Как нам известно, ключевую роль в подготовке покушения сыграли сведения об ужасах, творимых нацистами на Востоке. Как показали последние исследования, о зверствах на Восточном фронте знали военные, но вопрос в том, насколько хорошо об этом были осведомлены простые немцы.
Не подлежит сомнению, что немецкое общество в корне изменилось в ходе войны: раньше власти только проповедовали ценности расизма, теперь же страна извлекала из расизма выгоду. По словам профессора Гейера, «около тридцати процентов рабочих, трудившихся в промышленности и сельском хозяйстве Германии, были иностранцами, вывезенными для принудительного труда, военнопленными или даже узниками концлагерей, отправленными для выполнения кратковременных задач». Но самое страшное заключение, к которому приходит профессор и другие историки, то, что в этом расистском государстве «немцы не только жили с этим, но их устраивало подобное положение вещей». Появление большого количества людей, которые были ниже даже низшего слоя местного населения, было им выгодно. Этот факт еще раз убеждал немцев в том, что они выше других и нацистская пропаганда об арийской, особенной, расе – чистая правда. Простые рабочие превращались в десятников, прорабов, домохозяйки обзаводились слугами – расизм изменил основы общества. И это следует учитывать, говоря о реакции немцев внутреннего фронта на вести извне, что они не знали, что происходит на Востоке. Разумеется, не каждый немец верил нацистской пропаганде, но почти все они сталкивались с последствиями расизма в виде «недостойных» рабочих, которые встречались в стране повсюду. В таких условиях сложно было не почувствовать себя высшим существом. Когда оборванные польские рабочие еле тащились мимо, как было немцу не почувствовать превосходство? Но после 1945 года немцы не могли больше открыто заявлять о своем превосходстве, особенно когда все узнали страшные подробности Холокоста. Даже расистская риторика стала запретной как для местных жителей, так и для солдат, сражавшихся на фронте.
Довольно легко предположить, что немцы, которые наживались на труде расовых изгоев, не раз задумывались о том, что ждет их, если рабы немецкого государства снова окажутся на свободе? Если Германия падет, станут ли эти люди мстить тем, кто так долго их угнетал? Каждый, кто получал хоть какую-то выгоду от этого злодеяния, боялся часа расплаты.
Возможно, страх перед неизбежным наказанием за участие в построении современного расистского рабовладельческого строя и сыграл какую-то роль в решении немцев сражаться за режим до конца, однако один важный вопрос остается без ответа: сколько немцев из числа гражданского населения знали во время войны об истреблении евреев? Если основываться на материалах множества отснятых нами бесед с немецкими обывателями, то все они утверждают, что не знали об этих зверствах. Например, когда мы спрашиваем Габриель Винклер, секретаря по профессии, о том, что ей было известно в то время о судьбе евреев, то она дает нам типичный ответ: «Мы слышали, что их выслали на Мадагаскар или в какую-нибудь другую богом забытую страну. Но кто знает, люди всякое говорят, я не слишком задумывалась о том, что происходило с евреями». Некоторые из наших собеседников отвечают, что полагали, будто евреев депортировали на Восток, в трудовые лагеря. Иоганн Цан, эксперт в области финансов, говорит, что «знал, что их отправляли в трудовые лагеря, но даже не догадывался о том, что власти систематически истребляют этот народ. Однако должен признать – если бы я знал это во время войны, то не стал бы протестовать… Да и едва ли нашелся бы такой человек, который в здравом уме и твердой памяти пошел бы грудью на амбразуру».
Наши собеседники часто негодовали по поводу гораздо менее значительных примеров несправедливости, проявляемой нацистами: например, их возмущало то, что еще до начала депортации немецких евреев заставляли носить особый знак – желтую звезду. «Ужасно! Это было ужасно, – сокрушается Эрна Кранц, которая жила в молодости в Мюнхене. – На параллельной улице жила баронесса Бранка, дочь еврейского торговца из Гамбурга, которая вышла замуж за барона… Так вот на нее тоже нацепили эту желтую звезду. Мне искренне было жаль ее, это ужасно, потому что она была такой милой… Ведь даже сегодня мы вынуждены отворачиваться от нуждающихся, потому что физически не можем помочь каждому, то же самое и я чувствовала тогда. Мы лишь разводили руками, что еще нам оставалось делать? Мы были бессильны и вынужденно признавали, что человека можно преследовать без вины». Таким образом, из ее рассказа мы можем сделать лишь один вывод: даже менее серьезные преступления, которые происходили прямо у немцев под носом, беспокоили их больше, чем несправедливость гораздо большего масштаба, которую они не видели, пусть многие при этом наверняка догадывались. Так что намерения нацистов депортировать евреев за пределы Германии было инспирируемым злодеянием.
Чем чаще мы спрашиваем у наших собеседников, когда они узнали о концентрационных лагерях, тем становилось яснее, что получим однозначные «да» или «нет» в ответ: либо они ничего не знали об этом во время войны, либо знали, когда, казалось, что ответы не должны быть однозначными, что правда гораздо сложнее. Профессор Гейер считает, что существовало по меньшей мере три уровня осведомленности местного населения о судьбе евреев. На первом уровне это было просто «визуальное знание»: естественно, что от их внимания не укрылось, что евреи куда-то исчезли. «Пропадали соседи, – объясняет профессор, – все, несомненно, это замечали, но при этом мирились с тем, что в округе не осталось ни одного еврея». На этом уровне каждый немец отдавал себе отчет о судьбе евреев. На другом крайнем уровне о лагерях смерти знали лишь относительно немногие: ни один лагерь не работал на территории довоенной Германии, и даже на высшем уровне нацистской иерархии о них говорили осторожно, заменяя особо провокационные слова эвфемизмами (например, кодовое слово «эвакуация», которое использовал Эйхманн в протоколе Ванзейской конференции). На среднем уровне осведомленности люди знали, что с евреями происходит что-то «плохое». Это самый интересный уровень, и количество людей, которые относятся к этой категории, посчитать довольно сложно. Когда евреи исчезли из городов и сел, то вполне возможно, что некоторые простые немцы не задумывались о том, что же с ними случилось. Но если они действительно об этом задумывались, то должны были прийти к выводу, что тех постигла страшная участь. Гонения евреев начались еще со времен бойкота еврейской торговли в 1933 году. В 1939 году Гитлер объявил, что «мировая война» непременно закончится истреблением еврейской расы в Европе. Слухи о зверствах, которые нацисты творили на Востоке, пускай даже без привязки к антисемитской политике, должны были дойти и до немецких земель, ведь в них участвовало большинство частей и соединений вермахта. Все, кто задумывался о дальнейшей судьбе евреев, понимали: с ними происходит «нечто плохое».
Донесение, поступившее из Франконии, юг Германии, в декабре 1942 года от СД – службы внутренней разведки, которая занималась анализом ситуации внутри страны, под командованием Рейнхарда Гейдриха, – свидетельствует о том, что нацисты и сами интересовались тем, что известно местному населению об истреблении евреев на востоке: «Более всего сейчас людей верующих и сельских жителей беспокоят вести из России, в которых говорится о расстрелах и истреблении евреев. Граждане встревожены. Сельские жители не уверены в нашей победе в этой войне и опасаются, что, если евреи вернутся в Германию, то и их месть будет страшна»2.
И лишь немногие жители рейха оказывали сопротивление нацистским гонениям на евреев. Одними из таких героев стали Ганс и Софи Шолль, студенты Мюнхенского университета, которые во время войны выпускали и распространяли листовки, призывающие немецкую молодежь «восстать» и построить «новую, духовную Европу». Они называли унижение евреев и убийство польской интеллигенции «страшнейшим преступлением против человеческого достоинства». Ганса и Софи задержали, подвергли пыткам, а затем казнили. Софи Шолль призналась сокамернице, что надеется, что ее смерть станет знаком для тысяч других немцев и они усомнятся в правоте нацистов. Однако в день ее казни, 22 февраля 1943 года, студенты Мюнхенского университета устроили демонстрацию в знак своей верности нацистскому режиму. Как утверждает историк Йен Кершоу: «…не может быть никакого движения сопротивления – тут, думаю, вы со мной согласитесь – без активной массовой поддержки, но в Германии в то время практически не было даже пассивной поддержки тем, кто, рискуя всем, осмеливался бросить вызов системе»3.
Гражданам Германии достаточно было сходить в местный кинотеатр, чтобы найти еще одну причину не поддерживать таких храбрых личностей, как Софи и Ганс, в их борьбе с нацизмом. В нацистских кинохрониках постоянно показывали, как вся страна сражается не на жизнь, а на смерть с Красной Армией – врагом, которого немцы боялись больше всего. Они боялись того, что ждет Германию, если ненавистные большевики победят, и это заставляло их поддерживать войну и нацистский режим.
