два года назад Родриго Оргонес подверг разграблению Виткос и едва не захватил в плен Манко Инку, испанцы из его отряда нашли на месте огромное количество золота, серебра, а также красивейших храмовых девственниц. Окажись удача на стороне Гонсало, его могла ожидать такая же добыча.
По ходу того как люди Гонсало готовились к экспедиции, Паулью Инка организовал крупный контингент туземных союзников. На этот раз он сам был готов сопровождать испанцев. Паулью был готов принять активное участие в битве против своего брата: вне всякого сомнения, для того, чтобы отстоять свой правящий статус «Сапы Инки», или «Единственного Инки», — на настоящий момент положение было двойственным. Хотя Паулью знал, что Манко был вынужден скитаться в глуши Тавантинсуйю и жить среди варваров-антис, он тем не менее представлял для него реальную угрозу. Если бы Манко когда-нибудь удалось заключить перемирие с испанцами и вернуться в Куско, то Паулью был бы автоматически смещен с поста императора.
Уже убедившись в том, что испанцы являют собой непобедимую силу, Паулью, находясь в столице, занялся примериванием на себя самой разнообразной испанской одежды: шелковых чулок, изящных плащей, европейских шляп самых разных фасонов. Паулью также высказался в том плане, что подумывает о принятии испанской религии. Человек, проживавший в инкском дворце, где его ежедневно ожидала свита красивых наложниц, — хотя два года назад у него не было практически никаких шансов стать императором, — конечно, не был склонен отказываться от своего нового роскошного стиля жизни. Если он должен был убить своего брата, для того чтобы сохранить свое настоящее положение, то он готов был это сделать. Кроме того, согласно инкской традиции, на вершину власти в итоге поднимался самый сильный наследник на престол. У инкской аристократии бесспорным девизом было: «Победитель получает все».
