великой славе и почете. Надо запретить и все драматические представления: пусть театр перестанет существовать в Греции, пусть творения Софокла, Еврипида, Эсхила и Аристофана будут сожжены рукою палача, потому что не пользу они приносят гражданам, а служат только ни к чему не ведущей забавой; в них автор говорит не то, что сам думает, а то, что по его мнению, должны думать другие. Невозможно знать, что думают другие; лучше будет, если каждый постарается понятно изложить хоть свои собственные мысли. К тому же автор часто говорит и от лица дурных людей, т.е. подражает им, а, подражая дурному, можно им и заразиться. Лучше всего было бы, по мнению Платона, если бы были состоящие на службе у государства поэты, которым можно бы было прямо заказывать такие произведения, которые правители признают полезными для общего чтения. И он с великим удовольствием говорил о строе Древнего Египта, где, как он слышал во время своего пребывания там, были законом определены те произведения поэтов, которые могли читаться юношами.
Много прав давал Платон своим правителям, и можно было бояться, что, пользуясь этими правами, они станут обижать граждан и заботиться только о своей выгоде. И вот, чтобы помешать им заботиться о своем обогащении, Платон хотел запретить и им, и подчиненным им чиновникам и воинам иметь у себя всякое частное имущество. До тех пор, говорил Платон, пока правители и стражи будут обладать частным имуществом, они будут более чувствовать себя собственниками домов, полей и денег, чем служителями общего блага. Каждый из них будет заботиться о том, чтобы увеличить свои поля, улучшить свои дома, увеличить у себя количество денег. Поэтому лучше, если их будут содержать прочие граждане и давать им все необходимые вещи для жизни; жить они должны не в своих домах, а в отдельном от прочих граждан, как бы лагерном месте и иметь там общий стол, обедая в отдельных, отведенных для них палатках. Денег они не должны иметь у себя даже и для мелочных расходов, чтобы не заразиться страстью к ним. «В обществе граждан, – говорил Платон, – им одним не должно принимать и касаться золота и серебра, даже быть под одной с ними кровлей, обкладываться золотыми и серебряными вещами и пить из них». Не довольствуясь этим, Платон требовал, чтобы стражи и правители не имели и семьи; тогда им уже и совсем незачем будет думать об увеличении своих богатств: женатый человек должен думать о доставлении удобств для своей семьи, а одинокому думать не о ком. Не будет тогда и тяжб, и ссор, потому что они возникают либо из-за денег, либо из-за детей и родственников.
Еще лучше станет, думал Платон, если не одни только правители и стражи не будут иметь у себя частного имущества. «Самый лучший порядок, – говорил он, – будет в том городе, в котором об одном и том же предмете слова “мое” и “не мое” произносит наибольшее число граждан», то есть в котором все общее. Тогда все будут получать из общего достояния по своим заслугам, не будет ни богатых, ни бедных, и никому не будет нужды завидовать другим. «Тогда все будут радоваться радостью другого, и если дела одного гражданина окажутся в хорошем положении, то всякий другой скажет: “Мои дела хороши”, а если в дурном, то – “и мои дела нехороши”. Больше всего правители должны остерегаться, как бы «втайне от них богатство и бедность не проникли в город». Лучше всего вдали от богатства и бедности живут люди, когда они занимаются земледелием и обитают в уединенной стране, довольствуясь тем, что им посылает природа, не вступая в сношения с соседними странами.
Богатеют больше всего купцы и промышленники; поэтому не нужно давать этим людям свободы наживаться. Пусть промышленники выделывают только самые необходимые предметы для жизни – одежду, обувь, предметы питания и т.п. Нездоровым, «лихорадочным», называет Платон тот город, в котором «понадобятся и скамьи, и столы, и другая утварь, и мясо, и масти, и благовония, и пирожные», а также «живопись, расцвечивание материй, золото, слоновая кость и все тому подобное». Нехорошо также, если в городе много купцов. Без них, как и без промышленников, совсем обойтись нельзя; так как в благоустроенном городе один производит только оружие, другой – только обувь, третий – только зерно и масло, то нужны и посредники между ними, которые доставляли бы каждому то, чего у него нет, а лишние вещи брали бы на продажу. Но все-таки купцы – это барышники, которые сами ничего не производят и богатеют тем больше, чем больший убыток терпят другие: для них выгодно то, что для других невыгодно, – купить дешевле и продать дороже. Это – люди «самые слабые телом и не способные ни к какой другой работе». За ними надо постоянно следить, а то они разорят простой народ, скупят у бедняка все, что тот имеет, и будет этот бедняк «жить в городе, не будучи никаким его членом: ни промышленник он, ни ремесленник, ни всадник, ни гоплит, но зовется бедняком и бобылем». Потому-то правители должны следить за тем, чтобы торговцев было немного и чтобы это были только честные люди; а чтобы они не впадали в искушение, пусть сами правители назначают цены на все товары и заставляют торговцев держаться этих цен. Пусть не будет в государстве и большого числа денег, потому что деньги плодят великое зло, обогащая одних и разоряя других. Деньги должны служить только для ежедневного обмена, чтобы платить должное художникам, давать плату наемникам, рабам и слугам. Для этого в государстве должна быть ходячая монета, которая не имела бы никакой цены для чужестранцев. Эта монета должна быть железная: она тяжелее всякой другой, ее неудобно хранить, и потому никто не будет держать ее в большом количестве и обогащаться таким путем. Золотую же и серебряную монету нужно употреблять только в тех случаях, когда приходится платить чужестранцам (в походах, путешествиях, в случаях посольств и пр.).
Не похоже было положение дел в тогдашних Афинах на все эти пожелания Платона. Все здесь было иначе, чем этого хотел Платон. Ясно было, что Платону все не нравилось на его родине, в богатых и торговых Афинах, и он придумал такой строй, в котором не было как раз того, что было там, ни власти народа, ни свободы жизни, ни богатых фабрик, ни разжившихся купцов, ни постоянной борьбы между богатыми и бедными. Был другой город, в котором в прежние времена действительно существовало многое из того, что хотел теперь
