Слава богу, до сих пор связь нашего офицера с нижним чином существует прочная, основанная на взаимном доверии. Но с самого начала войны эту связь пытались подрывать.
Кириллов и другие обрушились и на наш Генеральный штаб. Несомненно, что в настоящую войну очень многие офицеры Генерального штаба работали самоотверженно и пользовались часто доброй славой, командуя частями войск или служа в штабах. Многие из них выдавались своими военными дарованиями, энергией, исключительным мужеством и нашли славную смерть в бою.
Во главе их помянем незабвенного героя Порт-Артура генерала Кондратенко. Приведем затем имена убитых: отважного генерал-лейтенанта графа Келлера, штаб-офицеров героев Запольского, Науменко, Жданова, Пекуты, [390] Васильева, Можейко, умершего от ран Андреева, убитого на Путиловской сопке капитана Ягодкина и др. Большое число офицеров Генерального штаба ранено. Назовем в числе их четырех начальников дивизий: генерал-лейтенантов Ренненкампфа, Кондратовича, генерал-майоров Лайминга, Орлова, штаб-офицеров Маркова, Клембовского, Гутора, Российского, Гурко, Пневского и др., всего убито около 20 офицеров Генерального штаба и ранено 40.
Такое отношение к офицерскому составу со стороны нашей печати, старания различных лиц подорвать во время военных действий авторитет начальствующих лиц, равнодушие интеллигентных слоев России к тому, что происходило на полях Маньчжурии, и в особенности энергично веденная противоправительственная пропаганда в армии, имевшая целью военный бунт, не могли, конечно, способствовать подъему духа в армии, не могли создать стремления каждого к подвигу. Военного одушевления в армии не было.
Состав нижних чинов. Нижние чины так же, как и офицеры, делились на две категории: на состоящих на действительной службе и призванных из запаса.
Состав нижних чинов, состоящих на действительной службе, был хорош во всех отношениях. Нижние чины были достаточно стойки, достаточно выносливы и хорошо подготовлены.
Запасные были значительно слабее.
Прежде всего, старшие сроки по состоянию здоровья не могли выносить тяжелых боевых условий при климатических данных Маньчжурии: солнечные удары, разрыв сердца были весьма частыми случаями при походных движениях по горам в летнюю жару. Во время периода боев под Дашичао, Хайченом, Ляояном летом в 1904 г. часто до такой степени уставали, что делались неподвижными и совершенно непригодными для наступательных действий.
Кроме того, запасные старших сроков не были знакомы с трехлинейной винтовкой и забыли все, что знали на службе. Требовалась большая работа, чтобы подготовить и подучить их до уровня солдат действительной службы. [391]
Главное же то, что запасные, особенно старших сроков службы, не обладали во всех случаях большой стойкостью. Части, составленные почти целиком из запасных, т. е. развернутые резервные полки, представляли из себя мало удовлетворительный элемент. Требовалось многократное привлечение их к боевым столкновениям, чтобы приучить и их к бою, к полям, чтобы, так сказать, обстрелять их.
Исключение составляли полки 4-го Сибирского корпуса, прекрасно показывавшие себя еще под Дашичао, Хайченом и Ляояном, укомплектованные исключительно сибиряками — людьми угрюмыми, но стойкими, с твердым и решительным характером.
Но в этих полках, при их выдающейся беззаветной твердости и стойкости, замечалась малая способность к покорным движениям, в особенности в жаркое летнее время.
Отличный боевой элемент представляли из себя укомплектования из молодых солдат. Только что прошедшие курс обучения, молодые годами, в большинстве не семейные, молодые солдаты были и выносливы, и подвижны, да кроме того, обязанные службой, они не тяготились боевыми условиями.
Укомплектование молодыми солдатами началось, к сожалению, уже после Мукденских боев, но можно с уверенностью предположить, что этот элемент, прекрасно показавший себя в небольших делах, еще лучшие результаты мог дать в крупном, решительном сражении.
От нравственного элемента войск на войне, по мнению великого полководца Наполеона, зависит три четверти успеха. Это отношение нравственного элемента к материальному сохраняет свою силу и в настоящее время, когда условия боя еще более стали тяжелыми, чем были во время наполеоновских войн. Ныне больше, чем когда-либо, моральная сила армии зависит от настроения нации.
В главе 3-й сего труда мной указывалось, что ныне при современной организации армии войну ведут главным образом люди, призванные из запаса, и что поэтому [392] для успеха требуется, чтобы война была народной и чтобы в достижении этого успеха дружно со своим правительством участвовал весь народ.
Такой народной войной и была война для японцев. Для наших же войск война, веденная в Маньчжурии, не была войной народной. Цели на Дальнем Востоке, которые мы преследовали, не были понятны русскому офицеру и солдату. Общее недовольство, охватившее все слои населения России перед войной, тоже только способствовало тому, чтобы начатая война стала ненавистной. Никакого подъема патриотизма война эта не вызвала. В армию стремились многие хорошие офицеры — это вполне объяснимо, но все слои общества остались равнодушными к начатой борьбе на Дальнем Востоке.
Несколько сот простых людей просились идти на войну добровольцами, но дети наших вельмож, купцов, ученых не рвались в армию. Из многих десятков тысяч учащейся молодежи, праздно проводившей время и часто жившей при этом за счет государства, нашлось (кроме студентов-медиков) лишь несколько человек, поступивших в ряды добровольцами. В это же время в Японии стремились стать в ряды дети самых знатных граждан, даже в возрасте 14—15 лет. Был случай, что мать убила себя со стыда, когда сын ее был признан негодным поступить в солдаты.
Равнодушие России к той кровавой борьбе, которую сыны ее вели в чужой стране за малопонятные интересы, не могло не поколебать сердца даже сильных воинов. Военное одушевление, порыв к подвигу не могли явиться при таком отношении к ним на родине. Но в России не ограничились одним равнодушием к армии. Представители революционных партий чрезвычайно энергично принялись за работу, чтобы увеличить наши шансы на неудачи и воспользоваться ими для достижения своих темных целей. Возникла целая подпольная литература, имевшая целью расшатать доверие офицера к своим начальникам, доверие солдата к офицерам, доверие всей армии к правительству. [393]
В распространенном в очень большом числе экземпляров издании социал-революционеров «К офицерам русской армии» приводится следующая главная мысль:
«Самый худший, опасный и единственный враг русского народа — его нынешнее правительство. Это оно ведет войну с Японией, под его знаменами сражаетесь вы и сражаетесь за неправое дело. Всякая ваша победа грозит России бедствием упрочения «порядка», всякое поражение приближает час избавления. Что же удивительного, если русские радуются успехам нашего противника?» Но лица, ничего общего с социал-революционной партией не имевшие и искренно любящие Россию, помогали врагам России распространением в печати мнений о бессмысленности веденной войны, об ошибках правительства, не устранившего этой войны. Об этих деятелях М. Горбатов в своей брошюре «Под впечатлением текущих военных действий» (издание редакции журнала «Море и его жизнь», 1905) пишет: «Еще ужаснее то, что эти мнимые друзья народа в то самое время, когда наши геройские войска идут в бой на жизнь и на смерть, нашептывают им страшные, смущающие слова: «Вы, господа герои, идете умирать бессмысленно, идете умирать за ошибки нашей политики, а не за кровные интересы нашей родины».
Что может быть ужаснее подобной роли мнимых героев, друзей народа, подрывающих идейную почву под ногами наших героев, идущих на смерть? Легко можно себе представить состояние духа нашего офицера или солдата в бою после прочтения какой-нибудь газетной или журнальной статьи о безыдейности и бесполезности настоящей войны.
Революционные партии находили в этих мнимых друзьях поддержку своей работе, имевшей целью подорвать дисциплину в наших войсках».
Запасным при призыве их на службу давали возбуждающие против офицеров прокламации, посылали их в войска и в Маньчжурию. Получаемые письма сообщали о беспорядках в России. Получаемые газеты, читаемые нижними чинами и в госпиталях и на позициях, поносили [394] начальствующих лиц и офицеров и подрывали доверие к ним со стороны нижних чинов. Работа по ослаблению дисциплины в армии велась энергичная и, конечно, не безрезультатная. Вожаки действовали при этом для достижения своей поставленной цели: «чем хуже, тем лучше». По отношению к военной силе их идеалом служила история на броненосце «Потемкин». Другие по неразумию помогали этим врагам не только нашей армии, но и нашей родины. Можно представить себе негодование Меньшиковых, Кирилловых, Куприных и других, если бы им сказали, что по отношению к армии они играли ту же роль, какую сыграли лица, возмутившие матросов против офицеров «Потемкина». А между тем это так. Трудно даже придумать, что могли бы сказать матросам броненосца «Потемкин» худшего, чем сказал про наших офицеров Меньшиков, упоминая про их промотанную совесть, пьянство, разгильдяйство, закоренелую лень.
