Так рассказывал мне дервиш. С тех пор память о чудесах садов Гирама осталась глубоко вкорененной в моей памяти, и позже, когда я пришел в Египет изучать тайные науки, желание увидеть еще раз эти места было одной из причин, побудивших меня овладеть во что бы то ни стало книгой Соломона. Как скоро это удалось мне, я сделался властным вызывать во всякое время появление этой чудной страны, и я провел в ней много дней на лоне прелестного уединения. Гении, которым поручено охранение ее, покорились силе моих чар и открыли мне даже тайну, посредством которой построен дворец Гирама, и ту, которая делает его невидимым.
Обладая этими двумя средствами, я могу, о высокий паша, соорудить такой же дворец. Говори же, согласен ли ты на это, ибо нет ничего невозможного тому, кто держит в руках книгу Соломона.
— О, сын мудрого и ученого Абу-Агиба, — отвечал паша в восторге, — ты удивительнейший человек в мире, знания твои превосходят все, что могло породить воображение человеческое и Господь сделал тебя обладателем таинств всей природы! Удостой построить мне дворец, подобный гирамову, и требуй от меня чего хочешь. Чего бы ты ни желал — я исполню все, если бы ты потребовал даже алжирского престола!..
— На что он мне? — спокойно возразил астролог. — И чего может желать на свете бедный, дряхлый старик, кроме спокойного места для своего праха? Я больше не честолюбив, не жажду удовольствий, я исполню последнее желание твое единственно для того, чтобы доказать тебе искренность моей дружбы. Не требую также ничего из твоей сокровищницы: духи, которыми я повелеваю, доставят нужный материал Но если ты непременно хочешь доказать мне свою признательность, то подари мне ношу первого вьючного животного, которое переступит через порог очарованного замка.
Можно представить себе изумление Эль-Хаджи-Мехеми при этих словах астролога, он не знал удивляться ли его бескорыстию или сожалеть о его глупости, но во всяком случае тотчас согласился.
Ибрагим деятельно принялся за дело. Невидимые работники воздвигли над его жилищем, иссеченным в граните, гигантский мраморный портик, долженствовавший служить входом в огромную четырехугольную башню. На наружной стороне краеугольного камня астролог сам вырезал большую руку, а напротив — изображение ключа. Эти эмблемы, над которыми он произнес какие-то заклинания, должны были служить талисманами, от сохранения которых зависела долговечность здания. Когда этот портик был кончен, Ибрагим скрылся в своем жилище и пробыл там три дня, не показываясь никому. Никто не знал, что он делает, но в поздний час третьей ночи он один отправился в Алжир, прошел во дворец Эль-Хаджи-Мехеми и разбудил его.
— Паша, покровительствуемый судьбою, — сказал он, стоя у его изголовья, — гении ислама поторопились повиноваться твоему преданному рабу. Встань, ожидания твои исполнились. Ступай любоваться восхитительным дворцом, который я соорудил для твоего величия на вершине Кудиат-эль-Сабуна, ты найдешь в нем собрание всего, что может придумать человек самый занятый земными наслаждениями: блестящие залы для царственных пиршеств, благоухающие сады для мечтательных прогулок, светлые фонтаны для отражения прелестей твоей фаворитки, свежие гроты для наслаждения в мраморных ваннах приятностями прохладных струй — я не забыл ничего. Чтобы угодить тебе, я создал истинный рай и, чтобы ни один смертный не мог оспаривать у тебя полного им обладания, я предал его покровительству непреодолимых чар. Как скоро я покажу тебе, как действовать талисманом, ты сделаешь таинственное жилище это неприступным для всех.
— Хорошо, — сказал Эль-Хаджи-Мехеми, протирая глаза и не веря, что не спит. — Сегодня утром с восходом солнца я осмотрю твое произведение.
Астролог ушел в дежурную комнату и растянулся на софе, бормоча никому не понятные слова. Остаток ночи прошел для паши в бессоннице тревожного ожидания. Лишь только первые лучи солнца ударили в вершину горы Бу-Зариах, он встал, совершил омовение и молитвы и верхом поехал на Кудиат-эль-Сабун, сопровождаемый небольшим числом преданных слуг. Вместе с ним ехала его прелестная пленница, а впереди шел дряхлый астролог, опираясь на жезл, украшенный иероглифами.
В продолжение переезда Эль-Хаджи-Мехеми раскрывал сколько мог шире глаза, ожидая ежеминутно увидеть наружную стену и башни своего чудного дворца. Однако ничто не показывалось.
— В этой-то способности оставаться скрытым от всех глаз и заключается безопасность этого убежища. Очарованный дворец представится твоим глазам не прежде, как когда мы перешагнем за порог его.
После этих слов подъехали к портику, сооруженному перед четырехугольной башней. Чародей указал паше на символические фигуры.
— Вот, — сказал он, — талисманы-хранители этого земного рая. Пока эта мраморная рука не схватит ключа, никакая земная сила, никакая магическая тайна не одолеет владыку этих мест.
А между тем, как паша дивился этому диву ибрагимова знания, прекрасная пленница, увлекаемая любопытством, погнала своего черного мула вперед и проехала под портиком.
— Теперь мы квиты, — воскликнул астролог, бросаясь между ею и пашой. — Вот цена, которую ты обещал мне, и я приглашаю тебя сдержать свое слово, уступив мне по уговору, ношу первого вьючного животного, которое переступит через порог очарованного дворца
Эль-Хаджи-Мехеми громко захохотал при этой шутке, по его мнению, Ибрагима, но когда тот с важностью повторил те же слова, пашой овладел гнев и, поднявшись в стременах и стиснув рукоять ятагана, он воскликнул:
— Абу-Агиб, перестань неосторожно шутить со мною! Знаю, че*м я обязан святости клятвы. Правда, я обещал тебе ношу первого вьючного животного, и сдержу свое обещание. Итак, пошли взять в моих конюшнях сильнейшего мула, выбери в моей сокровищнице все, что хочешь, и когда он согнется под ношей, вели тащить его сюда живого или мертвого. Но берегись поднимать новые претензии на женщину, на которой покоились мои взоры…
— Оставь у себя свое золото, алмазы и парчи, — возразил астролог громовым голосом. — Что мне в твоих ничтожных богатствах? Наука, создавшая для тебя чудеса, могла бы также собрать у ног моих все богатства царей и великих земли, если бы богатство имело какую-нибудь прелесть в глазах философа, живущего уже только в прошедшем. Оставь у себя проклятые сокровища, награбленные хищничеством и кровопролитиями, но решись исполнить свою клятву прежде, нежели я принужу тебя к этому.
Молодая пленница, наклонясь над мулом, с насмешливостью окидывала взглядами влюбленных стариков.
— Ты принудишь меня? — возразил Эль-Хаджи-Мехеми, пылая гневом, но прикованный к месту взглядом Ибрагима. — Какие законы смеешь ты предписывать мне за слишком великодушное гостеприимство мое? И с которых пор безумный бродяга, земной червь смеет восставать против своего повелителя?..
— Ты мой повелитель! — прервал его вдруг астролог с диким смехом, потрясшим портик и двор. — Ты мой повелитель? А давно ли мелкий деспот уголка Могреба считает себя в состоянии бороться с могуществом человека, владеющего книгой Соломона? В самом деле, великий повелитель Алжира, да сохранит меня Бог от борьбы с твоим гневом! Прощай! Царствуй сколько хочешь, но не жди от меня более ни помощи, ни совета! А я отправляюсь в самый дальний уголок моего приюта помышлять о людской неблагодарности за благодеяния.
Сказав это, он схватил одной рукой узду лошака, на котором сидела пленница, другой ударил оземь жезлом и быстро исчез со своею добычей в пропасти, которая закрылась за ними, не оставив и следа.
Пораженный этим непредвиденным приключением, Эль- Хаджи-Мехеми долго оставался безмолвным и неподвижным. Очнувшись, наконец, он начал изливать свою горесть в жалобах и проклятиях. Потом велел пригнать 300 христианских невольников для взрытия земли на том месте, где исчез Ибрагим. Он сам управлял работами, обещая за успех свободу, — но все было напрасно. То ломы разбивались о гранит, то земля, с трудом выкопанная, сама собой заваливала работников. Напрасно также искали входа з пещеру астролога. Все исчезло, везде была плотная скала и нигде ни следа жилища Ибрагимова.
Сила талисманов не пережила отсутствия чародея. Серебряный всадник остался недвижим с лицом, обращенным на то место, где исчез соорудивший его. Эль-Хаджи-Мехеми понял слишком поздно, что нажил себе непримиримого врага. Печальный возвратился он в Алжир, перечисляя все жертвы, каких напрасно стоил ему странный посетитель, которому он предался с полным доверием.
С этого горестного дня его извещали часто, что отдаленные звуки незнакомой музыки, смешиваясь с голосом женщины, выходили в известные часы ночи из-под земли. Случилось даже, прибавляет легенда, что какой-то пастух, бродя однажды вечером около этого места, заметил в скале луч света и что, приникнув к щели, он увидел блестящую подземную залу, в которой астролог Ибрагим, сладостно раскинувшись на богатых подушках, дремал, по-видимому, убаюкиваемый звуками арфы, на которой играла молодая девушка. Паша поспешил поверить донесению пастуха, но расщелина уже исчезла. Новые разрытия имели также мало успеха. Площадь Кудиат-эль-Сабуна, на которой должны были находиться копии с дворца и садов Гирама, представляла взору по-прежнему пустынное уединение без зелени и тени.
