К деятельной пропаганде, как правило, привлекались сельские старосты, бургомистры. Весь этот аппарат тщательно инструктировался, получая одно задание за другим.
Фашистская политика лжи и обмана не могла ограничиваться только кадрами устных провокаторов. Немцы в оккупированных районах, особенно в тех, где действовали партизаны, развернули радиосеть. (…)
За малым исключением во всех оккупированных районах немцы организовали печатную пропаганду — газеты, журналы, листовки, плакаты. Путем подписки стремились обеспечить каждого, особенно городских жителей, газетами.
Специальным распоряжением сельским старостам и городским управам немцы обязали ежедневно проводить среди населения коллективные читки газет.
Вся система лживой фашистской пропаганды, располагая достаточными средствами и кадрами, в отдельных случаях имела свои результаты»[894].
Наиболее часто «отдельные случаи» наблюдались в первый год войны. Сколько-нибудь централизованного аппарата управления партизанской пропагандой со стороны НКВД УССР или ЦК КП(б)У в этот период не существовало. Украинские партизаны, занятые сначала выживанием, а потом первыми значимыми военными операциями вроде рейдов, ограничивались устной пропагандой среди населения и не могли многого противопоставить агитаторам со свастикой, называвшим обитателей леса не только разбойниками, но и «двуногими сталинскими шакалами».
Основное количество пропагандистского материала было направлено в тыл авиацией РККА. Согласно сведениям ЦК КП(б)У, только в Украину за первые полтора года войны было заброшено 251 млн листовок, а 26 млн листовок было оставлено в тайниках для распространения при отступлении Красной армии. Помимо этого, в тыл к немцам было доставлено 25 млн газет[895]. Таким образом, на каждого украинца приходилось по 6 единиц печатной продукции. Однако даже если верить приведенным цифрам, доставлялись эти тонны бумаги преимущественно не в глубокий, а в прифронтовой тыл, плюс к тому, многое просто терялось во время выброски. Как писала партизанский пропагандист Кухаренко в середине 1943 г. из Черниговско-Волынского соединения, на стыке Украины, Белоруссии и России «население сел, через которые мы проезжали (соединение прошло пять областей до мая) почти с начала войны не видело советской газеты и не знало правды о советской жизни и событиях на фронтах. Листовки с самолета только изредка бывают у них; иногда местные партизаны заносят листовки, но и у них они редко бывают»[896].
Что касается качества агитационного материала, то, например, глава ЦШПД считал его вполне удовлетворительным. 31 августа 1942 г. на совещании с участием Сабурова и Ковпака Пантелеймон Пономаренко заявил, что сколько он ни прочел листовок «с мест», не видел ни одной неправильной[897].
С одной стороны, многие листовки, написанные в 1941–1942 гг. от руки, да еще с грамматическими ошибками, демонстрировали ограниченные возможности, т. е. слабость партизан, особенно если учитывать, что появлялись они рядом с немецкой пропагандистской продукцией: «Гитлеровцы, особенно в 1942 г., даже глухие села наводняли красочными журналами и плакатами.»[898]
С другой стороны, содержание ряда партизанских листовок заставляет задуматься о квалификации их составителей. Очевидно, обратное воздействие имело воззвание к колхозникам и колхозницам одного из подпольных обкомов компартии, выпущенное в начале 1942 г. в связи с немецкой земельной реформой. Напомним, мероприятие привело к ощутимому увеличению частных наделов. В этом опусе восхвалялась коммунистическая экономика: «Если помещичье-кулацкая система, существующая в Германии, так хороша, а колхозная система в СССР так плоха, то почему вымирает от голода народ в Германии, а колхозное крестьянство и весь советский народ имеет обилие всех продуктов? (…) Под руководством. великого Сталина на основе сплошной коллективизации ликвидировано кулачество как эксплуататорский класс, а бедняцко-середняцкое крестьянство вышло из нужды и разорения, обеспечено обилием продуктов и зажиточной колхозной жизнью»[899]. Аналогичный пример приводится и в коллективном труде американских специалистов: «Поля и луга навсегда были отданы в свободное пользование колхозному крестьянству. Счастливый крестьянин выходил за деревню, оглядывал засеянные поля и восклицал: “Все это мое, все это наше.” Теперь немцы лишили крестьян земли»[900].
Листовки 1941–1942 гг. сохранились в архивах в ничтожном количестве, поскольку в большинстве отрядов их выпуск не был налажен.
Например, в соединении Сабурова печатная пропаганда началась только на второй год войны — первая листовка была выпущена 2 июля 1942 г.[901] До этого партизаны ограничивались устной пропагандой, которая далеко не всегда была эффективной. Более того, Алексей Федоров полагал, что результат от встреч с крестьянами мог быть противоположен ожидаемому: «Ведь беседы, собрания не всегда можно провести с населением, да я считал, что в настоящий отрезок времени и не нужно их проводить. Мы имеем целый ряд фактов, которые говорят, что проведение собраний себя не оправдывает. Вот, например, сегодня провели собрание, а на следующий день приезжают немцы и начинают издеваться над населением, избивать народ и т. д. Беседы с небольшим количеством народа, в особенности на поле, это неплохая форма проведения политико-воспитательной работы. Главное все же это распространение нашей советской литературы, листовок.»[902]
Немногим лучше обстояло дело и в других базовых украинских отрядах.
Ковпак сам признавал в конце августа 1942 г., что в его соединении «отсутствует партийно-массовая работа»[903]. И хотя весной 1942 г. соединение обзавелось типографией, но агитация велась в ограниченных масштабах: «Правда, тут нужно откровенно сказать, что мы печатали сообщения информбюро и распространяли среди населения, отпечатали первомайский приказ товарища Сталина, отпечатали много документов и в большом количестве распространили их среди населения»[904].
На том же совещании с участием Пономаренко Сабуров жаловался, что психологическому воздействию на коллаборационистские формирования мешает нехватка бумаги: «У нас почти в каждой группе есть типография, мы можем печатать листовки, но с бумагой дело обстоит плохо. У нас бумаги почти нет. Если отсюда подбрасывать, то это будет связано с доставкой грузов. Но писать нужно. Кроме того, выдумывают много: один отряд одно пишет, другой — другое. Здесь получается неувязка»[905].
Спустя два месяца командир Черниговского соединения Алексей Федоров на заседании подпольного ЦК КП(б)У признавал, что «политико-воспитательная» работа партизан имеет недостатки: «Мы не всегда могли обеспечить издание литературы в таком количестве, которое могло бы обеспечить полный разворот политико-моральной работы среди населения. Мы были лишены возможности также пользоваться советской литературой, которая забрасывалась из нашего советского тыла. Я сам лично последнюю газету читал 22 марта. Чисто случайно по дороге мы нашли несколько листовок. В этих листовках речь шла о зимней кампании. Конечно, для нас это тоже была новая литература. По вопросу снабжения нас литературой дело обстоит очень скверно, а ведь литература — это основное подспорье в проведении политико-воспитательной работы. (…) Сами же мы выпустить в достаточном количестве листовок также не имеем возможности. Нас регламентирует бумага, не говоря уже о том, что типографии у нас очень примитивные. За сутки наша типография может выпустить максимум 300–400 листовок»[906].
После получения разнообразных сведений о недостатках партизанской пропаганды, осенью 1942 г. ЦШПД и УШПД обратили внимание на ведение не только диверсионной, но и психологической войны.
19 октября 1942 г. начальник 1-го управления ЦШПД Сивков в записке Пономаренко сообщал, что ЦК ВЛКСМ с целью улучшения партизанской пропаганды направлял: в Россию и Карелию — 70 человек, в Белоруссию — 10, в Украину — 15. Всего в течение последних трех месяцев 1942 г. для политической работы на всей оккупированной территории СССР готовилось 300 человек из комсомольского актива[907]. Их задачами была не только агитация, но и расширение комсомольской прослойки в отрядах и соединениях, а также среди местного населения. Все предложения были Пономаренко приняты.
Постепенно и партизаны на местах, оправившись от шока 1941
1942 г., начали уделять внимание агитации. Они либо обзаводились трофейными типографиями, либо получали их из-за линии фронта. Благодаря этому был налажен регулярный выпуск печатных изданий. Всего на оккупированной территории СССР к концу 1942 г., по данным ЦШПД, партизанскими отрядами и группами издавалось
