из местного религиозного союза без отречения от иудейства мог бы быть легко разрешен с точки зрения национального союза: еврей свободомыслящий может не быть членом религиозной общины, оставаясь членом национальной общины. Но до такой широкой постановки вопроса не могли додуматься в эпоху господства ассимиляции.
Мало-помалу религиозная борьба улеглась, уступив место узаконенному расколу общин на группы ортодоксов и «либералов». Последний термин вытеснял прежнее название «реформисты» по мере того, как терялись следы «реформы», превратившейся в «существующий порядок». Под «ортодоксами» подразумевались везде неоортодоксы, ибо в Германии давно сошли со сцены старые ортодоксы, отвергавшие всю европейскую культуру. Новая ортодоксия усвоила не только внешнюю культуру: она поддалась ассимилирующему влиянию немецкой среды и в своей внутренней жизни, — но тем судорожнее цеплялась она за религиозную обрядность, как единственный для нее якорь спасения.
Среди всеобщего внутреннего распада замечалась, однако, тенденция к объединению общин на почве взаимопомощи, объединялись различные государства Германии, объединились и евреи этих государств. В 1869 г., во время заседаний лейпцигского синода, был учрежден «Немецко-еврейский Союз общин» (Deutsch-israelitischer Gemeindebund). Общины различных государств Германии, вошедшие в состав союза (в 1872 г. число их было 113), соединились для взаимных услуг и осведомления по делам управления, благотворительности, устройства школ, подготовки раввинов и проповедников, а также для совместной деятельности по улучшению политического и общественного положения евреев. Всякие религиозно-партийные вопросы исключались из программы союза, так что в него могли вступать и реформированные, и ортодоксальные общины. Эта федерация, начавшая правильно функционировать в 1872 г., все более разветвлялась и впоследствии объединила несколько сот общин Германии. Бюро союза находилось сначала в Лейпциге, а с 1882 г. — в Берлине.
§ 38. Историография и национальная идея (Грец и Гесс)
Немецко-еврейский литературный ренессанс, ознаменовавший вторую четверть XIX века, продолжал давать плоды и в следующую четверть века. Плоды оказались более зрелыми: почва уже была обработана. В центре литературы по-прежнему стояла историческая наука. Еще продолжал свои кропотливые исследования «отец еврейской науки» Л. Цунц. В освободительную эпоху, под шум политических переворотов, он писал свою трилогию о синагогальной поэзии (§ 14), систематизировал средневековый мартиролог еврейства как законченное историческое явление, не предвидя его повторения. Углубился в еврейскую науку и борец реформации Гейгер, после того как его идеалы отчасти осуществились. В 1857 г. он издал свой крупнейший труд «Древний текст и переводы Библии в связи с развитием иудаизма» (Urschrift etc.), где установил тесную связь между канонизацией Библии и борьбою саддукеев с фарисеями в греко-римскую эпоху и ярко осветил историческую полосу, соединяющую устное учение с писаным. Различные моменты позднейшей истории освещены в ряде монографий Гейгера: о Габироле, Иегуде Галеви, Кимхидах, Леоне Модене, Исааке Троки, а также в статьях периодических изданий (галицийские «Kerem chemed», «Ozar nechmad» и «Hechaluz» и Гейгеровский журнал «Jüdische Zeitschrift für Wissenschaft und Leben» (1862—1874). Свои общие исторические воззрения Гейгер изложил в ряде лекций и проповедей, читанных в 60-х годах и собранных в трехтомной книге «Еврейство и его история» («Das Judentum und seine Geschichte», 1865— 1871). Приспособленный к аудитории раввина-реформиста, этот труд дает не философию истории еврейского народа, а теологическую систему развития иудаизма, которую автор отождествляет с еврейской историей вообще. Корень системы заключается в том, что вначале была идея: высокая идея монотеизма, для которой Провидение создало живого носителя — еврейский народ. Как народ, созданный только для осуществления в мире определенной духовной миссии, Израиль не мог удержаться в тесных рамках государства и национальности: дух разрушил эти рамки и вырвался наружу. Христианство пыталось присвоить себе миссию иудаизма, но осуществило ее в несовершенной форме, ибо изобрело догмы троицы, богочеловека и искупления от первородного греха. Задача иудаизма поэтому сводится к водворению в мире абсолютной формы монотеизма, совместимой с требованиями разума. В этом — счастье диаспоры. «Замкнутое» национальное еврейство не могло бы выполнить такую миссию; рассеянное, входящее в состав других наций в виде отдельных «религиозных групп», оно эту миссию выполняет и со временем выполнит.
Не все, однако, признавали эту господствующую идеологию эпохи. Путем научного исследования открывались иные пути в исторической эволюции еврейства. Представитель «позитивно-исторического» направления Захарий Франкель раскрывал в своих трудах на еврейском языке («Darke ha’mischmah» и «Mewo ha’jeruschalmi», 1859 и 1870 гг.) эволюцию «устного учения», Мишны и Талмуда, не навязывая ей современных тенденций. Издававшийся им с 1851 года «Ежемесячник для еврейской истории и науки» («Monatsschrift für Geschichte und Wissenschaft des Judentums») вносил живую струю в историческую науку, которая разрабатывалась здесь не под давлением богословских систем. Как директор «Еврейской теологической семинарии» в Бреславле (с 1854 г.) Франкель больше заботился о подготовке научных деятелей, чем теологов-раввинов. В этой атмосфере научной мысли созрел мощный талант лучшего еврейского историографа — Генриха (Гирша) Греца (1817—1891).
Уроженец прусской Польши, вскормленный в ранней юности традиционной еврейской наукой и затем уже перешедший к европейскому знанию, Грец сначала склонялся к неоортодоксизму своего учителя Самсона-Рафаила Гирша; но чуткий критический ум скоро отвлек его от этого направления, которое мумифицировало иудаизм. Углубившись в изучение еврейской истории, Грец почувствовал биение народного пульса под покровами всяких религиозных систем. Он задумал исполинский труд: изобразить многовековую жизнь еврейского народа на основании критически проверенных источников. Существовавшие уже исследования отдельных моментов истории значительно облегчили Грецу работу, но для сооружения целого здания еврейской историографии нужен был гений архитектора. Грец и был таким архитектором. Он начал свой труд с талмудической эпохи (4-й том его «Geschichte der Juden», опубликованный в 1853 г.), и сразу обнаружилась разница между ним и его предшественником Иостом. Вместо бледных теологических призраков перед читателем выступали живые фигуры творцов Талмуда, движущиеся на фоне исторических событий — политических и общественных кризисов. Еще с большим блеском проявился талант Греца в третьем томе «Истории евреев», посвященном периоду Хасмонеев и римского владычества (1856). Страстная борьба нации за свою независимость, соперничество греко-римской и еврейской культур в Иудее и диаспоре, внутренние столкновения партий, наконец, последняя война Иудеи с Римом — все это изображено яркою кистью художника и в то же время освещено тонким критическим анализом. В это время Грец уже распространял историческое знание двойным путем писаного и устного слова — своими лекциями в Бреславской семинарии, где он состоял преподавателем с 1854 г. до конца жизни. С каждым томом «Истории евреев» росла зрелость его исторической мысли. В пятом томе, трактующем об эпохе эпигонов Талмуда и гаонов, у Греца вырывается следующее определение еврейской истории, весьма близкое к новейшей национальной концепции: «История поталмудического периода все еще имеет
