В моем дневнике от 10 февраля записаны впечатления об осмотре мною частей, входивших в состав 2-й армии. Между прочим, там значится, что генерал Гриппенберг приказал выдать на батарею по 30 знаков отличия военного ордена, которые и пришлись в осматриваемой мною батарее на 70 человек, участвовавших в бою. Действительно, вся [380] почти первая шеренга, к моему удивлению, была в крестах. Между тем батарея эта в деле почти не участвовала, имела только случайные потери — одного убитого и двух раненых. Командир батареи доложил мне, что ему было стыдно о такой награде объявлять чинам батареи и выбирать для награждения совершивших подвиг. Я выразил нижним чинам надежду, что они в следующих боях докажут, что достойны пожалованных им знаков отличия.
Огромные права командующих армиями по хозяйственной части при одной железной дороге и одном районе для продовольствия были излишни и способствовали лишь удорожанию многих предметов, ибо назначение справочных цен более высоких, чем в других армиях, могло служить поводом к повышению этих цен и в остальных армиях. Генерал Гриппенберг и в этом отношении действовал непонятным образом. В декабре возникли большие затруднения по доставке мяса в армию, и я предупредил командующего 2-й армией, что нам придется перейти с фунтовой на полуфунтовую дачу. Несмотря на это, приказом по армии от 21 декабря он увеличил дачу мяса до 1,5 фунта в день на человека.
Заслуживает также упоминание о сделанном по приказанию генерала Гриппенберга заказе 300 000 пудов муки и 120 000 комплектов белья на сумму в 900 000 руб. с поставкой в Тянь-Цзине. Очевидно, эта поставка не могла состояться.
В общем, при создавшейся обстановке на р. Шахе, если бы наши корпуса были сделаны значительно большими, то нужды в трех командующих армиями с их особыми правами не было бы никакой.
Между тем, когда операция окончилась под Мукденом неудачно, вышло, по мнению многих, так, что за все и всех должен отвечать главнокомандующий.
Относительно личного состава я приведу ниже оценку, сделанную мною под свежим впечатлением пережитого боевого опыта в отчете по 1-й Маньчжурской армии. Оценка эта в главном согласована с мнениями старших начальствовавших в армии лиц. [381]
Командный элемент. Вопрос об оценке высшего командного элемента, т. е. об оценке деятельности лиц, занимающих должности командиров корпусов, начальников дивизий и командиров бригад, не может быть и, казалось бы, не должен разрешаться теперь же.
Слишком много личных, чисто субъективных взглядов может лечь в основание этой оценки. Надо дать успокоиться и уму и сердцу, чтобы с беспристрастной оценкой на основании исторических данных приступить к данному вопросу.
Все же почти безошибочно можно сказать, что главным свойством нашего высшего командного элемента, особенно в первый период кампании, было отсутствие инициативы, неумение вести наступной бой и недостаток настойчивости. Результатом этого всегда являлось несогласование действий крупных единиц, равнодушие к положению соседа и преждевременное признание боя проигранным.
Даже лучшие по качествам начальники всегда находили более выгодным, если наступать начнет сосед, а сами они будут только поддерживать.
Если кого-нибудь теснили и он отступал, соседи вместо того, чтобы помочь поправить положение, уходили.
Смелого порыва вперед не было почти ни у кого.
Работа полковых командиров была уже в значительной мере выше в боевом отношении, но нельзя не поставить в упрек недостаточное умение ориентироваться в, обстановке и местности. Редко командир полка, посланный в отдел, мог обойтись без помощи офицера Генерального штаба. Пользоваться картами, учить подчиненных обращаться с картой, в особенности в начале кампании, не умели, что сильно сказывалось на ведении операции, так как полки опаздывали, шли зачастую не туда, куда надо. Все это отчасти объясняется и отсутствием навыка действовать в горной местности.
С течением времени этот недостаток уменьшился, но все же давал себя чувствовать и в мукденской операции, и после нее. Состав офицеров, хотя и лишенный должного [382] военного одушевления, был хороший, в особенности в отношении офицеров действительной службы. Лучшим доказательством самоотверженной работы офицерского состава служит количество потерь, понесенных армией за отчетный период, с ноября 1904 г. по сентябрь 1905 г., из которого видно, что процент убитых и раненых офицеров значительно превышает процент потерь в нижних чинах{56}.
Нельзя не прибавить, что в общем значительно ниже по качеству офицеров действительной службы были офицеры запаса, за исключением зачисленных на службу по собственному желанию.
Офицеры эти значительно отставали в тактической подготовке от офицеров действительной службы и не всегда с достаточным желанием несли свои обязанности с тем рвением, какое необходимо в боевых условиях.
Многие прапорщики запаса оказались неудовлетворительно подготовленными. Получив это звание лишь для того, чтобы в случае мобилизации не быть нижним чином, ничего не имея общего с военной службой, часто не [383] симпатизируя ей и не обладая мало-мальски сносной подготовкой, прапорщики запаса во многих случаях не пользовались авторитетом среди подчиненных нижних чинов.
Что касается до прапорщиков и зауряд-прапорщиков, произведенных за боевые отличия из нижних чинов, то они оказались элементом прекрасным во всех отношениях. Выделившись из среды солдат и дорожа своим положением, с одной стороны, они имели среди нижних чинов достаточный авторитет, с другой стороны, они уживались и с офицерской средой, будучи прекрасными старательными помощниками ротных командиров.
Насколько зауряд-прапорщики относились самоотверженно к делу, свидетельствует то, что из 600 зауряд-прапорщиков, числившихся в армии, в феврале только за Мукденские бои были убиты и ранены 192 человека, т. е. свыше 28 %.
Нравственный уровень офицерской среды был вполне удовлетворителен. За весь отчетный период удалено из района армии за неодобрительные проступки всего 19 офицеров.
При оценке деятельности Генерального штаба высшими строевыми начальниками, большинством высказывалось мнение, что теоретическая подготовка, умственные способности и самоотверженная служба офицеров Генерального штаба стоят высоко.
Вместе с тем столь же единодушно высказывалось, что офицеры Генерального штаба недостаточно слиты с войсками и не обладают в достаточной мере практическими знаниями, дабы правильно судить, что от войск можно требовать и в какой мере исполнимо то или другое приказание при данной обстановке, что нужно предпринять для избежания невольных неправильностей при передаче и исполнении приказаний и т. п. Как на средство для достижения практической подготовки офицеров Генерального штаба, строевые начальники указывали на прохождение службы преимущественно в войсках и при этом во всех родах оружия, и лишь отчасти в штабах. [384]
Действительно, надо искоренить из войск взгляд на офицера Генерального штаба как, главным образом, на канцелярского работника. Надо снять с них обременившую их тяжесть письменных работ.
Как во всякой корпорации, так и в среде офицеров Генерального штаба есть и более способные к полевой службе, и такие, которые предпочитали служить исключительно в штабах. Полагаю необходимым разграничить эти категории.
В общем, состав офицеров Генерального штаба 1-й армии надо признать вполне выполнившим то, что от него требовалось.
За отчетный период потери офицеров генерального штаба убитыми и ранеными определились цифрой в 12% по отношению к среднему списочному числу.
Если же принять во внимание те потери, которые понесли корпуса в лице офицеров Генерального штаба до сформирования 1-й армии, то процент возрастет до 25,7.
Офицеров Генерального штаба, эвакуированных в Россию по болезни, в 1-й армии было за весь отчетный период всего 4. Большинство раненых возвращалось в строй.
Относительно старшего командного состава ныне признаю необходимым прибавить следующее:
Многие из генералов, командовавших с большим успехом отдельными частями в мирное время, в военное время, в голове более крупных частей, оказались несоответствующими. Должной практики в мирное время по строевому командованию дивизиями и корпусами, очевидно, не было. Многие из этих начальников отстали от современных боевых требований. Характерной чертой большинства из них было не брать на свою ответственность сколько-нибудь энергичные решения.
В армию в голове крупных частей прибывали лица, заведомо несоответствующие или по болезненному состоянию, или по другим серьезным причинам. В трех армейских корпусах, составленных из старых полков, прибывших ранее других на театр военных действий, после первых боев удалились сами или были удалены один [385] командир корпуса, четыре начальника дивизий и несколько командиров бригад.
