не рассердился на братьев, и тогда боги, видя такую добродетель, велели его рукам и ногам снова прирасти к нему.
В "Шах-Намэ" этот же рассказ является под видом эпизода о царевиче Сиавуше и царице Судабэ. Действие происходит при царе Кай-Каусе, скоро после смерти Сограба. Царица Судабэ, жена Кей-Кауса, влюбляется в пасынка своего Сиавуша вскоре после смерти его матери, заставляет своего мужа прислать его к себе в гарем и там старается склонить его на свои желания. Сиавуш не согласен, и когда первый её приступ остаётся напрасен, она думает запугать его своим мщением. Сиавуш остаётся непоколебимым. Тогда она пробует ещё раз уговорить его, пленить его полным зрелищем своей красоты. Но всё понапрасну, ничто не действует на царевича; однако же он не хочет выдать её своему отцу и сохраняет её предложение в тайне. Оскорблённая Судабэ, полная страсти, досады и тщения, потеряв надежду удовлетворить свои желания, клевещет на Сиавуша Кей-Каусу, уверяет его, что царевич хотел изнасиловать её. Кей-Каус приговаривает его к смерти, но тут всё объясняется, царь мирится с невинным сыном и удаляет от себя преступную жену.
Но самым для нас важным и едва ли не самым древним между всеми этими рассказами является рассказ, встречаемый нами в "Записках о западных странах", переведённых на китайский язык с индийского в VII веке Хиуэн Тцангом, и в одной индийской легенде, содержащей "Жизнь царя Асоки" — самого знаменитого, горячего и могущественного распространителя буддийства в древней Азии. У этого царя был сын Кунала, и ему приписываются с древнего времени рассматриваемые нами события. В "Записках о западных странах" рассказывается следующее. У царевича Куналы мать была законная жена царская, именем Падмавати; лицо его было исполнено прелести, и он рано стал отличаться своею благосклонностью и человеколюбием. Когда умерла законная царица, мачехой ему стала гордая и развратная жена царская. Слушаясь только своей слепой страсти, она стала втайне уговаривать царевича, чтоб он склонился на её желание. Этот заплакал, приписал всю вину самому себе и удалился, каясь в своих прежних грехах. Мачеха, получив отказ, пришла ещё в больший гнев. Она подкараулила такое время, когда царь был свободен, и спокойно сказала ему: "Кому поручить управление города Такшасилы, как не твоему собственному сыну? Вот теперь царевич стал знаменит своим человеколюбием и сыновнею преданностью. Он любит мудрых, он им покровительствует, и имя его в устах у всех". Царя соблазнили такие речи, и он благосклонно принял эту коварную затею. Тогда он тотчас же сообщил свои приказания царевичу и дал ему такие наставления: "Я получил высшую власть в наследство и обязан передать её во всей целости моего преемнику. Я только того и боюсь, как бы не уронить её и как бы не обесчестить предков моих, царей. Вот я поручаю тебе нынче управление Такшасилой, приведи в повиновение возмутившихся подданных этого царства. Государственные дела очень важны, но часто людские чувства лживы и обманчивы. Не предпринимай ничего легкомысленно, чтобы не нанести вреда своему венцу. Всякий раз, что получишь от меня приказание, хорошенько рассмотри на печати оттиск моих зубов. Моя печать — в собственном моем рту. Обманет ли она тебя?" После того царевич принял повеления своего отца и отправился восстановлять порядок. Спустя долго время его мачеха Тишиаракшита, которой ярость всё только увеличивалась, изготовила подложное письмо от царя и запечатала его красны воском; потом, дождавшись, чтоб царь уснул, потихоньку оттиснула на печати его зубы и тогда поскорее послала к Кунале гонца с письмом будто бы от царя. Прочитав его, стоя на коленях, советники (министры) переглянулись, не зная, на что решиться. Царевич спросил их, о чём они плачут. "Царевич, — сказали они, — царь прислал указ. Вот в этом письме он делает выговор царевичу и велит нам вырвать у него оба глаза, выгнать его вон, кинуть одного на горе или на долине и оставить с женой на произвол судьбы, пусть живут или умирают вместе. Но хотя и есть такой указ, мы всё-таки ещё не можем его послушаться. Теперь надо снова спросить царя и вести тебя к нему в цепях, прежде чем казнить". Царевич сказал им: "Когда батюшка присудил меня на смерть, тот как же я осмелюсь отказываться? Впрочем, на печати оттиснуты его зубы — значит, тут нет ни подлога, ни ошибки". Тогда он велел палачу вырвать у себя глаза. Потеряв зрение, он стал просить милостыню себе на пропитание. Бродивши там и сям, он пришёл в царскую столицу к своему отцу. Его жена сказала ему: "Вот мы и в царском городе". "Ах, — возразил он, — как я мучусь от холода и голода. Был я прежде царским сыном, а теперь стал нищим! Хотелось бы мне, чтоб меня выслушали и узнали, кто я таков. Дай-ка я снова расскажу прежние свои проступки". Потом он придумал хитрость. Он вошёл в царскую конюшню и в последнюю половину ночи начал испускать вопли и петь жалобным голосом, аккомпанируя себе на вине. Царь был в это время наверху в беседке, услыхал эти благородные песни, слова которых были полны горечи и тоски. Он удивился и сказал про себя: "Кажись, по этим звукам вины, это мой сын; но как же это он сюда попал?" И тотчас он спросил у конюшенного сторожа: "Кто это там поёт?" Тогда этот привёл слепого и поставил его пред царём. Увидев царевича, Асока стал со слезами его расспрашивать: "Кто это тебя изуродовал? Теперь, этим жестоким несчастием мой возлюбленный сын лишён света, он ничего более не видит. Как он будет видеть и рассматривать свой народ? О небо, небо! Вот как добродетель выродилась!" Царевич стал со слезами благодарить его и отвечал ему: "Дело всё в том состоит, что у меня недостало сыновней любви, и за то я наказан небом. В таком-то году, такого-то месяца и числа я однажды получил приказание от нежной моей матери: не было у меня никакого средства извиниться, и я не посмел избавиться от наказания". Царь понял в глубине сердца своего преступление, совершённое его второю женою, и, не начиная никакого следствия, подвергнул её самому высшему наказанию". Этот рассказ оканчивается тем, что по царёвой просьбе излечить его сына один мудрец собирает в сосуд слёзы всего народа, сошедшегося слушать его проповедь, этими слезами омывает глаза царевичу, и царевич снова прозревает".
Этот самый рассказ встречается и в "Жизни царя Асоки", изложенной на основании индийских источников Бюрнуфом в его
