Пизанские анналы под 1137 г. сообщают о богатых подарках, доставленных в Пизу императорскими послами.[1199] Тогда же, вероятно, был возобновлен и договор от 1111 г., — по крайней мере в 1141 г. пизанского посла Дуоди мы видим в Константинополе, и там же существует в это время пизанская колония. В шестидесятых годах пизанская колония была в Константинополе настолько многочисленной, что во время столкновения пизанцев с генуэзцами на улицах столицы со стороны первых действовало будто бы свыше тысячи человек[1200]; но в этих же шестидесятых годах положение пизанцев в Константинополе было сильно скомпрометировано их упорным нежеланием порвать с Фридрихом Барбароссой, которого Мануил считал в это время своим главным противником в Италии. Во второй половине десятилетия их постигла настоящая опала, — они были изгнаны из Константинополя в предместья столицы.[1201]
Также рано начались сношения и с Генуей. Византия и Генуэзская республика обменялись посольствами по поводу столкновения их флотов в восточных водах в 1101 г.[1202] Однако, только в сороковых годах мы видим настойчивое стремление Генуи прочнее обосноваться в византийских владениях, — она ведет переговоры с Калоиоанном, когда тот находился в Антиохии. Преждевременная смерть императора помешала тогда генуэзцам добиться поставленной цели.[1203]
Новые переговоры начались в пятидесятых годах при императоре Мануиле. В 1155 г. генуэзцам удалось было добиться от византийских послов, направленных Мануилом в Геную, очень выгодных для республики условий, среди которых особенно важное значение имели ежегодные денежные субсидии, снижение обложения генуэзских купцов с 10 до 4 %, предоставление причала и торгового квартала в Константинополе.[1204] Реализация этого соглашения, однако, серьезно задержалась. Сближение Генуи с королем Сицилийским, состоявшееся около этого времени, заставило Мануила повременить с утверждением уступок, сделанных его послами.[1205] Гибеллинская политика Генуи в начале шестидесятых годов мало благоприятствовала ее дальнейшим домогательствам в Константинополе[1206] и в это время усилия генуэзского посла Амико де Мурта добиться реализации соглашения от 1155 г. пока не давали результата. Тем не менее количество генуэзцев в Восточной столице быстро возрастало и в упомянутом выше столкновении с пизанцами они насчитывались сотнями. Во второй половине шестидесятых годов мы снова видим Амико де Мурта в Константинополе: генуэзцы хотят добиться равного положения с венецианцами, а император стремится оторвать их от союза с Фридрихом. Ни та, ни другая сторона сначала не хотят полууступок: Генуя отказывается от денег, которыми Мануил хотел купить ее союз против Барбароссы[1207]; Мануил, все еще увлеченный своей италийской политикой, ищет в Италии надежных союзников.
Около 1170 г. Мануил несомненно уже решил пойти на разрыв с Венецией. Изгнание в конце шестидесятых годов пизанцев из Константинополя, мало подвигавшиеся вперед переговоры с Генуей заставили Мануила, однако, медлить с выполнением этого решения, так ведь можно было противопоставить себе все три могущественные морские республики Италии, как ни мало они склонны были действовать в согласии друг с другом. Задумав разрыв с одной из них, по-видимому самой могущественной, Мануил должен был добиться тесной дружбы с другой и по меньшей мере благожелательного нейтралитета третьей. При данных условиях легче всего было договориться с Пизой: она домогалась всего лишь восстановления своего прежнего положения в столице ромеев; но, сделав необходимые уступки Генуе, можно было добиться дружественного расположения и этой последней.
Этим и объясняется, что Мануил резко изменил свое отношение к Пизе и стал более сговорчивым в переговорах с Генуей. Детали переговоров с Пизой нам известны, но Пизанские анналы под 1172 г., т. е. уже после разрыва Мануила с Венецией, сообщают только о возвращении им императором прежних позиций на территории империи и в Константинополе.[1208] Это видно и из договора, заключенного может быть несколько ранее этого императором с Пизой.[1209] Миссия Амико де Мурта в свою очередь в конце концов также увенчалась если не полным успехом, то все же привела к значительному улучшению позиций Генуи в Византии. К 1170 г. генуэзцы получили твердую базу в Константинополе, добились еще раз снижения обложения их купцов до 4 %, ежегодных незначительных денежных дотаций и гарантий свободной и безопасной торговли.[1210]
Таким образом, задумав порвать с венецианцами, император Мануил сблизился с пизанцами и постарался одновременно избежать всяких осложнений с генуэзцами. Об этом последнем обстоятельстве свидетельствует тот факт, что в Генуе об императоре Мануиле остались добрые воспоминания и, когда в 1180 г. он умер, генуэзский анналист, один из продолжателей Кафаро, нашел необходимым отметить этот факт следующими словами: «В 1180 г. скончался Мануил, дивной памяти всеблаженнейший император Константинопольский».[1211] Венецианцы после 1171 г. отзывались о своем бывшем союзнике иначе.
Сближение Византии с Генуей и Пизой раздражало венецианцев не в меньшей степени, чем дружба Венеции с южно — италийским королевством возмущала императорское правительство. Отношения между обоими государствами оказались натянутыми до последней степени, — надо было ожидать враждебных действий с той и другой стороны. Инициативу взяла на себя Венеция. В 1168 г. шесть венецианских галер захватили пять анконских с их экипажами, причем несколько человек анконцев было повешено. Это было сделано как раз в тот момент, когда отношения между Анконой и Византией были особенно дружественными, и Анкона превратилась в опорный пункт Восточной империи в Италию. Надо было ожидать ответного удара. Это и было сделано 12 марта 1171 г.
Венецианцы должны были быть готовы к репрессиям со стороны восточного соседа, но удар, нанесенный им Мануилом, был все-таки внезапным.[1212] Византийские источники — Киннам, Никита Хониат — изображают события 1171 г. как возмездие венецианцам за оскорбления, нанесенные императору под Корфу, как мероприятие, вызванное заносчивостью и дерзостью ненавистных «торгашей» с лагун. Киннам кроме того инкриминирует им еще нападение на генуэзский квартал в 1170 г. и отказ выполнить распоряжение императора о возмещении убытков. Венецианские анналисты, со своей стороны, относят эти события на счет зависти и злобы императора.[1213] В действительности, как мы видели, причины лежали глубже.
Венецианцы усиленно подчеркивают коварство Мануила, который «льстивыми словами» старался заманить в пределы Романии как можно больше венецианских купцов, чтобы готовившийся им удар был как можно более эффективным.[1214] Два венецианских посла, находившихся в то время в Константинополе, были императором обласканы, и он рассеял их опасения, вызванные дошедшими до них слухами о готовящемся нападении, заверениями в своей дружбе.[1215] Удар обрушился на голову нескольких тысяч венецианцев, что не так уж невероятно при обширности тех экономических связей, которые существовали у венецианцев в Византийской империи. Почти двадцать тысяч их, — уверяют нас венецианские анналисты, — находилось весной 1171 г. в пределах Романии и около половины этого числа было сосредоточено в одном Константинополе.[1216] «Подобно льву» обрушился Мануил на венецианских купцов и в столице, и на всем протяжении империи. Их хватали в домах, на площадях, ловили на море.[1217] Кто не успел бежать, были посажены в тюрьмы, — для узников в них нехватало места, ими стали заполнять монастырские кельи и казематы. Имущество, деньги и товары были конфискованы, но только часть всего этого попала в казну, — остальное было расхищено местными чиновниками, исполнителями распоряжения императора.[1218]
Взрыв возмущения вызвали эти действия в Венеции, когда туда в апреле прибыло несколько венецианских кораблей, уцелевших от погрома, с известием о его размерах. Немедленно было принято решение организовать экспедицию в византийские воды с целью мести и возмещения убытков. Голоса благоразумия, рекомендовавшие вступить с Византией в переговоры, смолкли в буре общего негодования.[1219]
В четыре летних месяца 1171 г. был вооружен флот в составе 100 галер и 20 кораблей; флот этот затем был усилен несколькими судами зависимых далматинских городов. Дож Витале Микьеле сам стал во главе экспедиции. Венецианский флот обогнул Морею, направился к Негропонту, делая нападения на приморские города, замки и именья. Побережье Негропонта также было разграблено без всякой помехи, так как греки не смели сопротивляться. Несколько сановников империи, очевидно крупные землевладельцы острова, «просили отправить к императору послов для переговоров». Дож нашел это предложение приемлемым, послы были отправлены, а флот продолжал углубляться в византийские воды. Венецианцы подошли к Хиосу и здесь решили обосноваться для зимовки и для организации нападений на соседние острова. Витале Микьеле подражал Доменико Микьеле.
