На самом-то деле было совсем наоборот.
С труда крестьянина жила держава. Так мог ли государь быть врагом крестьянам? Нет, он был защитником крестьян перед лицом дворянской элиты; его задачей, осознанно или нет, было достижение баланса интересов.
Самодержец – в отдельном ли княжестве, или в их союзе, – есть представитель всего народа, а не какой-то его части. Поскольку большинство народа, более 90 %, это были крестьяне, постольку царь оказывался в основном выразителем крестьянских интересов. А национальная элита – местные волостители, какими бы всемогущими ни казались они окружению своему, были не более, как прослойкой слуг царских, надобных царю для реализации этих интересов. Нужно создать определенные условия для безопасности страны, чтобы крестьянин мог спокойно трудиться, а среди этих условий – и защита границ, и развитие торговли, транспорта, связи, науки, образования. На поддержание этого комплекса отдай, крестьянин, плоды трудов твоих!
Иоанн Грозный. Гравюра на дереве неизвестного западноевропейского мастера XVI века
Как правило, элита живет за счет своей страны, но такое поведение нельзя назвать нахлебничеством, если она работает в интересах этой же страны. А вот когда элита начинает действовать исключительно в своих интересах, разоряя страну, а тем более – в интересах иных стран (как сейчас), то это катастрофа. В силу геоклиматических причин Россия проигрывает остальной Европе в возможностях содержать элиту; условия жизни у нас похуже, чем в других, более благодатных местах. Неудивительно, что у элиты появлялось и поныне появляется желание сменить страну проживания. Но ведь она стала элитой не по воле неких нематериальных сил; на ее воспитание и проживание затрачен скудный продукт родины.
Это очень сложный вопрос: как в бедной стране содержать свою элиту. Разбежится она, и пропадет государство. Вспомните: чем пришлось заниматься большевикам после массового бегства элиты в 1917–1918 годах? Создавать новую, «пролетарскую» элиту. Главное, не на льготы и привилегии надо смотреть, а на то, хорошо или плохо высший класс выполняет свои функции. Хорошо? – не жалко никаких льгот. Ну, а если плохо? Как заставить элиту работать на страну? Некоторые считают, что исключительно «кнутом». А кнут-то у кого?
Должны быть и моральные стимулы, вроде патриотизма и духовности. И были они, были, иначе Россия давно бы развалилась, да что там «развалилась», и не создалась бы даже. Был и «кнут» – в руках царя, выразителя воли народа. Лишь в имперский период этот «кнут» попал в руки дворянской знати, которая с легкой душой убивала неугодных ей императоров: половина из них, после Петра, была убита!.. Кнут в руках царя заставляет элиту работать на благо большинства. Кнут в руках элиты, как ее ни назови – дворянской знатью или партноменклатурой, при зависимом от элиты царе, генеральном секретаре ЦК или президенте, направлен против большинства и разоряет страну.
Московский всадник. С немецкой гравюры XVI века
Объединяя Русь, Василий III продолжал дело своего отца, Иоанна III, отнимая у вотчинников города и посады, но так же, как отец, оставлял во владении князей часть их наследственных земель. Некоторые князья до времен Иоанна Грозного сохраняли свои обширные владения, в пределах которых пользовались независимой властью. Правда, у них оставались лишь «обломки» прежнего; уделов у них уже не было, а только измельчавшие вотчины. Подчиненное таким князьям население тем не менее видело в них сыновей и внуков прежних своих государей, полновластных удельных князей.
Существование таких независимых от самодержца владетелей не могло не беспокоить Иоанна IV. Он как раз настаивал на полном равенстве всех «слуг» перед государственной властью: «жаловати мы своих холопей вольны, а и казнити их вольны есмы». Он, как глава государства, совершенно естественно желал «самодержавием и великих и сильных в послушестве имети».
Но это лишь одна сторона дела.
Очень немногие из самостоятельных князей могли прожить с труда своих крестьян. Недостаток денег заставлял их продавать и закладывать свои вотчинные княжества, а покупщиками являлись чаще всего монастыри, накопившие в то время значительные капиталы, – что, кстати, говорит нам о принципиальной возможности создания на Руси государства на теократической основе. Усилению монастырей сильно содействовал и благочестный обычай давать вотчины инокам на поминовение души.
До какой степени дробились и мельчали тогда многие княжеские земли, показывают сохранившиеся сведения о дележах между князьями-наследниками. Когда князья Федор и Роман Гундуровы, из рода Стародубских князей, в 1559 году делили вотчину своего родственника, то князю Федору достались большой двор в селе и к нему несколько крестьянских дворов, половина пашни и пожень. Какую-то малую часть оставили в общем пользовании, а значительная доля перешла в Троице-Сергиев монастырь. Этот монастырь вообще получил весьма много вотчин князей Стародубских, Ромодановских, Гагариных и других наследников прежнего удела Стародуба-Ряполовского. (См. Н. П. Павлов-Сильванский. С. 55.)
Типичные примеры того, какими способами, и в каких значительных размерах монастыри разрушали и поглощали родовые владения соседних князей, являют акты о финансовых и поземельных отношениях князей Ухтомских, потомков Белозерских удельных князей. В 1557 году князь Д. Д. Ухтомский с тремя сыновьями продал Кириллову монастырю село с 17 деревнями и починками за 350 рублей, и вола в придачу; через три года тот же князь продал монастырю еще четыре свои деревни за 100 рублей с лишком (там же, с. 54).
На глазах Иоанна его люди разбазаривали имущество, усиливая независимых от него церковников, а он, царь, не знал, где найти средства для защиты интересов государства! К тому же его люди устраивали заговоры и смели перечить ему, царю, их повелителю! Светские и церковные князья устранялись от государственных дел, а простой народ бежал от этих князей целыми селами!
В 1564 году Иоанн IV выехал из московского кремлевского дворца в знаменитую Александровскую слободу и оттуда 3 января 1565 года послал в Москву две грамоты. В первой, адресованной митрополиту, он объявлял об отречении от престола из-за гнева «на своих богомольцев, на архиепископов и епископов, и на архимандритов, и на игуменов, и на бояр, и на дворецкого, и на конюшего, и на окольничих, и на казначеев, и на дьяков, и на детей боярских, и на всех приказных людей». Во второй тяглым людям, «гостям», посадским и всему православному христианству было объявлено, «чтобы они себе никакого сумления не держали, гневу на них и опалы никоторой нет».
5 января царь принял депутацию москвичей, а дума и духовенство предоставили ему чрезвычайные полномочия. Народ без царя жить не желал, и царь получил от народа мандат на проведение реформ. Иоанн согласился вернуться на царство, но объявил, что учредит особый двор и войско. Это и было сделано: по возвращении в Москву он учредил опричнину, выделив из земщины в свое опричное владение часть городов и волостей и учредив особый двор с опричными дворецкими, боярами, служилыми людьми.
Если ранее опричниной (от слова «опричь» – кроме) называли удел, который великий князь оставлял по завещанию своей вдове, то теперь это название получило новый смысл. Все государство делилось на две части: земщину – земли, управлявшиеся прежними органами во главе с Боярской думой, которой руководили князья Вольский и Мстиславский, и опричнину, в которую отошли земли, выделенные на «прокорм» царя, на содержание его двора и особого отряда.
Прежде всего, в опричнину вошли уезды, близкие к границе с Великим княжеством Литовским, густо населенным помещиками, выходцами из центральных уездов: Вяземский, Козельский, Белевский, Лихвинский, Малоярославский, Медынский, частично Перемышльский и т. д. В центре опричными стали Суздальский и Можайский уезды. Опричными были и земли Аргуновской волости вокруг Александровой слободы (она входила в Переславль-Залесский уезд). Отдельные волости были отписаны в опричнину и в других местах, в том числе и неподалеку от Москвы: Гжель, Олешня и Хотунь на Лопасне (на границе с Дмитровским и Коломенским уездами), Гусевская волость Владимирского уезда, Домодедовская волость на реке Пахре, наконец – окрестности озера Селигер, где ловили рыбу для царского стола. Финансовую базу опричнины должны были составить платящие большие налоги северные земли: Поморье, Двинской край, Вологодский уезд.
Москву на опричнину и земщину делила река Неглинка. В дальнейшем территория опричнины в стране расширилась, но окраинные земли всегда оставались в земщине.
Земщину обложили большим налогом на устройство опричнины (на переселения и прочее): царь взял с нее 100 тысяч рублей. Чтобы представить себе, что означала в XVI веке эта сумма, можно вспомнить, что село с несколькими деревнями продавали за 100–200 рублей. Вклада в монастырь в 50 рублей было достаточно, чтобы вкладчика и его родных поминали ежедневно до тех пор, пока «бог велит сей святой обители стояти». Годовой оклад денежного жалованья служившего при дворе человека невысокого ранга равнялся 5-10 рублям, а 400 рублей – это был самый высокий боярский оклад. Таким образом, 100 тысяч рублей составляли гигантскую по тем временам сумму.
